 |
 |
ЛИТЕРАТУРА |  |
 |
 |
||||
Эпизод 15
James Joyce. Ulysses. Пер. - С.Хоружий, В.Хинкис.
"Избранное" (тт.1-2). М., "Терра", 1997.
OCR & spellcheck by HarryFan, 27 November 2000
Вход в Ночной Город со стороны Мэббот-стрит. Поодаль трамвайное кольцо, скелеты рельсов прямо на немощеной земле, красные и зеленые блуждающие огоньки, знаки опасности. Закопченные лачуги с разинутыми дверями. Редкие фонари, слабая радужная игра на их стеклах. Стоит ледяная гондола Рабайотти, вокруг нее чахлые людишки обоего пола. Расхватывают вафли, в которых зажаты куски медного и свекольного снега. Начинают их сосать, медленно расползаются. Дети. Гондолы лебединое увенчанье, вздымаясь, пронзает тьму, блестит белым и голубым в луче маяка. Посвисты зовут, откликаются. Зов. Постой, сладенький, я к тебе. Отклик. На задах, за конюшней. Пучеглазый глухонемой идиот, пуская слюни обвислым ртом, дергается, трясется в трясучке. Вокруг хороводом дети, он в кольце их ручонок. Дети. Kithogue! [Левша (ирл.)] Привет! Идиот (поднимает трясущуюся левую руку, гугнит). Фхыхэ! Дети. Где-где светит свет? Идиот (брызжа слюной). Фхыпхыхо. Они отпускают его. Дергаясь, он уходит. На веревке протянутой между оградами, качается карлица и считает вслух. Смутная фигура раскинулась у помойки, заслонившись рукой и шапкой; она храпит, ворочается, мычит, скрежещет зубами и храпит дальше. Пигмей, роющийся на свалке, взойдя на ступеньку, приседает, чтобы взвалить на плечи мешок с тряпьем и костями. Возле него карга с чадящей масляной лампой заталкивает еще одну бутылку ему в мешок. Он забирает добычу, криво нахлобучивает фуражку, молча отчаливает. Карга тащится к себе в логово, мотая лампой. Рахитик, сидящий на крыльце, скрючась, с бумажным мячиком на резинке, ползет за ней боком, толчками, цепляется за подол, встает на ноги. Пьяный фабричный, качаясь, обеими руками хватается за ограду. На углу маячат двое рослых патрульных в дождевиках, руки на чехлах дубинок. Где-то разбивается тарелка; визжит баба; скулит детеныш. Мужская ругань громыхает, стихает, молкнет. Тени скользят, крадутся, выглядывают из нор. В лачуге, при свечке, воткнутой в пустую бутылку, девка вычесывает золотушному детенышу перхоть из головы. Из переулка голос Сисси Кэффри, пронзительный, еще молодой. Сисси Кэффри. В подарочек Молли За лихость в застолье Дам ножку гуся, Эх, ножку гуся. Рядовой Карр и рядовой Комптон, с тросточками под мышкой, бредут, спотыкаясь, затем разом поворачиваются и, как по команде, издают залп, подражая испусканию газов. Из переулка мужской смех. Дюжая мужебаба с бранью на них. Мужебаба. Чума на вас, распердяи. Девке с Кавана силов да укрепы. Сисси Кэффри. Везет мне. Каван, Кутхилл, Белторбет. (Поет.) В подарочек Нелли За резвость в постели Дам ножку гуся, Эх, ножку гуся. Рядовой Карр и рядовой Комптон оборачиваются, отругиваясь, мундиры их в тусклом фонарном свете ярко-кровавы, белобрысые стриженые башки в черных гнездах фуражек. Стивен Дедал и Линч пробираются сквозь толпу поблизости от красномундирных. Рядовой Комптон (тыкает пальцем). Дорогу пастору. Рядовой Карр (оборачиваясь, окликает). Эй-эй, пастор! Сисси Кэффри (голос ее забирает выше). Она сразу клюнет И кой-куда сунет Эх, ножку гуся. Стивен, помахивая ясеневой тросточкой, зажатой в левой руке, ликующе распевает входной псалом из пасхальной службы. Линч, в жокейском картузике, надвинутом низко на лоб, сопровождает его с насмешливо-недовольной миной. Стивен. Vidi aquam egredientem de tempio a latere dextro. Alleluia [И узрел я поток, из храма истекающий с правой стороны. Аллилуйя (лат.)]. Из двери высовываются голодные обломанные клыки старой сводни. Сводня (сиплым шепотом). Тсс! Поди сюда, что скажу. Тут целочка есть. Только тсс! Стивен (altius aliquantulum). Et omnes ad quos pervenit aqua ista [(весьма громко). И все они пришли к потоку тому (лат.)]. Сводня (ядовито сплевывает им вслед). Коновалы из Тринити. Трубы фаллопиевы. В штанах ни пенса, один хрен. Эди Бордмен сидит рядом с Бертой Сапл, засопев, смахивает шалью под носом. Эди Бордмен (язвительно). И, значит, эта мне говорит: а я тебя видела на Фейтфул-плейс с твоим ухажером, с этим подлизой в шляпе фасона пошли-в-постельку. А я ей на это, да неужто? Уж чья б корова мычала. Меня еще покамест не накрывали с женатым шотландцем в бардаке. Вот так вот я ей. Ну, штучка! Притом вдобавок постукивает. Упрямства как у осла! А еще было, гуляла сразу с двумя, с Килбрайдом, он механик, и с Олифантом, с капралом. Стивен (triumphaliter). Salvi facti sunt [(торжествующе). И были они спасены (лат.)]. Размахивая ясеневой тросточкой, он колеблет фонарный луч, раскалывает свет над миром. Бело-рыжий спаниель подкрадывается сзади к нему, рычит. Линч отпускает ему пинка. Линч. Ну и что? Стивен (оглядываясь). А то, что именно жест, а не музыка, не запахи, стал бы универсальным языком, тем даром языков, что сделает зримым не обыденный смысл, а первую энтелехию, структурный ритм. Линч. Порнософическая филотеология. Метафизика на Мекленбург-стрит! Стивен. Шекспир был под башмаком у строптивой, Сократа заклевала его мегера. Даже премудрый Стагирит, и того некая прелестница зацапала, взнуздала и оседлала. Линч. Эва! Стивен. Как бы там ни было, кто желает два жеста изображающие ломоть и кувшин? Вот движение, что изображает ломоть и кувшин хлеба и вина у Омара. Подержи тросточку. Линч. Да провались эта рыжая палка. Скажи лучше, куда мы идем? Стивен. К Джорджине Джонсон, к la belle dame sans merci [дама прекрасная и безжалостная (франц.)], ad deam qui laetificat iuventutem meam [к богине, веселящей юность мою (лат.)], о похотливый линкс [Lynx, рысь (лат.)]. Насильно сует ему трость и медленно, запрокидывая назад голову, вытягивает и разводит руки, пока они не раскинулись на полную ширь, ладони вниз в пересекающихся плоскостях, пальцы слегка раздвинуты, левая рука выше. Линч. Ну и какая тут кувшин хлеба? Хотя все одно. Что это, что вон таможню. Изображай, изображай. Возьми костыль свой и ходи. Они идут дальше. Томми Кэффри на четвереньках подбегает к фонарному столбу, обхватывает его и карабкается наверх маленькими рывками. С верхней перекладины соскальзывает вниз. Столб обхватывает Джеки Кэффри, собираясь влезать. С другой стороны к фонарю приваливается фабричный. Близнецы ныряют во тьму. Фабричный, шатаясь, зажав одну ноздрю пальцем, извергает из другой мощную соплю. Потом он взваливает столб на плечо и тяжко прет сквозь толпу со своим пылающим факелом. От реки медленно подползают змейки тумана. Зловонные испарения поднимаются от луж, от выгребных ям, от сточных канав, от свалок и от помоек. Зарево брезжит где-то на юге от устья реки. Фабричный прет, прорезая толпу, правя к трамвайному кругу, пьяно шатаясь. С дальней стороны, из-под железнодорожного моста появляется Блум, красный, запыхавшийся, рассовывая по карманам хлеб и шоколад. В витрине парикмахерской Гиллена он видит сборный портрет храбреца Нельсона. Вогнутое зеркало сбоку являет ему любвенесчастного забропокинутого угугугрюмого Буфлуффума. Важный Гладстон глядит на него в упор - на Блума каков он есть. Он следует мимо, сраженный было взглядом грозного Веллингтона, но в выпуклом зеркале ухмылка уже вновь оживляет поросячьи глазки и жирные щечки Польдика-толстомордика. У дверей Антонио Рабайотти Блум останавливается, блестя каплями пота под яркой дуговой лампой. Исчезает. Через миг опять появляется, спешит дальше. Блум. Рыба с картошкой. Не то. Ага! Исчезает к Олхаузену, торговцу свининой, под опускающуюся дверную завесу. Вскоре выныривает из-под нее, пыхтящий Польди, блудный Блумуфф. Держит в каждой руке по свертку, в одном - еще теплая свиная ножка, в другом - холодная ножка баранья, посыпанные немолотым перцем. Стоит, отдуваясь. Наклоняется вбок, прижимает к боку сверток, кряхтит. Блум. Ох, аж в боку колет. И что я как угорелый? Как следует отдышавшись, медленно движется к освещенным путям. Снова блеснуло зарево. Блум. Это что еще? Вспышки какие-то. Прожектор? Остановился возле Кормака, вглядываясь. Блум. То ли Aurora borealis [северное сияние (лат.)], то ли сталь плавят? Ах да, пожарная ехала. Ну и ладно, на юге. Ничего полыхает. А вдруг его дом. В районе Беггарс-буш. Нам не грозит (Бодро мурлычет.) Лондон, Лондон весь горит, на пожар бегите! (Видит в конце Толбот-стрит фабричного, прущего сквозь толпу.) Этак я его упущу. Бежим. Быстро. Лучше тут перейду. Бросается через улицу. Крики мальчишек. Мальчишки. Эй, мистер, глаза дома забыл? Два велосипедиста проносятся вплотную к нему, бумажные фонарики их покачиваются, звонки трезвонят. Звонки. Стой-той-той! Блум (застывает, пораженный внезапной болью). Ох! Оглядевшись по сторонам, резко кидается вперед. В сгущающемся тумане к нему коварно подкрадывается дракон пескоразбрасыватель, он едет на малой скорости, во лбу мигает большая красная фара, с шипеньем и треском искрит дуга. Вожатый жмет на педаль сигнального гонга. Гонг. Динь Дон Трень Брень Блям Блюм. Яростно взвизгнули тормоза. Блум, подняв руку в белой полисменской перчатке, торопится унести с рельсов ноги, которые внезапно не слушаются его. Вожатый, едва не налетев на свою баранку курносым носом, окруженный проводами и рычагами, проезжая, орет. Вожатый. Ты, полные штаны, ты что тут трюки выкидываешь? Блум (выбравшись на обочину, опять останавливается. Свиноногой рукой утирает грязь со щеки.). Нет прохода. На волосок, зато колотье прошло. Надо бы снова взяться за упражнения по Сэндоу. Стойку на руках. И оформить страховку от несчастного случая на улице. У Провиденшел. (Ощупывает брючный карман.) Талисман бедной мамы. Каблук легко может в рельсах застрять, шнурки - в колесе запутаться. Уже мне однажды черный ворон ободрал башмак колесом. У Леонард на углу. Третий раз везучий. Полные штаны. Наглец. Стоит пожаловаться. У них плохие нервы от напряжения. Может, тот самый, что утром загородил мне ту модницу. Тот же тип красоты. Но ловко сообразил. Ноги-то у меня заплетались. Зерно истины в каждой шутке. Та жуткая канава на Лэд-лейн. Что-нибудь я вредное съел. Считается, к невезению. Почему бы? Наверно, мясо плохое. Знак зверя. (На мгновение закрывает глаза.) Что-то голова кружится. Ежемесячная мигрень или другое подействовало. Туман в мозгу. Какая усталость. Просто не могу больше. Ой! Зловещая фигура стоит у магазина О'Бейрна, прислонясь к стенке и скрестив ноги, лицо незнакомое, меченое темною ртутью. Из-под широкополого сомбреро смотрит на него взглядом, не обещающим ничего хорошего. Блум. Buenos noches, senorita Blanca, que calle es esta? [Добрый вечер, сеньорита Бланка, как называется эта улица? (исп.)] Фигура (делает знак рукой и произносит бесстрастно). Пароль. Срод Мэббот. Блум. Ага. Мерси. Эсперанто. Slan leath. (В сторону.) Шпион Гэльской лиги, тот шут гороховый подослал. Идет дальше. Путь преграждает тряпичник с мешком за плечами. Блум берет влево, мешконос влево. Блум. Позвольте. Сторонится от него, огибает боком, минует и идет дальше. Блум. Держись правей, правей, правей. Если в Степсайде Турклуб поставил дорожный указатель, благодаря кому такое доброе дело? Только благодаря мне, тому, кто там заблудился, а после выступил на страницах "Ирландского велосипедиста" с заметкой "В дебрях Степсайда". Держись, держись, держись правей. Тряпичник в полночь стал смелей. Похоже, забор. Первое место, куда направляется убийца. Смыть свои грехи мира. Джеки Кэффри, за которым гонится Томми Кэффри, со всего разбега налетает на Блума. Блум. Ох! Шатнувшись на слабых ногах, останавливается. Томми и Джеки испарились. Блум скотоногими руками охлопывает себя по загашнику с бумажником, по часовому кармашку, внутреннему карману, по прелестям греха и по мылокартофелине. Блум. Берегись карманников. Старая воровская уловка. На ходу столкнется с тобой и срежет бумажник. Вокруг рыщет приблудный пес, носом к земле, принюхиваясь. Смутная фигура чихает. Появляется бородатый согбенный человек, на нем долгополый кафтан сионских старейшин и серая ермолка с вишневыми кисточками. Роговые очки низко сползли на нос. Желтые потеки яда на бескровном лице. Рудольф. И таки снова растранжирил полкроны. Два раза за один день. Но я говорил тебе: никогда не води компанию с пьяными гоим. Э? Тебе не сколотить никакие деньги. Блум (стоит понуро, спрятав за спину свертки, ощущая спиной свиное тепло и бараний холод). Ja, ich weiss, papachi [да, папа, я знаю (идиш)]. Рудольф. Что же ты делаешь в таком месте? Или у тебя нет души? (дрожащие когти ощупывают безмолвное лицо Блума.) Или ты не сын мой, не Леопольд, внук Леопольда? Или ты не милый мой сын Леопольд, что оставил дом отца своего и оставил бога своих праотцов Авраама и Иакова? Блум (осторожно). Да, это так, папа. Мозенталь. Все, что осталось от него. Рудольф (суров и мрачен). И таки однажды тебя привели домой пьяного как свинья и после траты все деньги. Хорошие деньги. Как ты зовешь их, эти юноши что бегают? Блум (узкоплечий юноша в голубом элегантном оксфордском костюме, жилете с белой отделкой, каштановой тирольской шляпе, при часах Уотербери чистопробного серебра на двойной цепочке "Принц Альберт" с печаткою и брелками. Одна сторона костюма покрыта засыхающей грязью). Кроссмены, папа. Это же единственный раз. Рудольф. Единственный! По уши весь в грязи. Рука порезана. Столбняк. Они таки сделают тебе капут, Леопольдлебен. Ты должен быть осторожно с этими юноши. Блум (неуверенно). Они меня подговорили пробежать спринт. А там было грязно и я нечаянно поскользнулся. Рудольф (с презрением). Goim nachez [гойское счастье (идиш)]. Прекрасная картина для твоей бедной матери! Блум. Мама! Элин Блум (в чепце с лентами, как у барыни из райка, в кринолине и с турнюром наподобие вдовы Твэнки; блуза с пуговками на спине и рукавами фонариком, серые перчатки, камея; волосы уложены в сетку. Она появляется над перилами лестничной площадки, держа криво в руке подсвечник, испуганно и пронзительно вскрикивает). О милостивый Боже, что они сделали с ним! Мои соли! (Подбирает подол и роется бурно в кармане своей полосатой нижней юбки. Оттуда летят флакон, медалька с Агнцем Божиим, сморщенная картофелина, кукла из целлулоида.) Святая Божия Матерь, но где же, где же ты был? Блум, бормоча невнятно, потупив взгляд, пытается засунуть свои свертки в карманы, и без того набитые, терпит неудачу, стоит, продолжая что-то бубнить. Голос (резко). Польди! Блум. Кто это? (Пригнувшись, неловко закрывается от удара.) К вашим услугам. Он поднимает глаза. Мираж финиковых пальм, и прямо перед ним - прекрасная женщина в костюме турчанки. Ее пышные округлости туго теснятся в алых шальварах и блузке, расшитой золотом. Широкий желтый кушак опоясывает ее стан. Белая чадра, лиловеющая в ночи, закрывает ее лицо, оставляя лишь черные большие глаза и волосы цвета воронова крыла. Блум. Молли! Мэрион. Ой ли? С этого дня, золотой мой, изволь говорить миссис Мэрион, когда ты ко мне обращаешься. (Насмешливо.) Наш бедненький муженек не застудил ли ножки, гуляя так долго? Блум (переминаясь с ноги на ногу). Нет-нет. Совершенно ничуть. Он дышит глубоко, возбужденно, глотая воздух, он спрашивает, надеется, вот тут для нее свиные ножки на ужин, ему надо столько ей высказать, извинения, желание, он словно весь в трансе. На лбу у нее блестящая монета, драгоценные кольца на пальцах ног. Лодыжки соединены тонкой цепочкой. Подле нее верблюд, на голове у которого красуется высокий тюрбан, на спине - седло с балдахином, откуда свисает шелковая лесенка с бесчисленным множеством ступенек. Он переступает на месте, беспокойно дергая крупом. Она сердито хлопает его по окорокам, и на ее запястьях звякают златозмейки звонкогневно. Ругает его по-мавритански. Мэрион. Nebrakada! Femininum! Верблюд, подняв переднюю ногу, срывает с дерева большой плод манго и протягивает госпоже, держа его своим раздвоенным копытом, моргая. Потом опускает голову и, посапывая, выгнув шею, неуклюже примеривается стать на колени. Блум сгибается и подставляет спину, как в чехарде. Блум. Я бы мог вам... То есть как ваш меменеджер... Миссис Мэрион... если вы... Мэрион. Так что уловил перемену? (Медленно ласкает пальцами свой стан, увешанный украшениями. В ее взгляде мягкая дружелюбная насмешка.) Эх, Польди-Мольди, чурка ты неотесанная! Тебе бы надо повидать жизнь. Повидать белый свет. Блум. Я все время хотел вернуться за этим лосьоном, воск с померанцевым цветом. В четверг рано закрывается. Я завтра с утра, первым делом. (Хлопает себя по карманам.) Эта блуждающая почка. А! Он показывает на юг, потом на восток. Восходит новенький, чистенький кусок лимонного мыла, источая свет и душистость. Мыло. Я и Блум, мы всех важней, всякий видит сам: Придает он блеск земле, я же - небесам. В диске солнцемыла появляется веснушчатая физиономия аптекаря Свени. Свени. Три и пенни, будьте любезны. Блум. Да-да. Это для моей супруги, миссис Мэрион. По особому рецепту. Молли (ласково). Польди! Блум. Чего изволите, сударыня? Молли. Ti trema un poco il cuore? [Забилось ли сильней твое сердце? (итал.); вариация фразы из дуэта "Дай руку мне, красотка")] Презрительно отворачивается и уходит, холеная и пухленькая, соблазнительно семеня, напевая дуэт из "Дон Жуана". Блум. Но вы уверены с этим Voglio? Я в смысле произноше... Бредет следом, за ним терьер, вынюхивая. Старая сводня берет его за рукав, поблескивают волоски на ее бородавке. Сводня. Десять шиллингов, целка. Свежачок, не притрагивались. Пятнадцать. И никого там, один папаша ее, бухой в подкладку. Показывает рукой. В приотворенных дверях своей темной каморки стоит Брайди Келли, робкая, забрызганная дождем. Брайди. Хэтч-стрит. Может, у вас есть настроение? Слабо ойкнув, взмахнув шалью, словно летучая мышь крыльями, она убегает. Дюжий детина гонится за ней большими сапошажищами. Спотыкается о ступеньки, встает и исчезает во мраке. Доносятся слабые смешки, потом затихают. Сводня (ее волчьи глаза горят). Ишь, как ему приспичило. Ты слушай, в шикарном заведении ты девушку не найдешь. А тут за десять. Да не телись час, гляди в штатском засекут. А эта, из шестьдесят седьмого, сучка. Герти Макдауэлл хромает к нему, строя нежные глазки. С жеманными ужимками вынимает из-за спины и показывает ему, скромно потупясь, запятнанное кровью белье. Герти. Все мое достояние земное тебе я вверяю дабы ты. (Понизив голос.) Вы это сделали. Ах, я ненавижу вас. Блум. Я? Когда? Это вам приснилось. Я вас первый раз вижу. Сводня. А ну, отойди от джентльмена, ты, аферистка. Пишет обманные письма джентльмену. Ходит на панель, пристает к мужчинам. Твоей матери давно пора выдрать тебя как следует, шлюха ты эдакая. Герти (Блуму). Вы подглядели все секреты у меня в нижнем ящичке. (Гладит его рукав, хнычет.) Несчастный женатик! Я тебя люблю за то, что ты мне так сделал. Она уходит, ступая боком, прихрамывая. Посреди мостовой стоит миссис Брин в мужском фризовом пальто с большими накладными карманами. Ее глаза широко раскрыты, во взгляде бездна лукавства, улыбка обнажает все ее травоядные козьи зубы. Миссис Брин. Мистер... Блум (солидно откашлявшись). Сударыня, мы имели удовольствие в нашей последней корреспонденции от шестнадцатого сего... Миссис Брин. Мистер Блум! Здесь, в самом гнездилище порока! Ха-ха, вы славно попались! Нет, каков негодник! Блум (поспешно). Не надо имя так громко. Что это вы вообразили? Не выдавайте меня. У стен есть уши. Как ваши дела? Ведь мы целую вечность. Вы изумительно выглядите. Абсолютно безупречно. Погода стоит совсем по сезону. Черное преломляет тепло. А я, представляете, решил срезать, тут короче домой. Места интересные. Приют Марии Магдалины, спасение падших женщин. Я секретарь... Миссис Брин (протестующе машет пальцем). Нет уж, нет уж, не сочиняйте! Я кой-кого знаю, кому это не понравится. Вот погодите, все расскажу Молли! (Лукаво.) Итак, сию минуту полный отчет или же горе вам! Блум (оглянувшись назад). Она часто говорила, что ей хотелось бы побывать. Как вельможи в трущобах. Ради экзотики. Будь она богата, держала бы негритянскую прислугу в ливреях. Отелло, черный зверь. Юджин Стрэттон. Даже комики под негров в ливерморовском балагане. Братья Боухи. Чуть ли не трубочисты. Выскакивают Том и Сэм Боухи, два черных эстрадника в белых костюмах, ярко-алых носках, перекрахмаленных манишках стиля самбо, с огромными алыми астрами в петлицах. У каждого болтается банджо. Их негроидные руки, странно маленькие и бледные, дергают тенькающие струны. Блестя бивнями и белками, стоя спиной к спине, гремя грубыми башмаками, они выбивают отчаянную дробь, носок - пятка, пятка - носок, разом тренькая, распевая, смачно причмокивая жирными негритосскими губами. Кто-то есть у меня в доме с моей Диной, Кто-то есть у меня в доме, знаю-знаю, Кто-то есть у меня в доме с моей Диной, Он бренчит на старом банджо. Они срывают черные маски со своих толстых добродушных физиономий и, наяривая, нажаривая, притопывая, пристукивая, утанцовывают в кекуоке чук-чуки-чук чиричичи. Блум (с кисло-сладкой улыбкой). Так не позволить ли нам маленькую вольность, если вы расположены? Быть может, вы бы не возражали оказаться в моих объятиях - о, всего на крошечную долю секунды? Миссис Брин (в веселом ужасе). Фу, какой бред! Поглядите на себя в зеркало! Блум. Ради старых времен, а? Я просто имею в виду вчетвером, этакое небольшое слияние двух наших супружеств. Знаете, у меня к вам всегда была слабость. (Меланхолически.) Ведь это я вам прислал валентинку со стихами про газель. Миссис Брин. Всеблагие угодники, но вид у вас - чистый цирк! Это же умереть. (Протягивая руку, строго допрашивает.) А что это вы там прячете за спиной? Отвечайте сразу, как примерные дети. Блум (берет ее кисть свободной рукой). И это была Джози Пауэлл, прелестнейшая дебютантка в Дублине! Как мчится время! Не вспоминаете ли вы, обращаясь к прошлому с ретроспективным упорядочением, тот давний рождественский вечер, новоселье Джорджины Симпсон, когда играли в Ирвинга Бишопа, читать чужие мысли или найти булавку с завязанными глазами? Следующему игроку: угадайте, что спрятано в этой коробочке! Миссис Брин. С вашей трагикомической декламацией вы были первым львом этой вечеринки. И вы отлично справились с ролью. Вы ведь всегда имели успех у женщин. Блум (заправский кавалер, в смокинге с шелковыми отворотами, с голубым масонским значком в петлице, при черной бабочке и перламутровых запонках, поднимает высокий граненый бокал шампанского). Леди и джентльмены, я предлагаю тост за Ирландию, дом и красу. Миссис Брин. Те незапамятные милые деньки. Старая сладкая песня любви. Блум (многозначительно понижая голос). Признаюсь вам, что я просто чайник от любопытства, не чайник ли сейчас кое-что кое у кого. Миссис Брин (живо подхватывает). Еще как чайник! Я прямо вся чайник, как Лондон. (Игриво задевает его бедром.) Потом еще были игры с тайнами в гостиной, хлопушки с елки, и наконец мы уселись под веточкой омелы на оттоманке у лестницы. И никого нам не надо было. Блум (в красной наполеоновской треуголке с янтарным полумесяцем, пальцы его медленно скользят вдоль ее запястья к мягкой, влажной, пухлой ладошке; она мило уступает ему). Сейчас пора ночного колдовства. Я вынимал из этой ручки занозу, бережно, осторожно. (Надевая на палец ей рубиновое кольцо.) La ci darem la mano. Миссис Брин (а цельнокроеном бальном платье, синем, оттенка лунного света, на лбу у нее мишурная диадема сильфиды, бальная книжечка упала подле синелунной атласной туфельки. Мягко изгибая ладонь, дыша учащенно). Voglio e non. Ах, вы такой горячий! Вы прямо обжигаете. Левая рука ближе к сердцу. Блум. И когда вы неожиданно сделали этот выбор, все говорили, что это точно по сказке. Чудище и красавица. Нет, этого я вам никогда не смогу простить. (Подносит сжатый кулак ко лбу.) Подумать только! Вы тогда значили для меня все! (Хрипло.) Женщина, это убивает меня! Дэнис Брин в белом цилиндре, с рекламными щитами Уиздома Хили, шаркает мимо них в ночных шлепанцах, с пыльной косматой бородой, торчащей вперед, и что-то бормочет, адресуясь то вправо, то влево. Малыш Олф Берген, наряженный пиковым тузом, идет за ним по пятам, передразнивая его движения и корчась от хохота. Олф Берген (издевательски тыкает в рекламный щит). К.к.: ку-ку. Миссис Брин (Блуму). А внизу играли в смешные фанты. (Бросает лукавый взгляд.) Но что же вы не поцеловали мою ладошку, чтоб все прошло? Вам ведь хотелось. Блум (шокирован). Лучшая подруга Молли! Как вы это можете? Миссис Брин (ее сочный язычок, выглянув между губ, посылает ему поцелуй голубки). Ах-ах. Пошлите вопрос в газету. А там у вас подарочек для меня? Блум (с нарочитой небрежностью). Так, кое-что на ужин. Кошер. Как живется в доме без паштетов Сливи. Я был на "Лии". Миссис Бэндмен Палмер. Проникновенная исполнительница Шекспира. К сожалению, выбросил программку. Тут неподалеку отличное место по части свиных ножек. Вот пощупайте. Появляется Ричи Гулдинг, на голове у него пришпилены три дамские шляпы, в руке кренящий его набок черный фирменный портфель Коллиса и Уорда, на котором намалеваны известкой череп и кости. Открыв портфель, показывает, что тот набит доверху свиными сосисками, вяленой треской, копченой селедкой и коробочками пилюль. Ричи. Лучшее, что есть в Дублине. Плешивый Пэт озабоченным зябликом торчит на обочине, с салфеткою на руке, готовый ко услугам слуга. Пэт (приближается, держа криво блюдо, с которого капкапкапает соус). Бифштекс с почками. Бутылка пива. Хи хи хи. Пэт служит, клиент ждет тужит. Ричи. Божемой. Яне елсу тра. Понурив голову, уныло шагает дальше. Фабричный, шатаясь, бредущий мимо, пыряет его своим горящим двузубцем. Ричи (хватается за поясницу, вскрикнув от боли). А-ай! Почки мои! Огонь! Блум (показывая на фабричного). Шпик. Не привлекайте внимания. Не выношу бессмысленную толпу. Я тут не ради развлечения. Попал в большие затруднения. Миссис Брин. Вы вечно плели всякие небылицы, чтоб подлизаться. Блум. Я вам расскажу маленький секрет, как я попал сюда. Но только полная тайна. Даже Молли ни слова. Тут совершенно особая причина. Миссис Брин (сгорая от любопытства). О, ни за что на свете. Блум. Может быть, пройдемся, вы не хотите? Миссис Брин. Да-да. Сводня тщетно делает знаки. Блум удаляется с миссис Брин. Терьер трусит следом, скуля жалобно, виляя хвостом. Сводня. Жидовский недоносок! Блум (на нем серый котелок, спортивный костюм овсяного цвета с веточкой жимолости в петлице, модная кремовая рубашка, клетчатый шейный платок с андреевским крестом, белые гетры, рыже-красные башмаки; на груди бинокль, через руку легкий бежевый плащ). А вы помните, как давным-давно, в незапамятные времена, когда Милли, мы ее звали Марионеткой, только что отняли от груди, мы все вместе поехали на скачки в Фэрихаус? Миссис Брин (строгого фасона элегантный темно-синий костюм, велюровая белая шляпа, вуаль-паутинка). В Лепардстаун. Блум. Да-да, Лепардстаун. Молли там выиграла семь шиллингов на трехлетке, ее звали Тайна, а после мы все возвращались домой через Фоксрок в каком-то немыслимом допотопном тарантасе и вы были тогда во всем своем блеске в той новой шляпке из белого велюра с отделкой из кротового меха это вам миссис Хейс присоветовала ее купить мол цену снизили стало всего девятнадцать и одиннадцать, а там один кусок проволоки да вельветовая тряпка, ручаюсь вам чем угодно она это специально сделала... Миссис Брин. Еще бы не специально, лживая кошка! Лучше не напоминайте мне! Чудная советчица! Блум. Потому что она гораздо меньше вам шла чем та миленькая блестящая тока с крылышком колибри которой я так любовался на вас вы правда в ней были сплошное очарование хотя неужели не жалко было их убивать, жестокая вы душа, это же крохотушки у них сердечко с маковую росинку. Миссис Брин (поглаживая его руку, кокетливо). О да, я была ужасно жестокая! Блум (тихо, таинственно, убыстряя речь). А Молли уписывала мясной сандвич из корзинки с провизией миссис Джо Галлахер. По правде сказать, хотя у нее хватало и законников и поклонников, меня никогда особенно не волновал ее стиль. Она была... Миссис Брин. Как-то слишком... Блум. Вот именно. И Молли все смеялась, как Роджерс и Чудила О'Рейли начали кукарекать, когда мы проезжали мимо фермы, и тут мимо нас прокатил в коляске Маркус Терциус Мозес, чаеторговец, со своей дочкой, ее все звали Плясунья Мозес, и у нее на коленях сидел пудель, ужасно важный, и вы у меня спросили, не случалось ли мне читать или слышать или видеть или встречать... Миссис Брин (с волнением). Да, да, да, да, да, да, да. Ее фигура рядом с ним тает. Он идет дальше, к адским вратам, за ним сзади скулящий пес. В подворотне стоит баба и мочится по-коровьи, наклонясь вперед и расставив ноги. Возле закрытого трактира кучка гуляк-мастеровых обступила старшого с перебитым носом, который заправляет им какую-то басню, отпуская хриплые шутки. Двое безруких, отделясь, сцепились, рычат, барахтаются в шутовской потасовке закосевших калек. Старшой (пригнувшись, гнусавит в нос). И когда значит Керне на Бивер-стрит слез с лесов он думаете куда опростался прямо в ведерко с пивом что Дервановы штукатуры поставили там на стружках. Мастеровые (гогочут, выставляя волчьи пасти). Га, штоб ему! Их шапки, заляпанные краской, покачиваются. Покрытые известкой и клеем своих лачуг, калеки без конечностей, резвясь, подпрыгивают вокруг него. Блум. Опять совпадение. Они думают, это смешно. Как бы не так. Среди бела дня. Старался дойти. Хорошо, женщин не было. Мастеровые. Во заливает, штоб ему! Прослабило. Штоб ему, прямо в пиво! Блум идет дальше. Дешевые шлюхи парами и поодиночке, в платках и простоволосые, зазывают изо всех переулков, дверей, углов. Шлюхи. Чудак, куда так спешишь? Как там твой колышек? А у тебя есть спичка? Поди-ка, я тебе сделаю, она вскочит. Блум пробирается через их клоаку в сторону освещенной улицы, что видна дальше. Оттопырив занавеску в окне, граммофон выставил наружу медный помятый хобот. В сторонке содержательница подпольного кабака рядится с фабричным и двумя солдатами. Фабричный (рыгая). Игде этот чертов дом? Содержательница. Пердон-стрит. Бутылка крепкого - шиллинг. Я женщина честная. Фабричный (ухватив за шиворот солдат, шатаясь, вместе с ними трогает с места). Британская армия, вперед! Рядовой Карр (за его спиной). Здорово он надрался. Рядовой Комптон (со смехом). Не говори! Рядовой Карр (фабричному). Казармы Портобелло, а там столовка. Спросишь Карра. Просто Карра, и все. Фабричный (горланит). Мы вексфордские. Парни. Рядовой Комптон. Слышь! А как тебе старшина? Рядовой Карр. Беннет? Да это ж мой кореш. Люблю Беннета, милягу. Фабричный (горланит). Позорные цепи. Свободу родимой земле. Шатаясь, бредет вперед, волоча их за собой. Блум останавливается в нерешимости. Подходит пес, вывалив язык, тяжело дыша. Блум. Ищи ветра в поле. Дома все разбросаны. Поди угадай, куда они делись. Пьяный ходит вдвое быстрей. Сплошная неразбериха. Сперва эта сцена на Уэстленд-роу. Потом вскочил в первый класс, когда билет в третий. Потом остановку проехал. Поезд с паровозом сзади. Мог бы завезти в Малахайд или в ночное депо или с другим столкнуться. Все от второй выпивки. В меру - когда один раз. Чего я за ним? Все-таки он самый приличный из всего сборища. Если б не услышал про миссис Бьюфой-Пьюрфой, не зашел бы и его бы не встретил. Фатум. А он промотает те денежки. Тут контора помощи бедным. Раздолье для всяких махинаций. Так-так, у вас затруднения? Что легко пришло, легко уйдет. Мог бы расстаться с жизнью из-за этого трамгонгфар - дугрельсджаггернаута, хорошо, что не растерялся. Хотя присутствие духа не всегда спасает. В тот день, если бы прошел мимо окон Трулока на две минуты поздней, получил бы пулю. Отсутствие тела. А если б только дыру на платье, мог бы пятьсот фунтов взыскать. Угроза для жизни. Кто б это был там? Туз какой-нибудь из клуба на Килдерстрит. Храни господи его егерей. (Разглядывает на стенке фаллический рисунок мелом, с подписью "Сладкий сон".) Комики! Вот Молли нарисовала в Кингстауне, на замерзшем стекле в вагоне. А это на что похоже? Размалеванные куклы глядят из окон, стоят в раскрытых дверях, куря дешевые сигареты. Сладкий тошнотворный дымок плывет к нему круглыми и овальными кольцами. Кольца. Сладкие прелести. Прелести греха. Блум. Что-то у меня с позвоночником. Дальше или вернуться? Еще этой свинины набрал. Наешься ее - сам свинеешь. Головы нет. Пустая трата. Переплатил шиллинг и восемь пенсов. (Приблудный пес, виляя хвостом, тычет в его ладонь мокрым холодным носом.) Странно, чего их всех ко мне тянет. Даже тот зверюга сегодня. Сначала лучше заговорить с ними. Они как женщины, любят rencontres [встречи (франц.)]. Только вони, как от хорька. Chacun son gout [у каждого свой вкус (франц.)]. А может, он бешеный. Фидо. Не знает, что ему делать. Хороший песик, хороший! Гарриоун! (Волкодав ложится на спину, бесстыдно вихляясь, лапами попрошайничая, вывалив черный длинный язык). Влияние окружения. Отдай, и дело с концом. Если никто тут. (Ласково подзывая, он неуклюже и воровато, крадучись, словно браконьер, отступает в темный вонючий угол, за ним по пятам сеттер. Развернув один сверток, собирается бросить свиную ножку, помедлив, берется за баранью.) Весомо для трех пенсов. С другой стороны, я ведь держу в левой руке. Требует большего усилия. Отчего? Меньше, потому что меньше работает. Ладно уж, бросай. Два и шесть. Не без сожаления выпускает из рук свиную ножку и сверток с бараньей. Мастиф неуклюже ворошит сверток, жадно набрасывается на мясо, рыча, с хрустом разгрызая кости. Безмолвно, настороженно приближаются двое патрульных в дождевиках с капюшонами. Перешептываются между собой. Патрульный. Блум. Блума. Блуму. Блум. Каждый из них кладет руку на плечо Блума. Первый патрульный. Задержан при нарушении. Загрязнял общественные места. Блум (запинаясь). Но я делаю добро другим. Стая бакланов и чаек жадно взмывает с тинистых вод Лиффи, в клювах у них кусочки сладкого пирожка. Чайки. Кау кау каррош кирожок. Блум. Друг человека. Выдрессирован лаской. Показывает рукой. Боб Дорен, опасно покачиваясь на высоком табурете, наклоняется над чавкающим спаниелем. Боб Дорен. Ах ты шелудяга. Дай лапку. Ну дай лапку. Бульдог рычит, шерсть у него на загривке встает дыбом, меж коренными зубами, сжимающими свиную кость, сочится бешеная слюна. Боб Дорен валится беззвучно в провал, ведущий в подвал. Второй патрульный. Защита животных от жестокого обращения. Блум (с жаром). Благородное дело! Я отчитал кучера конки на мосту Хэролдс-кросс за то, что он плохо обращается с лошадью, вся холка хомутом стерта. И что же, он меня еще обложил за мою заботу. Притом был мороз, и этот вагон был последний. А все рассказы из цирковой жизни в высшей степени аморальны. Синьор Маффеи, бледный от ярости, в костюме укротителя львов, с брильянтовыми запонками на пластроне рубашки, выступает вперед, держа цирковой затянутый бумагой обруч, ползущий кольцами кнут и револьвер, который он наводит на жрущего дога. Синьор Маффеи (со злобной усмешкой). Леди и джентльмены, перед вами моя дрессированная борзая. Не кто иной, как я, укротил Аякса, свирепого мустанга пампасов, с помощью моего патентованного седла с шипами для плотоядных. Хлестать по брюху плетью с узлами. Вздергивание на блоке с придушиваньем за горло сделает покорной овечкой самого несговорчивого льва, будь он хоть сам Leo ferox [Лев свирепый (лат.)], ливийский людоед. Раскаленный докрасна лом и особые мази, втираемые в обожженное место, создали нам Фрица Амстердамского, мыслящую гиену. (Сверкает глазами.) Мне известно индийское заклинание. Его действие достигается блеском моих глаз и этих брильянтов, что у меня на груди. (С чарующей улыбкой.) А теперь позвольте представить вам мадмуазель Руби, красу арены. Первый патрульный. Так. Фамилия, адрес. Блум. Вы знаете, я забыл. Ах, да! (Снимает свою шляпу-люкс, раскланивается.) Доктор Леопольд Блум, дантист. Вы слышали, конечно, про пашу фон Блюма. Несметные миллионы. Доннерветтер! Владеет половиной Австрии. И Египта. Двоюродный брат. Первый патрульный. Подтверждения. Из-за кожаного ободка внутри Блумовой шляпы выпадает карточка. Блум (в красной феске, в полном одеянии кадия с широким зеленым кушаком, с поддельным орденом Почетного легиона, торопливо поднимает и подает карточку). Имею честь. Член Клуба Молодых Офицеров Армии и флота. Мои поверенные: фирма Джон Генри Ментон, Бэйчлорз-уок, 27. Первый патрульный (читает). Генри Флауэр. Без определенного места жительства. Бродяжничество, создание помех уличному движению. Второй патрульный. Алиби. Вы получаете предупреждение. Блум (вытаскивает из нагрудного кармана измятый желтый цветок). Флауэр, цветок. Вот он, этот цветок. Мне дал его один человек, я не знаю его фамилии. (Убедительным тоном.) Вы ведь знаете эту старую шутку, роза Кастилии. Блум. Смена фамилии. Вираг. (Интимно и доверительно понижает голос.) Вы понимаете, сержант, мы помолвлены. Тут замешана женщина. Сердечные сложности. (Слегка подталкивает плечом второго патрульного.) Конечно, порой случается и Ватерлоо. Как-нибудь вечерком заходите на бутылочку старого бургонского. (Второму патрульному, бойким тоном.) Я вас познакомлю, инспектор. С ней без промаха. Проделает все, не успеете оглянуться. Выплывает темное, меченое ртутью лицо, за ним женская фигура под вуалью. Темная ртуть. Его разыскивают в Замке. Его выгнали с позором из армии. Марта (под густой вуалью, алая ленточка вокруг шеи, в руке номер "Айриш таймс"; показывая на него, с упреком). Генри! Леопольд! Лионель, моя утрата! Верни мне доброе имя. Первый патрульный (сурово). Пройдемте в участок. Блум (испуганно пятится назад, надевает шляпу, потом, приложив правую руку к сердцу, отведя локоть под прямым углом, делает знак масона второй ступени). Нет-нет, глубокочтимый мастер, это распутница. Личность установлена ошибочно. Лионская почта. Лезюрк и Дюбоск. Вы помните дело о братоубийстве Чайлдса. Мы ведь медики. Смертельный удар был нанесен топором. Я обвинен по ошибке. Пусть лучше один виновный ускользнет, чем девяносто девять будут неповинно приговорены. Марта (рыдает под вуалью). Это нарушение обещания. Мое настоящее имя Пегги Гриффин. Он мне писал, что он ужасно несчастен. Бездушный соблазнитель, я на тебя пожалуюсь брату, он играет в регби защитником за "Бектайв". Блум (конфиденциально прикрыв рот рукой). Она пьяна. Эта женщина под воздействием алкоголя. (Невнятно бормочет пропуск ефремлян.) Вшиволет. Второй патрульный (со слезами на глазах, Блуму). Вам должно быть так стыдно, так стыдно за себя. Блум. Господа присяжные, позвольте мне объясниться. Это чистейшие небылицы. Меня неправильно поняли. Меня делают козлом отпущения. Я почтенный семьянин с репутацией без единого пятнышка. Я проживаю на Экклс-стрит. Моя супруга, я дочь заслуженного военачальника, отважного джентльмена и человека чести, по имени, как там его, генерал-майор Брайен Твиди, одного из наших храбрецов, которые одерживают для Британии победы на поле брани. Он получил повышение за геройскую оборону Роркс-Дрифт. Первый патрульный. Полк. Блум (обращается к галерее). Королевские дублинские стрелки, дети мои, соль земли, известные всему миру. Мне кажется, я вижу среди вас кое-кого из старых товарищей по оружию. К.Д.С. Вместе с нашей столичной полицией, что охраняет наш покой, самые ловкие, самые мужественные парни на службе у нашего монарха. Голос. Предатель! Да здравствуют буры! Кто освистывал Джо Чемберлена? Блум (кладет руку на плечо первого патрульного). Мой старый папаша тоже был мировой судья. Я, как и вы, сэр, такой же твердокаменный британец. Я сражался под нашими знаменами в беззаботной войне, за короля и державу, под начальством генерала Гофа, того, что в парке, получил ранения при Блумфонтейне и при Спайон-Коп, упоминался в приказах. Я делал все, что в силах белого человека. (Тихо, с чувством.) Джим Бладсо. Лодку к берегу держи. Первый патрульный. Профессия или род занятий. Блум. Род моей деятельности - литература. Я писатель и журналист. Кстати, в настоящее время мы как раз выпускаем сборник премированных рассказов, это мой замысел, нечто абсолютно новое. Я связан с английской и ирландской прессой. Если вы позвоните... Подходит Майлс Кроуфорд дергающейся походкой, зажав гусиное перо в зубах. Его багровый клюв пламенеет в ореоле соломенной шляпы. Одна рука помахивает связкой испанских луковиц, другая прижимает к уху телефонную трубку. Майлс Кроуфорд (его петушиные сережки болтаются). Алло, семьдесят семь восемьдесят четыре. Редакция "Уикли сортир" и "Фрименс дристалл". Парализуем Европу. Кто-кто? Из суда? Кто писатель? Это Блум-то? Мистер Филип Бьюфой, бледный, стоит на свидетельском месте в аккуратной визитке, с уголком платка из нагрудного кармана, в отутюженных сиреневых брюках и лакированных башмаках. В руке у него пухлый портфель с наклейкой "Мастерские удары Мэтчена". Бьюфой (растягивая слова). Нет, вы ни в какой мере, вы ни в малейшей степени, насколько я знаю. Я просто не допускаю такой мысли. Ни один, родившийся джентльменом, ни один, имеющий хотя бы слабые признаки джентльмена, никогда не опустится до такого позорного поведения. Он из таких, милорд. Плагиатор. Скользкий негодяй, прикидывающийся писателем. Бесспорно установлено, что он, следуя подлой своей натуре, обокрал мое популярнейшее творение, истинный шедевр, чистой воды алмаз, с любовными сценами ниже всякого подозрения. Книги Бьюфоя о любви, о роскоши и богатстве, знакомые, без сомнения, вашей светлости, знамениты по всей империи. Блум (хмурый, пристыженно и кротко бормочет). Вот только то место, где про смеющуюся чаровницу, рука об руку, насчет него я бы хотел отклонить обвинение, если позволите... Бьюфой (вздернув губу в надменной улыбке, окидывает зал взглядом). Полнейший осел! Никаких слов не хватит для вашей бездонной тупости! Я думаю, вам незачем так себя утруждать по этому поводу. Здесь присутствует мой литературный агент, мистер Дж.Б.Пинкер. Надеюсь, милорд, что мы получим возмещение издержек, как это положено свидетелям, не правда ли? Мы весьма оскудели по вине этого жалкого щелкоперишки, этой реймсской сороки, даже не учившейся в университете. Блум (бурчит под нос). Университет жизни. Плохая литература. Бьюфой (взрывается криком). Это гнуснейшая ложь, это показывает его моральную гнилость! (Потрясает портфелем.) Вот здесь у нас, милорд, неоспоримые доказательства, corpus delicti [состав преступления (лат.)], образец моего зрелого творчества, обезображенного клеймом зверя. Голос с галереи. Моисей, еврейский царь, Подтирался "Таймсом" встарь. Блум (собравшись с духом). Передержки. Бьюфой. Подлая скотина! Да тебя в луже утопить, гнида! (Обращаясь к суду.) А вы посмотрите на его личную жизнь! Она у него не двойная, нет, четверная! На людях ангел, а дома черт. Да его имя нельзя при дамах произносить! Первейший интриган века! Блум (обращаясь к суду). А он, холостой, каким образом... Первый патрульный. Король против Блума. Вызовите свидетельницу Дрисколл. Секретарь. Мэри Дрисколл, кухарка! Появляется Мэри Дрисколл, молодая служанка в стоптанных туфлях. На согнутой руке у нее надето ведро, в другой руке швабра. Второй патрульный. Еще одна! Вы из того злосчастного сословия? Мэри Дрисколл (возмущенно). Я вам не девка. Я самого честного поведения, служила у последних хозяев четыре месяца. Хорошее место, шесть фунтов в год, да еще наградные, и каждую пятницу выходной, а пришлось уйти, потому как он приставал. Первый патрульный. В чем вы его обвиняете? Мэри Дрисколл. Он ко мне подкатился известно с чем, ну только я об себе выше понимаю, пускай я бедная. Блум (в мягкой домашней куртке, фланелевых брюках и шлепанцах, небритый, с взъерошенными волосами; примирительно). Я ведь с тобой обращался как с благородной. Вещицы дарил на память, изумрудные подвязки, куда шикарней, чем в твоем положении пристало. Заступился за тебя, не подумав, когда тебя обвинили в покраже. Всему есть мера. Играй по-честному. Мэри Дрисколл (с жаром). Вот как перед Богом, если я когда брала эти устрицы! Первый патрульный. По поводу нанесенного оскорбления. Было ли нечто совершено? Мэри Дрисколл. Он меня застал за домом, на задах, ваша честь, когда хозяйка пошла утром за покупками, и просит булавку. А сам как облапит, у меня в четырех местах потом синяки были. И два раза пробовал под юбку залезть. Блум. Она сама отвечала действиями. Мэри Дрисколл (презрительно). Да мне своей швабры жалко было, вот что. Я его окоротила, милор, а он говорит: только ты никому не сказывай! Всеобщий смех. Джордж Фотрелл (секретарь королевского и мирового суда, звучным голосом). К порядку! К порядку! Сейчас обвиняемый огласит ложное заявление. Блум, не признавая себя виновным, держа в руке распустившуюся кувшинку, начинает длинную бессвязную речь. Здесь еще услышат, что скажет его защитник в своем прочувствованном обращении к суду. Он потерпел полное крушение в жизни, но, хоть и был заклеймен как паршивая овца, если можно так выразиться, он желает стать на путь исправления, загладить прошлое чистой, как у сестер, жизнью и вернуться к природе словно невинное домашнее животное. Родившись семимесячным, он был заботливо вскормлен и выпестован престарелым, прикованным к постели родителем. Возможно, случались ошибки и промахи блудного отца, однако он хотел бы открыть новую страницу и теперь, наконец-то очутившись в двух шагах от позорного столба, вести тихую домашнюю жизнь на закате дней, проникнутую теплом трепетного семейного лона. Акклиматизированный британец, в тот летний вечер с площадки паровоза на Кольцевой линии он видел пускай урывками между тем как дождик собирался было, но передумал мелькавшие в окнах любвеобильных семейных очагов в Дублине и в городской округе истинно буколические сцены райского счастья с обоями от Докрелла шиллинг и девять пенсов рулон, невинных детишек, родившихся британцами, лепечущих молитвы Святому Младенцу, юных школьников, склонившихся над своими уроками, примерных девушек, сидящих за фортепьяно или возносящих жаркие хвалы Всевышнему, собравшись со всем семейством вокруг горящего рождественского камина, а по проселкам, по зеленым тропинкам гуляли colleens со своими кавалерами под мелодии аккордеона с органным звучанием металлическая отделка из сплава "Британия" четыре регистра и двенадцать мехов, просто даром, самый выгодный случай какой... Снова смех. Он бормочет бессвязные слова. Репортеры жалуются, что не могут расслышать. Протоколистка и стенографистка (не отрываясь от своих записей). Закройте у него крантик. Профессор Макхью (за столом для журналистов, чихая, подбадривает). Чихай на них, парень. Выкладывай все как есть. Следует перекрестный допрос, предмет рассмотрения - Блум и ведро. Большое ведро. Лично Блум. Расстройство желудка. На Бивер-стрит. Да, резь. Да, нестерпимо. Ведро штукатуров. Шел, еле крепясь. Неописуемые мучения. Подобно смертельной агонии. Около полудня. Любовь или бургонское. Да, немного шпината. Критический момент. В ведро не заглядывал. Никого. Довольно грязно. Не до конца. Старый номер "Осколков". Возгласы и свистки сливаются в кошачий концерт. Блум, в порванном сюртуке, выпачканном известкой, в помятом и съехавшем набок цилиндре, с нашлепкой из пластыря на носу, неслышимый, продолжает говорить. Дж.Дж.О'Моллой (в парике и мантии адвоката, тоном горестного протеста). Не место здесь предаваться непристойному зубоскальству над бедным смертным, который злоупотребил алкоголем. Мы не в зверинце, и не на студенческой попойке, и не разыгрываем пародию на правосудие. Мой подзащитный - дитя, бедный иммигрант, который начал на голом месте, приехав сюда безбилетником на пароходе, и теперь пытается честно, в поте лица своего, зарабатывать хлеб свой. Пресловутый проступок, о котором здесь так трубят, был совершен в результате минутного отклонения наследственности, вызванного галлюцинацией, и вольности, подобные той, что вменяется ему в вину, вполне дозволены и привычны на его родине, в земле фараонов. Prima facie [первым делом (лат.)], я обращаю ваше внимание на то, что здесь отсутствовали попытки к соитию. Близость не имела места, и оскорбление, на которое жаловалась девица Дрисколл, то есть покушение на ее добродетель, более не повторялось. Я усматриваю здесь атавизм. В семействе подзащитного отмечены случаи лунатизма и кораблекрушений. Если бы обвиняемый мог говорить, поведать бы он смог такую повесть, которая показалась бы нам одною из самых необычайных, какие только можно найти в книгах. Он ведь и сам, милорд, словно обломок крушения, у него слабая грудь, болезнь бедняков, чахотка. Его оправдание в том, что он монгольской расы и не отвечает за свои действия. Не все дома, вы понимаете. Блум (босой, тщедушный, в блузе и штанах кули, поджимая от стеснения пальцы ног, таращит крошечные кротовые глазки, ошарашенно озирается вокруг, потирая ладонью лоб. Потом поддерживает штаны и с восточною учтивостью приветствует суд, показывая большим пальцем на небо). Его делай осень пиликласна нось. (Простодушно напевает.) Мальсика холосая Возку свинки плинесла Отдала два глосика... Крики и свист заглушают его. Дж.Дж.О'Моллой (Запальчиво обращаясь к толпе). Это слишком неравный бой. Клянусь Стиксом, я не позволю, чтобы над моим подзащитным, каков бы он ни был, так бесновалась и глумилась стая гиен и шакалов. На смену закону джунглей пришли заповеди Моисея. Я утверждаю, и утверждаю категорически, отнюдь не желая чинить противное целям правосудия, что обвиняемый не был пособником преступления и истица не подвергалась насилию. Мой подзащитный относился к этой юной особе как к своей родной дочери. (Блум берет руку Дж.Дж.О'Моллоя и подносит к губам.) Я представлю опровергающие свидетельства, и я абсолютно бесспорно докажу, что здесь снова орудует невидимая рука. Виновный неизвестен - хватайте Блума. Мой подзащитный застенчив и робок от природы, он меньше всех на свете способен сделать что-либо неблаговидное, что-либо оскорбительное для скромности или же бросить камень в грешницу, которая пошла по кривой дорожке, когда какой-нибудь негодяй, повинный в ее падении, заставил ее служить своему сластолюбию. Он хочет идти прямым путем, и я считаю его самым безупречным из всех людей, которых мне доводилось знать. В данный момент он находится в трудных обстоятельствах, поскольку ему пришлось заложить свои обширные владения в глубинах Малой Азии в Агендат Нетаим, диапозитивы которого сейчас вам будут показаны. (Блуму.) Вам не помешало бы сделать красивый жест. Блум. Пенни на каждый фунт. На стену направляют вид озера Киннерет, в серебристой дымке виднеются пасущиеся стада. Моше Длугач, альбинос с глазками хорька, в синих рабочих брюках, стоит на галерее, держа в каждой руке лимон и свиную почку. Длугач (сиплым голосом). Берлин W_13, Бляйбтройштрассе. Дж.Дж.О'Моллой восходит на невысокую приступку и с важностью берется за отвороты мантии. Лицо его удлиняется, становится бледным и бородатым, глаза западают, скулы загораются пятнами больного румянца: чахоточное обличье Джона Ф.Тэйлора. Он подносит платок ко рту и разглядывает скоротечную розово-красную кровь. Дж.Дж.О'Моллой (едва слышно). Прошу прощения, у меня сильнейший озноб, я только недавно поднялся после болезни. Несколько тщательно подобранных слов. (Обретает птичью голову, лисьи усы и длиннорылое красноречие Сейвура Буша.) Когда приходит время ангелу открыть книгу, если только достойно жить что-либо преображенное душой или преображающее душу, зачатое задумчивым лоном, я говорю: даруйте обвиняемому святую привилегию сомнения. В суд передают бумагу, на которой что-то написано. Блум (в наряде придворного). Могу представить самые наилучшие рекомендации. Мсье Каллан и Коулмен. Мистер Уиздом Хили, мировой судья. Мой старинный патрон Джо Кафф. Мистер В.Б.Диллон, бывший лорд-мэр Дублина. Я вращался в блестящем кругу самых очаровательных... Цариц дублинского света. (Небрежно.) Нынче вечером на узком приеме у вице-короля я совсем заболтался со старым приятелем, с сэром Робертом, королевским астрономом, и с его женой, леди Болл. Сэр Боб, говорю ему... Миссис Йелвертон Барри (на ней опаловое бальное платье с большим декольте, длинные, по локоть, перчатки цвета слоновой кости, накидка с собольей оторочкой и кирпичным подбоем, в волосах гребень с брильянтами и эгретка). Констебль, арестуйте его. Он мне прислал анонимное письмо, когда мой муж был на Манстерской выездной сессии в Северном Округе Типперери, нарочно изменил почерк на детские каракули и подписался Джеймс Розголюб. Он там писал, что увидел с галерки мои бесподобные округлости, когда я сидела в ложе театра "Ройял" на представлении "Цикады", которое давали по просьбе наместника. Я воспламенила его, он там писал. И он мне сделал непристойное предложение нарушить мой супружеский долг в следующий четверг, в полпятого по меридиану Дансинка. Он также предлагал прислать мне по почте произведение мсье Поль де Кока "Девушка в трех корсетах". Леди Беллингам (в шляпке, кутаясь в кроличью под котик мантилью, выходит из своего ландо и подносит к глазам черепаховый лорнет, который вынимает из пышной муфты опоссумова меха). И мне также. Да, я думаю, это та же сомнительная личность. Потому что однажды в ненастный день он закрыл дверцу моей кареты возле дверей дома сэра Торнли Стокера, это было во время ужасных холодов в феврале девяносто третьего, когда у меня в доме замерзли даже клапан бака над ванной и решетка сливной трубы. А после этого он мне прислал цветок эдельвейса, добытый им в мою честь, так он сказал, на горных вершинах. Я отдала его осмотреть ученому специалисту по ботанике и получила сведения, что это цветок картофеля домашнего, похищенный из теплиц показательной фермы. Миссис Йелвертон Барри. Позор ему! Врывается толпа шлюх и оборванцев. Шлюхи и оборванцы (вопят). Держи вора! Молодчага, Синяя Борода! Тройное ура Ицке Мойше! Второй патрульный (извлекает наручники). А вот и браслетки. Леди Беллингам. Он мне писал разными почерками, расточал льстивые комплименты, называл Венерой в мехах и уверял, что ужасно сочувствует моему продрогшему выездному лакею, Палмеру, хотя тут же признавался в зависти к его шапке-ушанке и овчинному тулупу, а также и к тому, что он имеет счастье быть так близко к моей особе, когда стоит за моим сиденьем в ливрее с родовыми гербами Беллингамов, на черном поле золотая оленья голова. Он самым неподобающим образом восхвалял нижние части моей фигуры, мои полные икры в шелковых чулках, натянутых туго до предела, и весьма пылко распространялся о прочих моих сокровищах, которые, как он сказал, он живо воображает себе в мечтах, хотя они и скрыты бесценным кружевом. Он побуждал меня, и притом уверял, что считает это своей жизненной миссией, чтобы я осквернила супружеское ложе и совершила бы адюльтер как можно скорей, при самой первой возможности. Баронесса Толбойс (в амазонке и котелке, в ботфортах со шпорами, алом жилете и желтых мушкетерских перчатках с расшитыми раструбами; шлейф амазонки подобран, в руке охотничий хлыст, которым она то и дело похлопывает себя по голенищу). И меня также. Он увидел меня в Феникс-парке на игре в поло, на матче Вся Ирландия против Остальной Ирландии. Я знаю, глаза у меня сверкали божественно, когда я смотрела, как драгунский капитан Денни Железная Рука делает победный бросок на своем любимом Кентавре. Этот плебейский Дон Жуан следил за мной, притаившись за кэбом, а потом прислал мне в двойном конверте неприличную фотографию, из тех, что продают на парижских бульварах из-под полы, они оскорбительны для всякой дамы. Она до сих пор у меня. На ней полураздетая сеньорита, тоненькая, хорошенькая (как он торжественно заверил, его жена, заснятая им с натуры), совершает незаконное сношение с мускулистым тореро явно разбойничьего вида. Он уговаривал меня делать то же самое, предаваться греху с гарнизонными офицерами. Он умолял меня, чтобы я выпачкала его письмо абсолютно неназываемым образом, а также наказала бы его, чего он вполне заслуживает, уселась бы на него верхом и погоняла, хлеща кнутом что есть сил. Леди Беллингам. И меня. Миссис Йелвертон Барри. И меня. Несколько самых уважаемых дублинских дам поднимают недостойные письма, полученные ими от Блума. Баронесса Толбойс (охваченная внезапным порывом ярости, топает ножкой, зазвенев шпорами). Клянусь Богом, я это сделаю. Я буду хлестать и хлестать этого мерзкого труса, пока хватит сил. Я сдеру с него шкуру заживо. Блум (в испуге зажмуривается). Как, здесь? (Корчась от страха.) Опять! (Съеживается, тяжело дыша.) Я люблю опасность. Баронесса Толбойс. Ну погоди! Сейчас тебе станет жарко! Ты у меня запляшешь! Леди Беллингам. Распишите-ка ему штаны хорошенько! Отделайте гнусного выскочку во все цвета! Миссис Йелвертон Барри. Позор! У него ни малейшего оправдания! Женатый мужчина! Блум. Все на меня. Я ведь имел в виду только так, отшлепать. Так, чтобы разогревало, пощипывало, но не до крови. Утонченная порка для стимуляции кровообращения. Баронесса Толбойс (с издевательским смехом). Ах вот как, любезный? Ну что ж. Бог свидетель, сейчас ты получишь сюрприз на всю жизнь, уж ты мне поверь, самую беспощадную порку, какая только доставалась кому-нибудь. Ты разбудил яростную тигрицу в моей душе. Леди Беллингам (мстительно потрясая своим лорнетом и муфтой). Помучай его, прижги, Ханна, милочка. Перцу ему под хвост. Разделай гадкого пса так, чтобы едва жив остался. Кошкой-девятихвосткой его. Устрой ему вивисекцию и кастрацию. Блум (весь дрожа, съеживается, складывает ладони с умоляющим видом). О, какой холод! Какой озноб! Всему виной ваша упоительная красота. Забудем, простим. Это фатум. Пощадите меня, на один этот раз. (Подставляет другую щеку.) Миссис Йелвертон Барри (сурово). Вы не должны его щадить, баронесса! Его надо как следует проучить! Баронесса Толбойс (рывком сдергивая перчатку). Пощады не будет! Свинья, грязный пес, и отроду был таким! Смеет обращаться ко мне! Да я его засеку до черноты прямо на улице, у всех на глазах. Всажу в него шпоры со всего маха. Он рогоносец, это все знают. (Яростно рассекает воздух хлыстом.) А ну-ка сюда, сэр! Не мешкать, живо! Сию минуту спускайте с него штаны. Блум (трясущийся, суетливо повинуется). Погода была такая теплая. Проходит Дэви Стивенс с кудрявой шевелюрой, в кольце мальчишек-газетчиков. Дэви Стивенс. "Вестник Сердца Иисусова и "Ивнинг телеграф" с приложением по случаю Дня Святого Патрика. Сообщаются новейшие адреса всех дублинских рогоносцев. Высокопреподобный каноник О'Ханлон в златотканой парчовой ризе возносит и выставляет на поклонение мраморные часы. Отец Конрой и преподобный Джон Хьюз, О.И., стоящие перед ним, склоняются долу. Часы (раздверяясь). Ро - га Ро - га Ро - га Слышно, как позвякивают медные пружины кровати. Пружины. Жик-жик, жика-жика, жик-жик. Завеса тумана стремительно раздергивается, и за ней делаются видны сидящие на скамье присяжных Мартин Каннингем, старшина, в высоком цилиндре, Джек Пауэр, Саймон Дедал, Том Кернан, Нед Лэмберт, Джон Генри Ментон, Майлс Кроуфорд, Ленехан, Падди Леонард, Флинн Длинный Нос, Маккой и некто со стертыми чертами. Безликий. Безликий. Езда без седла. Вес по возрасту. Ей-ей, он уж ее организовал. Присяжные (все их головы поворачиваются к нему). Правда? Безликий (злобно). Задница выше кумпола. Сто шиллингов на пять. Присяжные (все их головы согласно кивают). Мы почти все так и думали. Первый патрульный. Он у нас на заметке. Еще одну девицу лишил косичек. Объявлен розыск: Джек Потрошитель. Награда тысяча фунтов. Второй патрульный (с почтительным страхом шепчет). И в черном весь. Видать, мормон. Анархист. Секретарь (громким голосом). Принимая во внимание, что Леопольд Блум, без определенного места жительства, известен как террорист, фальшивомонетчик, двоеженец, сводник и рогоносец и представляет общественную опасность для граждан города Дублина, а также принимая во внимание, что в настоящем судебном заседании достопочтенный... Его светлость сэр Фредерик Фолкинер, главный судья Дублина, в серокаменных судейских одеждах, поднимается со скамьи, каменнобородый. В руках у него зонтик-жезл. Изо лба выдаются мощные Моисеевы рога. Главный судья. Я положу конец гнусной торговле живым товаром, и я избавлю Дублин от этой позорной язвы. Неслыханно! (Надевает черную шапочку.) Извольте распорядиться, господин главный инспектор, чтобы его взяли со скамьи подсудимых и заключили в тюрьму Маунтджой на такой срок, какой будет угоден его Величеству, и там предали смертной казни через повешение, исполнение чего всецело вверяется вашей ответственности, да помилует Господь вашу душу. Уведите его. Черная шапочка нисходит на его голову. Появляется главный инспектор Длинный Джон Феннинг, куря большую пахучую сигару. Длинный Джон Феннинг (обводит сцену тяжелым взглядом и вопрошает густым раскатистым басом). Ну, кто повесит Иуду Искариота? Х.Рамболд, цирюльник, в кроваво-красном камзоле и фартуке кожевника, с мотком веревки через плечо, поднимается на эшафот. За поясом у него дубинка со свинцом и палица, утыканная гвоздями. Злобно потирает хищные руки с надетыми на них кастетами. Рамболд (главному судье, со зловещей развязностью). Гарри-вешатель, ваше величество, гроза Мерси. По пять гиней вертлюжок. Была бы шея, веревку сыщем. Звонят колокола на церкви Святого Георгия, гулкий, медленный, замогильный звон. Колокола. Эй-гей! Эй-гей! Блум (впадая в отчаяние). Постойте. Остановитесь. А чайки. Доброе сердце. Я видел. Невинность. Девушка перед клеткой обезьян. В зверинце. Похотливые шимпанзе. (Задыхается.) Тазовый бассейн. Ее наивный румянец обезоружил меня. (Не может справиться с волнением.) Я покинул эти пределы. (Просительно обращается к одной из фигур в толпе.) Хайнс, можно два слова вам? Вы знаете меня. Можете не отдавать мне эти три шиллинга. Если вам нужно еще немного... Хайнс (холодно). Я вас впервые вижу. Второй патрульный (показывает в угол). Бомба там. Первый патрульный. Адская машина с часовым механизмом. Блум. Нет-нет. Это свиная ножка. Я был на похоронах. Первый патрульный (берется за свою дубинку). Лжец! Гончая поднимает морду, и все видят серое цинготное лицо Падди Дигнама. Он слопал все. От него исходит гнилостное дыхание пожирателя падали. Он вырастает до человеческих размеров и очертаний. Шкура таксы превращается в темный саван покойника. Зеленый, кровью налитый глаз сверкает. Половина одного уха, весь нос и большие пальцы рук отъедены упырями. Падди Дигнам (глухим голосом). Это правда. Это были мои похороны. Доктор Финьюкейн засвидетельствовал смерть от естественных причин, когда я заболел и помер. Он поднимает к луне изуродованное пепельное лицо и тоскливо воет. Блум (торжествующе). Вот, слышите! Падди Дигнам. Блум, я дух Падди Дигнама. О слушай, слушай, слушай! Блум. Это голос Исава. Второй патрульный (крестясь). Это как же такое может быть? Первый патрульный. Про это нет в кратком катехизисе. Падди Дингам. Это метемпсихоз. Привидения. Голос. Ну и дичь. Падди Дигнам (убежденным тоном). Прежде я был в одном из служащих мистера Джона Генри Ментона, стряпчего, поверенного по присягам и свидетельствам, Бэйчлорз-уок, 27. Сейчас я покойник, гипертрофия сердечной стенки. Не повезло. Жена, бедняжка, ее силы были и так подорваны. Как она там, держится? Заберите у нее ту бутылку хереса. (Осматривается кругом.) Фонарь. Мне б надо справить потребность. Топленое молоко что-то не пошло впрок. Представительная фигура Джона О'Коннелла, управляющего, выступает вперед, держа связку ключей на траурной ленте. Рядом с ним отец Гробби, настоятель, с раздутым брюхом и кривой шеей, в стихаре, в цветном ситцевом платочке вместо ночного колпака, сонно сжимает жезл, сплетенный из маковых стеблей. Отец Гробби (зевнув, затягивает хрипло и квакающе). Намине. Джекобс. Вобисквит [искаж. Nomine... Vobiscum - имя... с вами (лат.)]. Аминь. Джон О'Коннелл (через мегафон, с грозными завываниями сирены). Покойный Дигнам, Патрик Т.! Падди Дигнам (вздрогнув, настораживает уши торчком). Высокие ноты. (Извиваясь, вытягивается вперед, припадает ухом к земле.) Голос моего хозяина! Джон О'Коннелл. Погребальное свидетельство УМ-Ъ 85000. Секция 17. Дом Ключей. Участок 101. Падди Дигнам с явным усилием вслушивается, думает, хвост палкой, уши торчком. Падди Дигнам. Молитесь за упокой души его. Уползает вниз через подвальный люк, полы савана волочатся по шуршащему гравию. За ним ковыляет жирная старая крыса, черепашьи лапы как ножки грибов под серым панцирем. Голос Дигнама доносится приглушенным лаем из-под земли: "Дигнам помер и зарыт, он на кладбище лежит". Том Рочфорд, красногрудый как снегирь, в фуражке и бриджах, выпрыгивает из своей машины о двух колонках. Том Рочфорд (кланяется, приложив руку к груди). Рувим Дж. Ставлю флорин, что найду его. (Отважно и зорко оглядев люк.) Ну, мой черед. В Карлоу, вперед, за мной! Делает в воздухе лихое сальто-мортале и скрывается в люке. Два диска в колонках, качнувшись, выставляют круглые глаза нулей. Все исчезает. Блум пробирается дальше через клоаку. Останавливается перед освещенным домом, прислушивается. Поцелуи, выпархивая из гнездышек, вьются вокруг него, чирикают, щебечут, воркуют. Поцелуи (щебечут). Лео! (Чирикают.) Звонкий жаркий чуткий сладкий для Лео! (Воркуют.) Чмок-чмок! Умм-юмм! О-оо! (Чирикают.) Цви-вить! Сюд-сюда! Лео-по! (Щебечут.) Лео-ле, Лео-люб! (Чирикают.) Лео-лео, люб-люб! Они снуют, перепархивают на его одеждах, яркие и быстрые блестки, серебристые искорки. Блум. Мужское туше. Печальная музыка. Церковная музыка. Может быть тут. Зоя Хиггинс, девица легкого поведения в сапфировой узкой юбке с тремя бронзовыми пряжками, с черной узенькой бархаткой на шее, кивает ему, спускается со ступенек и подходит вплотную. Зоя. Вы ищете кого-нибудь? Он там внутри с другом. Блум. Это заведение миссис Мак? Зоя. Нет, это дальше, тут восемьдесят один, миссис Коэн. Бывает, дальше зайдешь, хуже найдешь. Матушка Пантуфля. (Как старому знакомому.) Эту ночку-то она сама при деле с ветеринаром, тот жучок ей все верные ставки говорит да еще платит за ученье ее сынка в Оксфорде. Работка сверхурочная, но у ней нынче фортуна перевернулась. (С подозрением.) А вы, часом, не папаша ему? Блум. Ничего подобного! Зоя. А то оба в черном. Тогда небось котик не прочь побаловаться? Его плоть чутко отзывается на приближение ее пальцев. Она скользит рукой по его левому бедру. Зоя. Где там орешки? Блум. Сбоку. Интересно, что всегда справа. Наверно, то тяжелей. Мой портной, Мизайес, говорит, из миллиона у одного так. Зоя (внезапно встревожившись). У тебя твердый шанкр. Блум. Это вряд ли. Зоя. Я же чувствую. Запустив руку в левый карман его брюк, она вынимает оттуда твердую почерневшую сморщенную картофелину. Приоткрыв рот с влажными губками, глядит то на нее, то на Блума. Блум. Семейный талисман. На счастье. Зоя. А это для Зои, правда ведь? За то, что я такая миленькая? Жадно сует картофелину к себе в карман, потом берет его под руку, прижимается тесно и горячо. Он принужденно улыбается. Звучит восточная музыка, медленно, такт за тактом. Он смотрит в ее карие глаза, обведенные краской. Улыбка его теплеет. Зоя. Узнаешь меня в следующий раз. Блум (с тоскою покинутого). Газели милой никогда я в жизни не любил, хотя судьба... Газели скачут, пасутся на горных склонах. Неподалеку озера. По берегам их темные тени кедровых рощ. Веет душистый аромат, пряный смолистый дух восходит ввысь пахучими прядями. Восток горит, сапфировое небо прочерчивает полет бронзовых орлов. Под ним лежит женоград, белый и обнаженный, в прохладной неге и роскоши. Струи фонтана шепчутся в окружении дамасских роз. Огромные розы шепчут о пурпуре виноградных гроздьев. С таинственным шепотом источается вино, вино стыда, крови, страсти. Зоя (шепча-мурлыча в такт музыке, улыбается, сладостные губы одалиски увлажнены бальзамом из розовой воды и свиного жира). Шорах ани веноввах, беноит Ершалоим [Дщери Иерусалимские! черна я, но красива (древнеевр.; Песн. 1, 4)]. Блум (очарован). По твоему выговору я так и думал, что ты от доброй лозы. Зоя. А ты не слышал, что думать вредно? Игриво покусывает его ухо маленькими златопломбыми зубками, обдавая густым застоялым чесночным духом. Розы, расступаясь, являют взору золотую усыпальницу царей и гниющие их останки. Блум (отшатывается, механически продолжая гладить ее правую грудь вялой плоской ладонью). А ты из Дублина? Зоя (поймав выбившуюся прядь, ловко вплетает в завиток). Извини-подвинься. Я англичанка. А у тебя подымить не будет? Блум (в прежней позиции). Я редко курю, милочка. Так, иногда сигару. Детское баловство. (Игриво.) Можно губы занять и кой-чем получше трубы с травой. Зоя. Ну-ну, валяй. Сочини речь про это. Блум (в шляпе апаш, в брюках из грубого вельвета и в черной блузе рабочего с алым развевающимся галстуком-бантом). Род человеческий неисправим. Сэр Уолтер Рэли привез нам из Нового Света эти клубни и эту траву, из коих первое при поглощении убивает инфекции, второе же отравляет слух, зрение, сердце, память, волю, разум - словом, все. Таким образом, он привез к нам яд на целый век раньше, чем тот, другой, забыл его имя, привез нам пищу. Самоубийства. Лживость. Все наши нравы. А поглядеть на нашу общественную жизнь! С дальних колоколен доносится полночный звон. Звон. Возвратись, Леопольд! Лорд-мэр Дублина! Блум (в одеянии олдермена, с цепью). Избиратели Арран-куэй, Иннс-куэй, Ротонды, Маунтджоя и Северных Доков, я заверяю вас, что самое наилучшее - это провести линию трамвая от скотного рынка к реке. Вот музыка будущего. Вот моя программа. Cui bono? [кому выгодно (лат.)] Однако наши пиратствующие Летучие Голландцы на корабле-призраке своих капиталов... Из толпы избирателей. Трижды тройное ура нашему будущему главному магистрату! Северным сиянием загорается факельное шествие. Факельщики. Урра! Именитые горожане, местные тузы и почетные граждане пожимают руку Блуму и поздравляют его. Тимоти Хэррингтон, трижды бывший лорд-мэром Дублина, весьма внушительный в пурпурной мантии мэра, с золотой цепью и в белом шелковом галстуке, переговаривается с советником Лорканом Шерлоком, locum tenens. Оба горячо кивают в общем согласии. Бывший лорд-мэр Хэррингтон (на нем белого шелка широкий шейный платок, золотая цепь мэра и пурпурная мантия, в руке жезл). Чтобы речь олдермена сэра Лео Блума была напечатана за счет налоговых сумм. Чтобы дом, в котором он был рожден, был украшен, памятною доской. И чтобы проезд, прежде называвшийся Коровий Выгул, вблизи Корк-стрит, именовался отныне Бульваром Блума. Советник Лоркан Шерлок. Принято единогласно. Блум (пламенно). Эти Летучие Голландцы или, верней, Липучие Голландцы, когда они валяются на коврах у себя в кают-компании, со скуки играя в кости, до чего им дело? Машины - вот одна их забота, их химера, их талисман. Приспособления и автоматы, механические страшилища, наштампованные упыри для взаимного истребления, мерзостные ублюдки, которых плодит алчность капиталистов, похотливо прилипших, присосавшихся к нашему опроституированному труду. Бедняки отдыхают с голоду, а они себе откармливают своих королевских оленей, они себе стреляют базанов и фекасов, купаются в золоте, плавают в платине. Их барство таит коварство, а наше государство это их царство, и до каких же пор, товарищи, это кошмарство... Бурные, долго не смолкающие аплодисменты. Повсюду вырастают триумфальные арки, торжественные обелиски, праздничные флагштоки. Над улицей протянулись полотнища с лозунгами: "Cead Mile Failte" [Сто Тысяч Приветствий (ирл.)] и "Мах Тов Мелек Израиль" [Как Прекрасен Царь Твой, Израиль (древнеевр.). Ср. Числ 24, 5]. Во всех окнах теснятся взволнованные зрители, по преимуществу дамы. Выстроенные вдоль дороги полки Королевских дублинских стрелков. Собственных Его Величества шотландских пограничных гвардейцев, Камеронских горцев и Валлийских стрелков, стоя по стойке смирно, сдерживают натиск толп. Школьники облепили все телеграфные и фонарные столбы, все водосточные и печные трубы, подоконники и карнизы, ограды, парапеты и желоба, приветственно свистя и вопя. Вдали возникает облачный столп. Слышится мелодия "Кол Нидре" [Все обеты (древнеевр.), одна из главных иудейских молитв-песнопений], исполняемая на флейтах и барабанах. Подходят передовые, над ними вздымаются в небо и императорские орлы, реют знамена, колышутся пальмовые ветви. Посреди гражданских флагов высоко возносится хоругвь папы римского на древке из золота и слоновой кости. Приближается ядро шествия, его возглавляют Джон Хауард Парнелл, городской церемониймейстер, в шахматном плаще, атлонский младший герольдмейстер и герольдмейстер ольстерский. Далее следуют достопочтенный Джозеф Хатчинсон, лорд-мэр Дублина, его светлость лорд-мэр Корка, их милости мэры Лимерика, Голуэя, Слайго и Уотерфорда, двадцать восемь ирландских пэров-представителей, сердары, гранды и махараджи, несущие тронный балдахин. Дублинская столичная пожарная команда, капитул финансовых святых в порядке своей плутократической иерархии, епископ Даунский и Коннорский, Его высокопреосвященство Майкл кардинал Лог, архиепископ Армаский, примас всея Ирландии, Его преосвященство, высокопреподобный доктор Вильям Александер, архиепископ Армаский, примас всея Ирландии, главный раввин, президент пресвитерианцев, главы общин баптистов, анабаптистов, методистов и моравских братьев, а также почетный секретарь Общества друзей. За ними движутся цеха, гильдии и городское ополчение с развернутыми знаменами: бондари, птицеводы, жерновщики, рекламные агенты, нотариусы, массажисты, виноторговцы, бандажисты, трубочисты, салотопы, ткачи бархатов и поплинов, ветеринары, итальянцы-зеленщики, отделочники церквей, изготовители обувных рожков, хозяева похоронных заведений, торговцы шелками, камнерезы, аукционеры, пробкоделы, страхователи от пожаров, красильщики и пятновыводильщики, экспортеры спиртных напитков, разлитых по бутылкам, скорняки, рисовальщики ярлыков, гравировальщики гербовых печатей, конюхи, менялы поставщики принадлежностей для крикета и стрельбы из лука, изготовители сит, скупщики яиц и картофеля, чулочники и перчаточники, подрядчики по водопроводным и канализационным работам. За ними движутся камер-юнкеры. Черный Жезл, герольдмейстер Ордена Подвязки, Золотая Трость, шталмейстер, лорд обергофмаршал, президент геральдической палаты, великий коннетабль, несущий меч королевства, железную корону св.Стефана, потир и библию. Четыре пеших горниста трубят в трубы. Лейб-гвардейцы отзываются приветственными звуками рогов. Под триумфальной аркой появляется Блум с обнаженной головой, в алой бархатной мантии, отороченной горностаем; в руках у него жезл святого Эдуарда, держава и скипетр с голубем, меч милосердия. Он восседает на белоснежном коне, у которого длинный, развевающийся алый хвост, роскошный чепрак и золотая уздечка. Неистовый восторг. Дамы с балконов осыпают его лепестками роз. Воздух напоен их благоуханием. Приветственные клики мужчин. Пажи Блума бегут среди толпы с ветками боярышника и стеблями крапивы. Пажи Блума. Птичий царь крапивник, Мы тебя искали, В день святого Стефана В кустиках поймали. Кузнец (бормочет). Как Бог свят! Неужто ж это Блум? Ведь с виду и тридцати одного не дашь. Мостильщик и Каменотес. Вот знаменитый Блум, величайший реформатор мира. Шапки долой! Все обнажают головы. Женщины жадно перешептываются. Миллионерша (златоуста). Он просто измумителен! Аристократка (аристократично). Сколько этот человек повидал! Феминистка (мужественно). А сделал! Колокололитейщик. Классическая внешность! У него лоб мыслителя. Погода к Блуму. Яркие лучи воссияли на северо-западе. Епископ Даунский и Коннорский. Мне принадлежит честь представить вам вашего несравненного императора-президента и короля-премьера, сиятельнейшего, милостивого и могущественного правителя сего царства. Боже, храни Леопольда Первого! Все. Боже, храни Леопольда Первого! Блум (в далматике и пурпурной мантии, епископу Даунскому и Коннорскому, с достоинством). Благодарю вас, высококакойтотам сэр. Вильям, архиепископ Армаский (в пурпурном облачении и широкополой шляпе). Обязуешься ли во царствовании твоем соблюдать, дабы закон и милость исполняемы были во всех твоих решениях и приговорах в Ирландии и землях, принадлежащих ей? Блум (клянется, положив правую руку себе на яйца). Да поможет мне в том Всевышний. Все сие обещаюсь соблюдать. Майкл, архиепископ Армаский (выливает Блуму на голову банку бриллиантина). Gaudium magnum annuntio vobis. Habemus carneficem [Радость великую возвещаю вам. У нас есть палач (лат.)]. Леопольд, Патрик, Эндрю, Дэвид, Джордж, да приими помазание! Блум облачается в златотканую мантию и надевает рубиновое кольцо. Он восходит и утверждается на Камне Предназначения. Пэры-представители надевают свои двадцать восемь корон. Несется ликующий звон колоколов от церквей Христа, святого Патрика, святого Георгия и с веселой Малахайд. Со всех сторон взлетают огни фейерверка благотворительного базара Майрас, образуя в небе фаллопиротехнические символы. Пэры присягают на верность, один за другим приближаясь и преклоняя колена. Пэры. И становлюсь вассалом вашим всецело и безраздельно, дабы служить вам верой и правдой. Блум поднимает правую руку, на которой сверкает бриллиант Кохинор. Конь его ржет. Тотчас воцаряется тишина. Межконтинентальные и межпланетные телеграфные передатчики приготовились передать сообщение. Блум. Подданные мои! Сим назначаем мы верного нашего скакуна Копулу Феликс [Счастливые Узы (лат.)] нашим наследственным Великим Визирем, а также объявляем, что с сего дня отвергли мы прежнюю супругу нашу и даровали августейшую нашу руку принцессе Селене, красе ночи. Бывшую морганатическую супругу Блума поспешно увозят на черном вороне. Принцесса Селена, в синелунных одеждах, увенчанная серебряным полумесяцем, выходит из паланкина, принесенного двумя великанами. Взрыв приветствий. Джон Хауард Парнелл (поднимает королевский штандарт). Прославленный Блум! Преемник моего великого брата! Блум (обнимая Джона Хауарда Парнелла). Благодарим тебя от души, Джон, за эту поистине королевскую встречу в зеленом Эрине, земле обетованной наших общих предков. Ему подносят хартию, где записаны городские вольности, и вручают ключи от Дублина, лежащие скрещенными на алой подушке. Он показывает всем, что у него зеленые носки. Том Кернан. Вы заслужили это, ваша честь. Блум. Ровно двадцать лет назад в этот день мы победили извечного нашего врага при Ледисмите. Наши гаубицы и фальконеты в верблюжьих запряжках отменно обработали его порядки. На поллиги вперед! Они наседают! Все уж потеряно! Неужели отходим? Нет и нет! Мы их погнали как стадо! Вперед! Наступаем! Развернувшись с левого фланга, наша легкая кавалерия пронеслась через высоты Плевны и с боевым кличем "Честной Саваоф" изрубила сарацинских пушкарей всех до единого. Бригада наборщиков "Фримена". Слушайте! Слушайте! Джон Уайз Нолан. Вот человек, вырвавший из тюрьмы Джеймса Стивенса. Ученик Синемундирной школы. Браво! Старожил. Вы гордость своего отечества, сэр, должен вам это прямо сказать. Торговка яблоками. Вот такой человек и нужен Ирландии. Блум. Возлюбленные мои подданные, над вами занимается заря новой эры. Я, Блум, истинно говорю вам, она уже при дверях. Даю вам в том слово Блума, скоро виидете все во град грядущий златой, в новый Блумусалим в Новой Гибернии будущего. Тридцать два рабочих с кокардами всех графств Ирландии, под началом подрядчика Дервана, возводят новый Блумусалим. Это - исполинское сорокатысячекомнатное сооружение с хрустальной крышей, выстроенное в форме гигантской свиной почки. В ходе строительства сносится целый ряд зданий и памятников. Правительственные учреждения временно переводятся в пакгаузы. Множество жилых домов сравнивают с землей. Их обитателей размещают в бочках и ящиках, помеченных красными буквами Л.Б. Несколько бедняков сваливаются с лестницы. Обрушивается часть городской стены, усеянная сотнями верноподданных зрителей. Зрители (умирая). Morituri te salutant [умирающие тебя приветствуют (лат.)]. (Умирают.) Из потайной дверцы выскакивает человек в коричневом макинтоше. Длинным вытянутым пальцем указывает на Блума. Человек в макинтоше. Не верьте ни одному его слову. Это - Леопольд Макинтош, известный поджигатель. Его настоящее имя Хиггинс. Блум. Пристрелить его! Христианская собака! И кончим о Макинтоше! Пушечный залп. Человек в макинтоше исчезает. Блум скипетром сбивает маковые головки. Поступают известия о скоропостижной смерти многих могущественных врагов, скотоводов, членов парламента, членов постоянных комиссий. Телохранители Блума раздают милостыню Великого Четверга, памятные медали, хлебы и рыбы, значки общества трезвости, дорогие сигары, бесплатные суповые кости, резиновые презервативы в закрытых пакетиках, перевязанных золотой нитью, сливочные тянучки, ананасные леденцы, любовные записочки, сложенные треугольником, готовое платье, котлеты в тесте, бутылки дезинфицирующей жидкости Джейса, товарные купоны, сорокадневные индульгенции, фальшивые монеты, колбасы из молочных поросят, театральные контрамарки, единые сезонные билеты для всех трамвайных маршрутов, билеты Венгерской королевской лотереи с привилегией от властей, талоны на бесплатный обед, дешевые издания Двенадцати Худших Книг в Мире: "Фрицы и лягушатники" (политическое), "Уход за ребенком" (инфантильное), "50 блюд за 7 с половиной шиллингов" (кулиническое), "Был ли Иисус солнечным мифом?" (истерическое), "Изгони эту боль" (медициническое), "Все о Вселенной для младенцев" (позывательное), "Фыркнем все разом" (юморительное), "Путеводитель рекламного агента" (жирнолистика), "Любовные письма матушки-повитухи" (эротическое), "Кто есть кто в космосе" (астрософическое), "Песни, запавшие в душу" (мелодическое), "Грошовый путь к миллионному состоянию" (сберегательное). Несусветная сутолока и суматоха. Женщины протискиваются к Блуму, чтобы коснуться края его одежды. Леди Гвендолен Дюбеда, мощно растолкав толпы, прыгает к нему на лошадь и под восторженные вопли зрителей целует в обе щеки. Вспышки магния. Мамы и папы поднимают грудничков и ползунков. Женщины. Батюшка наш! Батюшка! Груднички и ползунки. Я хороший тихий мальчик, Лео мне подарит мячик. Блум наклоняется над малюткой Бордменом, ласково щекочет ему животик. Малютка Бордмен (икает, из ротика течет свернувшееся молочко). Аля ля ля. Блум (пожимает руку слепому юноше). Мой более чем Брат! (Обнимает за плечи престарелых супругов.) Дорогие мои старые друзья! (Играет в пятый угол с оборванными уличными детишками.) И - раз! Фьюйть! (Укачивает близнецов в колясочке.) Часики тик-так, тик-так, вот, сапожник, мой башмак. (Жонглирует, показывает фокусы, вынимает изо рта шелковые платки, красные, оранжевые, желтые, зеленые, голубые, синие, фиолетовые.) Как однажды Жак-звонарь головой свалил фонарь. 32 фута в секунду. (Утешает вдову.) Разлука молодит сердце. (Отплясывает разудалый шотландский танец, шутовски дергаясь и вихляясь.) Эй, шевелись, черти! (Целует пролежни ветерана, прикованного к постели.) Почетные раны! (Шутливо ставит подножку тучному полисмену.) К.к.: ку-ку. К.к.: ку-ку. (Шепчет на ушко краснеющей официантке и добродушно смеется.) Плутовка, ну и плутовка! (Съедает сырую репу, поднесенную фермером Морисом Баттерли.) Отличная вещь! Чудесно! (Отказывается принять три шиллинга, которые хочет ему вручить Джозеф Хайнс, журналист.) Нет и нет, дружище, даже не думайте! (Снимает с себя пальто и отдает нищему.) Прошу вас, возьмите это. (Затевает гонки ползком с увечными стариками и старухами.) Вперед, парни! Ползи веселей, девчата! Гражданин (в избытке чувств роняет слезу на свой изумрудный шарф). Да благословит его Бог! Трубят бараньи рога, призывая к молчанию. Поднимают знамя Сиона. Блум (величественно сбрасывает плащ, являя свою дородность, развертывает список и читает торжественно). Алеф Бет Гимел Далет Хагада Тефилим Кошер Иом-Кипур Ханука Рош-Гашана Б'Най Брит Бар Мицва Маца Ашкеназим Мешуге Талиф. Джимми Генри, младший муниципальный секретарь, оглашает официальный перевод. Джимми Генри. Отныне открывается Суд Совести. Его Христианнейшее Величество изволит вершить правосудие под открытым небом. Бесплатные медицинские и юридические советы, разгадывание ребусов, решение разнообразных задач. Сердечно приглашаются все желающие. Дано в нашем верном граде Дублине в год I Райской Эры. Падди Леонард. Как мне избавиться от налогов и пошлин? Блум. Уплатить их, мой друг. Падди Леонард. Покорно благодарю. Флинн Длинный Нос. А я могу заложить свою страховку от пожара? Блум (педантично). Сэры, да будет вам известно, что согласно гражданскому праву вы связаны вашими собственными обязательствами в течение полугода в размере пяти фунтов. Дж.Дж.О'Моллой. Истинный Даниил, да что там! Нет! Сам Питер О'Брайен! Флинн Длинный Нос. А где ж это я запорву пять фунтов? Сикун Берк. А если с мочевым пузырем неладно? Блум. Acid. nit. hydrochlor. dil., 20 minims Tinct. mix vom., 4 minims Extr. taraxel. lig., 30 minims Aq. dis., 3 p. в день. Крис Каллинан. Чему равен параллакс субсолярной эклиптики Альдебарана? Блум. Рад вас слышать, Крис.К.II. Джо Хайнс. А почему вы не в форме? Блум. Когда мой блаженной памяти пращур носил форму австрийского деспота в сырой темнице, где были ваши пращуры? Бен Доллард. Анютины глазки? Блум. Украшают (озеленяют) наши общественные парки. Бен Доллард. Когда случаются близнецы? Блум. Отец (патер, папа) призадумывается. Ларри О'Рурк. Патент бы на всю неделю для моей новой распивочной. Вы ж помните меня, сэр Лео, с тех пор, как жили в седьмом доме. Посылаю дюжину портера для вашей мадамы. Блум (холодно). Вы злоупотребляете моей снисходительностью. Леди Блум не принимает подарков. Крофтон. Уж это праздник так праздник. Блум (внушительно). То, что вы называете праздником, я называю священнодействием. Алессандро Ключчи. Когда же у нас будет наш дом ключей? Блум. Я стою за реформу городских нравов, за десять заповедей в их чистом виде. Старые горизонты сменятся новыми. Единение всех, евреев, мусульман и язычников. Три акра и корову каждому из детей природы. Катафалки люкс на автомобилях. Физический труд, обязательный для всех. Парки должны быть открыты круглосуточно. Электрические посудомойки. Туберкулез, слабоумие, войны и нищенство воспрещаются. Всеобщая амнистия, еженедельный карнавал с разрешенными вольностями для масок, наградные для всех, всемирный язык эсперанто и всемирное братство. Довольно патриотизма пропойц и жуликов, раздутых водянкой. Свободные финансы, свободная рента, свободная любовь и свободная гражданская церковь в свободном гражданском государстве. О'Мэдден Берк. Свободная лиса в свободном курятнике. Дэви Берн (зевает). Ииииииииааааааахх! Блум. Смешанные расы и смешанные браки. Ленехан. А как насчет смешанных бань? Блум объясняет тем, кто поблизости, свои планы социальных преобразований. Все выражают согласие и поддержку. Появляется хранитель музея на Килдер-стрит, он тянет платформу, на которой покачиваются статуи обнаженных богинь - Венеры Каллипиги, Венеры Пандемос, Венеры Метемпсикоз и гипсовые фигуры, также обнаженные, изображающие девять новых муз - Торговли, Оперной Музыки, Любви, Рекламы, Промышленности, Свободы Слова, Многократного Голосования, Гастрономии, Личной Гигиены, Курортных Концертов, Обезболивания Родов и Популярной Астрономии. Отец Фарли. Он англиканец, агностик, всяковер, он хочет подорвать нашу святую веру. Миссис Риордан (рвет свое завещание). Я разочаровалась в вас! Вы нехороший человек! Матушка Гроган (снимает башмак, чтобы запустить им в Блума). Ах ты, скотина! Негодяй паршивый! Флинн Длинный Нос. Спой-ка нам, Блум. Какую-нибудь старую сладкую песню. Блум (залихватски заводит). Я клялся, что я не покину ее, Она мне разбила все сердце мое. Мое труляля труляля труляля. Прыгунчик Холохан. Старина Блум! Его ни с кем не сравнишь, единственный в своем роде. Падди Леонард. Опереточный ирландец! Блум. Какая опера похожа на хромого в Гибралтаре? Роза и костыль. Смех. Ленехан. Плагиатор! Долой Блума! Сивилла под покрывалом (пылко). Я блумистка, и я горжусь этим. Я верю в него, несмотря ни на что. Я жизнь за него готова отдать, второго такого комика нет на свете. Блум (подмигивает окружающим). Готов спорить, она красотка. Теодор Пьюрфой (в рыбацком картузе и непромокаемой куртке). Он использует механические средства, чтобы помешать священным целям природы. Сивилла под покрывалом (вонзает себе в грудь кинжал). Мой герой, мое божество! (Умирает.) Множество пылких и очаровательных дам также совершают самоубийства, они закалываются, топятся, пьют синильную кислоту, волчий корень, мышьяк, вскрывают себе вены, отказываются от пищи, бросаются под паровые катки, с колонны Нельсона, в главный чан пивоварни Гиннесса, задыхаются, сунув голову в газовую печь, вешаются на модных подвязках, выбрасываются из окон различных этажей. Александр Дж.Дауи (громогласно). Собратья во Христе и во антиблумстве, сей человек по имени Блум - поистине исчадие адово и поругание христианскому миру. С колыбели одержим сатанинской похотью, этот смердящий козел мендесский явил раннюю склонность к детскому распутству, какое приводит на память грады долины, с некой развратной старухой. Сей низкий лицемер, закоренелый в бесчестьи, он и есть тот бык белый, о коем сказано в Апокалипсисе. Он поклоняется Блуднице Вавилонской и козни исходят из ноздрей его вместе с дыханием. Ему по заслугам костер, котел кипящего масла. Калибан! Толпа. Линчевать его! Зажарить живьем! Он еще хуже Парнелла. Мистер Фокс! Матушка Гроган швыряет свой башмак в Блума. Хозяева лавочек по Нижней и Верхней Дорсет-стрит забрасывают его разными бросовыми предметами, костями, жестянками из-под сгущенного молока, гнилой капустой, хлебными корками, овечьими хвостами, ошметками сыра. Блум (в смятении). Да это просто солнечный удар, это опять какая-то скверная шутка. Клянусь Творцом, невинен я как снег, не тронутый лучами солнца! Это был мой брат Генри. Он мой двойник. Он живет в Долфинс-барн, дом номер два. То клевета, ужаснее змеи, навлекла на меня ложные обвинения. Собратья и соотечественники, sgeni inn ban bata coisde gan capall [при исправленном написании первых трех слов: sgeui i mbarr, фраза означает: история, высосанная из пальца, что повозка без лошади (искаж.ирл.)]. Я прошу моего старого друга, доктора Мэйлахи Маллигана, специалиста по вопросам пола, дать медицинское заключение обо мне. Доктор Маллиган (в кожаной куртке автомобилиста и зеленых очках-консервах, вздетых на лоб). У доктора Блума наблюдается бисексуальная аномалия. Он недавно сбежал из частной лечебницы доктора Юстейса для душевнобольных мужчин. Он был рожден вне брака и страдает наследственной эпилепсией, развившейся в результате необузданных половых излишеств. В предыдущих поколениях отмечены случаи слоновой болезни. Налицо явные симптомы хронического эксгибиционизма. Присутствует также скрытое двурушничество. Он преждевременно облысел по причине мастурбации, сделавшей из него идеалиста-извращенца и обратившегося распутника со вставными зубами. На семейной почве он временно утратил память и, как я полагаю, перед другими он не грешен, а лишь другие перед ним. Я произвел внутривагинальное обследование и, применив тест на кислотность к 5427 анальным, подмышечным, грудным и лобковым волоскам, свидетельствую, что он virgo intacta [нетронутая девственница (лат.)]. Блум прикрывает половые органы своей шляпой-люкс. Доктор Мэдден. Налицо также выраженная гипсоспадия. В интересах потомков я предлагаю заспиртовать пораженные части и сохранить их в национальном тератологическом музее. Доктор Кроттерс. Я произвел анализ мочи пациента. Она белковидна. Слюноотделение недостаточное, коленный рефлекс прерывист. Доктор Панч Костелло. Весьма заметен fetor judaicus [еврейская вонь (лат.)]. Доктор Диксон (зачитывает медицинское заключение). Профессор Блум представляет собой законченный образец нового типа - женственного мужчины. Его душевные качества просты и привлекательны. По мнению многих, он очень милый человек, чудесная личность. В целом он не лишен странностей, застенчив, однако не слабоумен в медицинском смысле. Он написал юрисконсульту Общества Содействия Обратившимся Священникам прекраснейшее письмо, настоящую поэму, где все полностью разъясняется. Практически он абсолютный трезвенник и, как я могу подтвердить, спит на соломенной подстилке и питается лишь самой спартанской пищей, сухим горохом, подобранным у зеленщика. И летом и зимой он носит власяницу ирландской работы и каждую субботу подвергает себя самобичеванию. Насколько мне известно, он некогда содержался в исправительной колонии Гленкри для малолетних преступников, в качестве правонарушителя первого разряда. Согласно другому сообщению, он был рожден после смерти отца. Я взываю к вашему милосердию во имя самого священного слова из всех, какие только случалось произносить нашим органам речи. Он вскоре ждет ребенка. Все охвачены сочувствием. Женщины падают в обморок. Богатый американец собирает пожертвования в пользу Блума. Дождем сыплются золотые и серебряные монеты, банковские чеки, банкноты, драгоценности, облигации казначейства, подлежащие оплате векселя, долговые расписки, обручальные кольца, часовые цепочки, медальоны, браслеты и ожерелья. Блум. Ах, я так мечтаю стать матерью. Миссис Торнтон (в одежде няни-сиделки). Прижмись ко мне крепче, милочка. Уже скоро кончится. Крепче, милая, крепче. Блум крепко обнимает ее и производит на свет восемь желтых и белых мальчиков. Они появляются на ступенях лестницы, покрытой красным ковром и уставленной экзотическими растениями. Все осьмяшки красивы, с лицами из благородных металлов, хорошо сложены, прилично одеты и прекрасно воспитаны, бегло говорят на пяти живых языках и имеют широкие интересы в различных науках и искусствах. Имя каждого четкими буквами отпечатано на груди рубашки: Назодоро, Голдфингер, Хризостом, Мэндорс, Силверсмайл, Зильберзельбер, Вифаржан, Панаргирос [Золотой нос (итал.), Золотой палец (англ.), Златоуст (греч.), Позолоченная рука (франц.), Серебряная улыбка (англ.), Сам серебряный (нем.), Ртуть (франц.), Весь серебряный (греч.)]. Им тут же вверяют высокие и ответственные посты в разных странах, они становятся директорами банков, железнодорожными диспетчерами, президентами компаний с ограниченной ответственностью и вице-президентами синдикатов отелей. Голос. Блум, ты Мессия бен Иосиф или бен Давид? Блум (загадочно). Ты сказал. Брат Обирало. Тогда сотвори чудо. Бэнтам Лайонс. Предскажи, кто выиграет Сент-Леджер. Блум ходит по канату, прикрывает левый глаз левым ухом, проникает сквозь стены, взбирается на колонну Нельсона и виснет на бровях с ее верхнего уступа, глотает двенадцать дюжин устриц (с раковинами), исцеляет нескольких золотушных, изменяет черты лица, приобретая неотличимое сходство со многими историческими фигурами, лордом Биконсфилдом, лордом Байроном, Уотом Тайлером, Моисеем Египетским, Моисеем Маймонидом, Моисеем Мендельсоном, Генри Ирвингом, Рипом ван Винклем, Кошутом, Жан-Жаком Руссо, бароном Леопольдом Ротшильдом, Робинзоном Крузо, Шерлоком Холмсом, Пастером, поворачивает каждую ногу одновременно в разных направлениях, обращает вспять морской прилив и затмевает солнце, вытянув свой мизинец. Брини, папский нунций (а форме папского зуава, в стальной кирасе на груди, в ручных и ножных латах, с пышными мирскими усами и в темной бумажной митре). Leopoldi autem generatio [вот родословие Леопольда (лат.)]. Моисей родил Ноя, Ной родил Евнуха, Евнух родил О'Халлорана, О'Халлоран родил Гугенхейма, Гугенхейм родил Агендата, Агендат родил Нетаима, Нетаим родил Ле Гирша, Ле Гирш родил Иесурума, Иесурум родил Маккея, Маккей родил Остролопского, Остролопский родил Смердоза, Смердоз родил Вейсса, Вейсс родил Шварца [Weiss, Schwarz - белый, черный (нем.)], Шварц родил Адрианополя, Адрианополь родил Аранхуэца, Аранхуэц родил Луи Лоусона, Луи Лоусон родил Ихаводоносора, Ихаводоносор родил О'Доннелла Магнуса, О'Доннелл Магнус родил Христбаума, Христбаум родил Бен Маймуна, Бен Маймун родил Пыльного Родси, Пыльный Родси родил Бенамора, Бенамор родил Джонс-Смита, Джонс-Смит родил Саворгнановича, Саворгнанович родил Ясписа, Яспис родил Вентетюньема [Vingt-et-unieme - двадцать первый (франц.)], Вентетюньем родил Сомбатхея, Сомбатхей родил Вирага, Вираг родил Блума et vocabitur nomen eius Emmanuel [...и нарекут имя Ему: Еммануил (лат. Ис. 7, 14)]. Рука мертвеца (пишет на стене). Блум - это бессия. Мандавош (в снаряжении лесного разбойника). А что ты делал в коровнике за Килберреком? Малютка-девочка (гремя погремушкой). И под мостом Баллибох? Остролист. И в Чертовом Овраге? Блум (отчаянно краснеет с головы до ягодиц, три слезы падают из его левого глаза). Пощадите мое прошлое. Ирландские арендаторы, согнанные с земли (в поддевках и бриджах, с доннибрукскими дубинками). Sjambok [отхлестать (африкаанс.)] его! Блум с ослиными ушами усаживается у позорного столба, скрестив руки и вытянув ноги, насвистывая "Don Giovanni, a cenar teco". Сиротки из приюта в Артейне, взявшись за руки, кружатся вокруг него. Девицы из Миссии Тюремных Врат, взявшись за руки, кружатся в обратную сторону Сиротки из Артейна. Он пес, свинья и грязный хам Решил, что он любимчик дам! Девицы из тюремных врат. Как увидишь хэ, Прихвати себе И скорее в пэ Заходи не бэ. Хорнблоуэр (в ефоде и егерском картузике, возвещает). И понесет он грехи народа Азазелю, духу, пребывающему в пустыне, и Лилит, привидению ночному. И побьют камнями они его и осквернят его, да, все они от Агендат Нетаима и от Мицраима, земли Хама. Все забрасывают Блума картонными бутафорскими камнями. Пьяницы, бредущие из кабаков, и бездомные псы во множестве подходят к нему и оскверняют его. Появляются Мастянский и Цитрон в лапсердаках, с длинными пейсами, и тычут бородами в Блума. Мастянский и Цитрон. Велиал! Лемляйн из Истрии, лже-Мессия! Абулафия! С утюгом под мышкой приближается Джордж С.Мизайес, портной Блума, и подает счет. Мизайес. За переделку брюк одиннадцать шиллингов. Блум (потирает руки, приободрившись). Как в добрые старые времена. Бедняга Блум! Рувим Дж.Додд, чернобородый Искариот, злой пастырь, неся на плечах тело своего утонувшего сына, подходит к позорному столбу. Рувим Дж. (хриплым шепотом). Сука одна продала. Уже за мусорами чешут. Рви когти на первой громыхалке. Пожарная команда. Баамм! Брат Обирало (надевает на Блума высокий остроконечный колпак и желтое одеяние, на котором вышиты нарисованные языки пламени. Вешает ему на шею мешок с порохом и предает в руки гражданских властей, напутствуя). Остави ему долги его. По единодушной просьбе общественности лейтенант Майерс из Дублинской пожарной команды поджигает Блума. Раздаются рыдания. Гражданин. Хвала небу! Блум (в тканом хитоне с буквами И.Х.С., как феникс, высится среди языков пламени). Не плачьте обо мне, дщери Эрина. Показывает дублинским репортерам следы ожогов. Дочери Эрина в черных одеждах, с большими молитвенниками и длинными зажженными свечами в руках, преклоняют колена и молятся. Дочери Эрина. Почка Блума, молись за нас. Цветок Банный, молись за нас. Ментор Ментона, молись за нас. Рекламный Агент для "Фримена", молись за нас. Масон Милосердный, молись за нас. Мыло Блуждающее, молись за нас. Прелести Греха, молись за нас. Музыка без Слов, молись за нас. Укротитель Гражданина, молись за нас. Друг всех Подвязочек и Панталончиков, молись за нас. Повитуха Всемилостивая, молись за нас. Картофелина, охраняющая от всякой Чумы и Язвы, молись за нас. Хор из шестисот голосов под управлением Винцента О'Брайена исполняет хорал "Аллилуйя", аккомпанирует на органе Джозеф Глинн. Блум немеет, съеживается, обугливается. Зоя. Болтай-болтай, покуда не почернеешь. Блум (с улыбкой во взоре, в старой шляпчонке, за ленту которой заткнута глиняная трубочка, в запыленных башмаках, с красным узелком эмигранта, ведет на соломенной веревочке черную как мореный дуб свинью). Ну-к, надоть идти, хозяйка, не то, сдохни все козлы в Коннемаре, ужо мне выдубят шкуру. (Со слезою во взоре.) Все это безумие. Патриотизм, скорбь по умершим, музыка, будущее нации. Быть или не быть. Сон жизни подошел к концу. Окончи же его с миром. А они пускай живут дальше. (Смотрит печально вдаль.) Песенка моя спета. Одна небольшая порция мышьяку. Задернуть занавески. Письмо. А после этого лечь и обрести покой (Тихо вздыхает.) Довольно. Я прожил свое. Прощайте Прощайте. Зоя (поправляя свою бархотку, равнодушно). Ты что, серьезно? Тогда пока. (Насмешливо.) Ты, видно, встал сегодня с левой ноги, а может, кончил слишком быстро со своей кралей. Я вас насквозь вижу. Блум (с горечью). Мужчина и женщина, любовь, что это все? Бочка и затычка. Зоя (вдруг рассердившись). Терпеть не могу этих вшивых ломак. Хоть и со шлюхой, а надо по-человечески. Блум (с раскаянием). Правда, что-то я нелюбезен. Вы это необходимое зло. Так ты откуда? Из Лондона? Зоя (словоохотливо). Из Свиндона, где свинки на органах играют. Вообще-то я из Йоркшира, то есть там родилась. (Отводит его руку, нащупывающую ее сосок.) Слушай, Томми-мышонок. Брось-ка это да займись чем похуже. У тебя есть с собой на короткий заход? Десять шиллингов? Блум (улыбаясь, кивает медленно). Больше, моя гурия, больше. Зоя. За больше любовь подольше. (Ласково похлопывает его бархатными лапками.) Ну как, пошли, поглядишь новую пианолу у нас в салоне? Я уж для тебя расстараюсь. Блум (в нерешительности почесывая затылок с беспрецедентным изумлением уличного разносчика, внезапно оценившего изысканную симметрию ее сочных груш). Кой-кто смертельно бы ревновал, узнай она только. Чудище с зелеными глазами. (Серьезно.) Ты же знаешь, как это трудно, что тебе объяснять. Зоя (она польщена). О том сердце не болит, чего глаз не видит. (Поглаживает его.) Ну, пойдем, пойдем. Блум. Смеющаяся чаровница! Рука, что качает колыбель. Зоя. Детка! Блум (в рейтузиках и пальтишке, большеголовый, с шапкой темных волос, раскрыв широко глаза, зачарованно смотрит на ее переливчатую юбку, пухлым пальчиком считает пряжки на ней и лепечет, высовывая мокрый язычок). Лаз ва тли - тли тла тлаз. Пряжки. Любит. Не любит. Любит. Зоя. Молчание знак согласия. (Маленькие растопыренные коготки завладевают его рукой, указательный палец чертит на его ладони условный знак тайного наставника, влекущий к неотвратимому.) Руки горячие значит глотка замерзла. Он колеблется, одолеваемый музыкой, запахами, соблазнами. Она ведет его за собой к ступеням, манит запахом подмышек, порочностью подведенных глаз, шуршаньем юбки, в змеистых складках которой таится едкий звериный дух всех самцов, обладавших ею. Самцы (разя серной вонью похоти и навоза, с утробным ревом встают на дыбы в стойлах, мотают ошалелыми головами). Харрош! Зоя и Блум подходят к дверям, у которых сидят две сестры-проститутки. Они с любопытством разглядывают его из-под нарисованных бровей, улыбаются в ответ на торопливый поклон. Он нечаянно спотыкается. Зоя (вовремя подхватив его проворной рукой). Гоп-ля! Наверх не падать. Блум. Праведник упадет семь раз. (На пороге останавливается, пропускает ее.) По правилам, после вас. Зоя. Сначала дама, потом кавалер. Переступает порог. Он медлит. Она оборачивается и тянет его. Он перескакивает порог. В прихожей на вешалке из рогов висят мужская шляпа и дождевик. Блум снимает свою шляпу, затем, увидев их, хмурится, затем улыбается, занятый какими-то мыслями. Дверь на антресолях распахивается. Мужчина в красной рубашке и серых брюках, в темных носках проходит вихлявой обезьяньей походкой, задрав кверху лысую козлобородую голову, обняв полный кувшин с водой, двухвостые черные подтяжки болтаются сзади до самых пят. Быстро отвернувшись от него, Блум наклоняется, чтобы разглядеть на столике в прихожей спаниельи глаза бегущей лисы; затем, подняв голову, принюхиваясь, идет следом за Зоей в салон. Свет люстры затенен абажуром из розоватой шелковистой бумаги. Мотылек кружит и кружит вокруг, стукаясь, отлетая. На полу линолеум с рисунком из ромбов цвета нефрита, лазурита и киновари. На нем отпечатки ног во всевозможных сочетаниях, пятка к пятке, пятка к середке, носок к носку, сомкнутые ступни, мавританский танец некогда ступавших подошв, бестелесных призраков в беспорядочном смешеньи. На стенах обои с просторным узором из ивовых ветвей. Перед камином экран из павлиньих перьев. Линч сидит на войлочном коврике у камина, скрестив по-турецки ноги и обернув картуз козырьком на затылок. Он медленно отбивает такт жезлом. Китти Риккетс, костлявая бледная проститутка в матросском костюме, в замшевых перчатках, отогнутых, чтобы показать коралловый браслет, сидит на краю стола, держа в руке сумочку из колец, качая ногой и поглядывая на свое отражение в большом зеркале, что висит в золоченой оправе над камином. Из-под блузы у нее болтаются кончики шнурков от корсета. Линч с насмешкой показывает на парочку у пианино. Китти (кашляет, прикрыв рот рукой). Она малость придурковата. (Крутит у виска пальцем.) Шарики за ролики. (Линч задирает ей подол своим жезлом, показываются белые нижние юбки. Она немедленно оправляет свой туалет.) Прошу не забываться. (Икнув, быстро наклоняет свою матросскую шляпу, из-под которой поблескивают крашеные хной волосы.) Ах, простите! Зоя. Пупсики, свет на сцену. (Подходит к люстре и открывает газ до предела.) Китти (глядя на газовое пламя). Чего это ей взбрело? Линч (загробным голосом). Входят призрак и домовые. Зоя. Все похлопаем Зое. Жезл в руке Линча загорается блеском, это медная кочерга. Стивен стоит у пианолы, на которую брошены небрежно его шляпа и тросточка. Двумя пальцами он еще раз повторяет ряд чистых квинт. Флорри Толбот, толстая рыхлая блондинка в поношенном платье цвета заплесневелой клубники, лениво распласталась в углу дивана, слушая. Ее вялая рука свисает плетью за валик, на сонном веке большой набрякший ячмень. Китти (снова икает и взбрыкивает ногой). Ах, простите! Зоя (тут же откликаясь). Твой парень тебя вспоминает. Завяжи узелок на комбинации. Китти Риккетс низко наклоняет голову. Ее боа размыкает кольца, скользит по плечам, спине, рукам, креслу на пол. Линч поддевает свернувшуюся гусеницу своим жезлом. Китти обвивает шею змеей, гнездясь в ней. Стивен оглядывается на фигуру, сидящую в картузе козырьком на затылок. Стивен. На самом деле, вовсе не важно, сочинил ли это Бенедетто Марчелло или нашел готовым. Обряд - отдохновенье поэта. Это может быть древний гимн Деметре или сопровождение к "Coela enarrant gloriam Domini" [Небеса проповедуют славу Божию (лат.), Пс. 18, 2]. Это допускает столь разные тональности и лады как гиперфригийский и миксолидийский и столь несхожие тексты как галдеж священников перед алтарем Давида то бишь Цирцеи да что это я Цереры и наводка Давида главному своему тромбонщику насчет своего всемогущества. Mais nom de nom [но, черт побери (франц.)], все это из другой оперы. Jetez la gourme. Faut que jeunesse se passe [Прожигайте жизнь. Надо же почувствовать молодость (франц.)]. (Умолкает; с улыбкой показывая на картуз Линча, заливается смехом.) С какой стороны у тебя шишка мудрости? Картуз (погрузившийся в мрачный сплин). Липа! Оно так, потому что оно так. Бабья логика. Жидогрек это грекожид. Крайности сходятся. Смерть высшая форма жизни. Липа! Стивен. Ты как нарочно запоминаешь все мои ошибки, и ахинеи, и похвальбы. Сколько мне закрывать глаза на такое предательство? Оселок! Картуз. Липа! Стивен. Раз так, вот тебе еще. (Нахмурясь.) Причина заключается в том, что доминанта и тоника разделены наибольшим возможным интервалом, который... Картуз. Который! Ну, чего дальше? Не можешь. Стивен (с усилием). Интервалом, который. Есть наибольший возможный эллипс. Совместимый с. Финальным возвращением. Октава. Которая. Картуз. Которая? Снаружи, с оглушающим ревом, граммофон заиграл "Град Священный". Стивен (с силой). То, что идет на край света, чтобы не пересечься с самим собой. Бог, солнце, Шекспир, коммивояжер, достигнув пересечения с собою в самой реальности обретают самих себя. Погоди. Погоди секунду. Этот окаянный рев на улице. Себя, какими они в себе были неотменимо предобусловлены стать. Eccol! [Вот! (итал.)] Линч (с насмешливым гогочущим смешком подмигивает Блуму и Зое Хиггинс). Как вам прохвесор, а? Зоя (с живостью). Уж береги мозги, он больше знает, чем ты успел позабыть. Флорри Толбот глядит на Стивена с ожирелой тупостью. Флорри. А мне сказали, этим летом светопреставление будет. Китти. Да неужто? Зоя (хохочет). Господь неправедный! Флорри (обиженно). Про Антихриста даже в газетах было. Ой, нога зачесалась. Проходят с выкриками оборванные мальчишки-газетчики, стуча босыми пятками, волоча хвостатого змея. Газетчики. Экстренный выпуск! Результаты скачек на коньках. Морской змей в Королевском канале. Благополучное прибытие Антихриста. Стивен оборачивается и видит Блума. Стивен. Время, времена и полвремени. Рувим Дж.Антихрист, вечный жид, выставив за спиной руку с цепкой раскрытой горстью, тяжко выступает вперед. У чресл его сума странника, откуда торчат долговые расписки и неоплаченные счета. Он держит длинный багор, с крюка которого разбухшею бесформенной грудой свисает на подтяжках тело его единственного сына, спасенное из вод Лиффи. В густеющем сумраке кувыркается домовой в обличье Панча Костелло, с черепом гидроцефала, скошенным лбом, бульдожьей челюстью и вздутым багровым носом, горбатый и кривобедрый. Все. Что это? Домовой (щелкает челюстями, прыгает во все стороны, пучит глаза и визжит, скачет как кенгуру, с раскинутыми хваткими лапами, потом, резко просунув безгубую личину в развилку ног, верещит оттуда). Il vient! C'est moi! L'homme qui rit! L'homme primigene! [Он грядет! Это я! Человек, который смеется! Первобытный человек! (франц.)] (Неистово кружится на месте с завываньями дервиша.) Sieurs et dames, faites vos jeux! [Дамы и господа, делайте ваши ставки! (франц.)] (Приседает, жонглируя. В руках у него летают крошечные планеты, как шарики рулетки.) Les jeux sont faits! [Ставки сделаны! (франц.)] (Планеты, слетясь, сталкиваются, раздается хрустящий треск.) Rien n'va plus! [Ставки больше не принимаются! (франц.)] (Планеты, вздувшись шарами, уплывают вверх и исчезают из виду. Он растворяется прыжком в пустоту.) Флорри (в тупом оцепенении, крестясь украдкой). Светопреставление! От нее исходят женские теплые токи. Темное облако заполняет вселенную. Снаружи, сквозь плывущий туман, ревет граммофон, заглушая кашель и шарканье ног. Граммофон. Иерусалим! Отвори врата свои и пой Осанна... Ракета взлетает в небо и лопается. На ее месте является белая звезда, возвещая погибель всего сущего и второе пришествие Илии. По бесконечному невидимому канату, протянутому из зенита в надир, сквозь туман кубарем скатывается Светопреставление, двуглавый осьминог в охотничьих килтах, гусарском кивере и клетчатых шотландских юбках, обретая форму Мэнской Треноги. Светопреставление (с шотландским акцентом). Кто нам спляшет по горам, по горам, по горам? Перекрывая плывущий гул и звуки надсадного кашля, глас Илии, резкий, словно крик дергача, хрипло каркает в вышине. Сам он, с лицом церковного служки, высится на кафедре, покрытой американским флагом, потея в просторном батистовом стихаре с рукавами воронкой. Стучит по кафедре кулаком. Илия. Прекратите-ка там треп в помещении. А вы, Джейк Крейн, Креолка Сью, Дав Кемпбелл и Эйб Киршнер, извольте кашлять с закрытым ртом. Так вот, эта вся линия обслуживается мной. Ребятки, самый момент сейчас. Божье время - ровно 12:25. Скажи мамаше, что будешь там. Живо сдавай заказ, и козырной туз твой. Бери до Вечность-Сортировочная прямым экспрессом! Немедля в наши ряды! Только еще словечко. Ты божий или ты хрен в рогоже? Если второе пришествие состоится на Кони-Айленд, готовы мы или нет? Флорри Христос, Стивен Христос, Зоя Христос, Блум Христос, Китти Христос, Линч Христос, все вы должны почувствовать эту космическую силу. Мы что, сдрейфим перед космосом? Дудки! Будь на стороне ангелов. Будь призмой. У тебя ж есть эта вещичка внутри, высшее я. Ты можешь общаться со Христом, с Гаутамой, с Ингерсоллом. Ну как, чувствуете эти вибрации? Ручаюсь, чувствуете. Братия, стоит только однажды ухватить это, и дело в шляпе, бодрая прогулочка на небо за вами. Дошло до вас? Это прожектор жизни, я вам говорю, самое забористое зелье из всех, пирог с самой лакомой начинкой. Лучшая и удобнейшая из всех внешних линий. Великолепная, сверхроскошная штука. Приводит вас в форму. Дает вибрации. Уж я-то знаю, я малость понимаю в вибрациях. Ладно, по боку шутки, вернемся к сути. А.Дж.Христос Дауи и гармониальная философия, вам это ясно? О'кей. Шестьдесят девятая западная улица, семьдесят семь. Записали? Порядок. И в любое время можете мне звонить по солнофону. Экономьте на марках, старые алкоголики. (Рявкает.) А теперь все разом славную нашу песню. Вместе, дружно, с огоньком, запе-вай! Плохо, еще раз! (Ревет.) Иеру... Граммофон (ревет куда громче). Ххиерусаврасвоиосаосаосаххх... (Игла со скрежетом царапает по пластинке.) Три проститутки (закрывая уши, визжат). Ияааай! Илия (в рубашке с засученными рукавами, чернолицый, кричит что есть мочи, воздевая руки). Старший наш братец в вышних, масса Президент, послушай, что моя твоя говори. Моя крепко вери в твоя, масса Президент. Моя крепко думай, мисс Хиггинс и мисс Риккетс уже забери себе религия в сердце. И моя крепко сдается, моя никогда не видала такой перепуг, как у тебя, мисс Флорри. Масса Президент, твоя приходи, помогай моя спасать наши дорогие сестры. (Подмигивает слушателям.) Наша масса Президент, она все знай-понимай, но она помалкивай. Китти-Кейт. Я потеряла голову. В минуту слабости поддалась, тут вот оно и вышло, что вышло на Холме Конституции. А меня сам епископ конфирмовал. Моя тетка по матери замужем за Монморанси. Я была невинная, этот водопроводчик сгубил меня. Зоя-Фанни. А я взяла и дала, интересно было. Флорри-Тереза. Пили три звездочки, французский, а после еще портвейн, из-за этого и получилось. Хилан ко мне залез в постель, ну я и согрешила. Стивен. В начале было слово, в конце же мир без конца. Блаженны восемь блаженств. Блаженства - Диксон, Мэдден, Кроттерс, Костелло, Ленехан, Баннон, Маллиган и Линч в белых халатах медиков, по четыре в ряд, маршируют в бодром темпе, гулким гусиным шагом. Блаженства (вразнобой). Бутылка, бифштекс, бабец, бронедог, бульджон, барнум, бардакум, богослужакум. Листер (в серых квакерских коротких штанах и широкополой шляпе, вежливым тоном). Он из наших друзей. Мне незачем называть имена. Взыскуй света. Шагом куранты удаляется. Входит Супер, одетый парикмахером, накрахмаленный и отглаженный до блеска, кудри накручены на папильотки. Он ведет за собой Джона Эглинтона, на котором желтое нанковое кимоно мандарина, испещренное буквами-ящерицами, и высокая шляпа в виде пагоды. Супер (улыбаясь, приподнимает пагоду, открывая выбритый купол, на маковке которого торчит косичка с оранжевым бантиком). Я тут, понимаете, навожу на него красоту. Красота тоже блаженство. То, что причастно красоте, понимаете. Как выразился Йейтс, я хочу сказать, Китс. Джон Эглинтон (извлекает тусклый фонарь с зеленой заслонкой и светит им в угол, сварливо). Эстетика и косметика годятся для будуара. Я ищу правду. Простую правду для простого человека. Тандераджи желает фактов и намерен их получить. В снопе света за угольным ведром - оллав, святоокий и бородатый Мананаун Мак-Лир, погруженный в раздумье, уткнувший подбородок в колени. Он медленно выпрямляется. Из его друидовых уст веет студеным морским ветром. Вокруг головы его обвиваются миноги и угри. Он облеплен ракушками и водорослями. В правой руке его велосипедный насос. Левой он держит за две клешни огромного краба. Мананаун Мак-Лир (гласом волн). Аум! Гек! Вал! Ак! Люб! Мор! Ма! Белые йоги богов. Оккультный поймандр Гермеса Трисмегиста. (Посвистами морского ветра.) Пунарджанам балдапенджауб! Меня не проведешь. Сказано было некогда: берегись левого, культа Шакти. (Кликами буревестника.) Шакти, Шива, во тьме сокрытый Отец! (Велосипедным насосом крушит краба. На кооперативном циферблате у него знаки зодиака. Стенает рыком океанских валов.) Аум! Баум! Пижаум! Я свет усадьбе, я первосортные сливки и масло. Протянувшаяся рука иудиного скелета душит свет. Зеленый свет блекнет до розоватого. Газовая струя свистит жалобно. Газовая струя. Пфуаа! Пфиииуфф! Зоя подбегает к люстре и, поджав ногу, поправляет сетку горелки. Зоя. Кто даст курнуть, раз уж я тут? Линч (кидает на стол сигарету). Держи. Зоя (вздергивает голову с видом оскорбленного достоинства). Даму угостить сигаретой - это не палку кинуть! (Она тянется прикурить от горелки, медленно вращая сигарету у пламени, показывая каштановые пучки под мышками. Линч своей кочергой нахально задирает ей подол сбоку. Под сапфировой тканью ее тело, нагое выше подвязок, отсвечивает русалочьей зеленью. Она невозмутимо затягивается.) Ну как, родинку разглядел на жопе? Линч. А я не смотрю. Зоя (невинной овечкой). Это правда? Да, конечно, вы бы не стали. А вы не пошли бы куда подальше? Изображая стыдливость, она в то же время искоса поглядывает на Блума и, сделав быстрый поворот в его сторону, освобождает юбку от кочерги. Волнистая голубизна снова струится по ее телу. Блум стоит, крутит большими пальцами, в его улыбке желание. Китти Риккетс, послюнив средний палец, приглаживает брови, глядясь в зеркало. Липоти Вираг, базиликограммат [царь букв (греч.)], стремительно скатившись по каминной трубе, важно делает два шага влево на негнущихся розовых ходулях. Он плотно запакован в несколько пальто и одет в коричневый макинтош, под которым держит свиток пергамента. В левом глазу у него монокль Кэшела Бойла О'Коннора Фицмориса Тисделла Фаррелла. На голове возвышается египетский псхент. За каждым ухом торчит гусиное перо. Вираг (каблуки вместе, кланяется). Меня зовут Липоти Вираг, из Сомбатхея. (Покашливает раздумчиво, сухо.) Здесь явно налицо распутные обнажения, э? Непредвиденным образом, из зрелища задних ее частей обнаружился тот факт, что она отнюдь не носит тех интимных предметов, к которым у тебя особая тяга. След от инъекции у нее на бедре ты, надеюсь, заметил? Пойдем дальше. Блум. Granpapachi [дедушка (идиш.)]. Но... Вираг. С другой стороны, номер два, с вишневой помадой и в белой шляпе, ее волосы немало обязаны эликсиру нашего племени, из древа гофер, она в платье для прогулки и, если не ошибаюсь, слишком туго затянута, судя по тому, как она сидит. Проглотив аршин, так сказать. Ты можешь поправить меня, но я всегда полагал, что игривые манеры особ, приоткрывающих интимные части туалета, привлекают тебя своей эксгибиционинистистичностью. Если выразиться одним словом. Гиппогриф. Надеюсь, я прав? Блум. Она довольно худа. Вираг (с удовлетворением). В высшей степени! Замечено справедливо, а эти накладные карманы на юбке, как и уширенный сверху покрой последней, рассчитаны, чтобы создать впечатление полных бедер. Последняя покупка на какой-нибудь сомнительной распродаже, ради которой общипали не одного птенца. Поддельный шик для обмана глаз. Отметь также, какое внимание ко всем мелочам. Не откладывай на завтра, что можно надеть сегодня. Параллакс! (Нервически дергая головой.) Тебе слышно, как у меня трещат мозги? Полисиллабакс! Блум (охватив локоть ладонью, пальцем подперев щеку). У нее грустный вид. Вираг (оскалив желтые зубы хорька, цинично оттягивает вниз пальцем левый глаз, хрипло, лающе). На дурака! Берегись тех, которые работают под невинность и под глубокую скорбь. Лилия панели. У каждой имеется кнопка холостяка, которую открыл Руальдус Колумбус. Бери ее. Приколумбь ее. Хамелеон. (Смягчается.) Ну хорошо, позвольте нам перейти к номеру три. Здесь невооруженному глазу представляется весьма крупная масса. Отметим, прежде всего, на ее черепе значительное количество окисленного растительного вещества. Хо-хо, она пойдет скакать! Гадкий утенок в компании, длинные колоды и корма в два обхвата. Блум (с сожалением). Как выйдешь без ружья, вся дичь на тебя. Вираг. Здесь тебе предоставляются все сорта, слабой, средней и высшей крепости. Плати - выбирай по вкусу. Как ты счастлив можешь быть с любою... Блум. И с...? Вираг (причмокивает). Ммам! Взгляни на ее могучие холмы. Она окутана внушительным слоем жира. Несомненно, относится к млекопитающим, с учетом объема груди, как видишь, спереди у нее выдаются две выпуклости солидных размеров, грозящие за обедом окунуться в тарелку с супом; тогда как в нижней тыльной области расположены две дополнительные выпуклости, наводящие на мысль о мощной прямой кишке и выступающие самым благоприятным для пальпации образом, они поистине не оставляют желать ничего, кроме упругости. Подобная мясистость - следствие тщательного питания. При откорме в небольших клетках их печень может достигать слоновьих размеров. Шарики свежего хлеба с пажитником и бензоем, сопровождаемые порциями зеленого чая, за их короткий век успевают их оснастить природными подушками колоссальных размеров. Вполне в твоем вкусе, э? Вожделенные котлы с мясом в земле Египетской. Барахтайся в них вволю. Ликоподий. (У него подергивается шея.) Тарарах! Вот, опять началось. Блум. Все-таки ячмень мне не нравится. Вираг (поднимает брови). Говорят, что надо прикладывать золотое кольцо. Argumentum ad feminam [аргумент от женщины (лат.), вариация формулы "аргумент от человека" в логике], как мы выражались в Древнем Риме и в Древней Греции в консульство Диплодока и Ихтиозавра. Что же до всего остального - непревзойденное средство Евы. Не для продажи. Исключительно напрокат. Гугенот. (Опять нервический тик.) Странные звуки. (Хмыкает одобряюще.) А может быть, это бородавка. Надеюсь, ты помнишь, чему я учил тебя на сей счет? Пшеничная мука с медом и мускатным орехом. Блум (задумывается). Пшеничная мука с ликоподием и силлабаксом. Не так-то легко найти. Мне выпал страшно утомительный день, сплошная цепь происшествий. Постойте. Ведь бородавочная кровь сама разносит бородавки, а вы говорите... Вираг (строгим голосом, нос его делается более крючковатым, косящий глаз мигает). Перестань крутить твои пальцы и подумай как следует. Вот видишь, ты забыл. Используй твою мнемотехнику. La causa e santa. Тара-тара. (В сторону.) Я уверен, он вспомнит. Блум. Вы еще говорили, розмарин, если я верно понял, и действовать самовнушением на паразитические ткани. Или нет, не это, теперь я припоминаю. Исцеляет прикосновение руки мертвеца. Мнемо? Вираг (обрадованно). Именно. Именно. Она. Техника. (Энергически хлопает по своему свитку пергамента.) Вот здесь говорится, как нужно действовать, с описанием все подробности. По указателю можно справиться обо всем, аконит при навязчивом страхе, соляная кислота от меланхолии, для приапические цели разлапушник. А сейчас Вираг расскажет об удалении. Наш старый знакомец каустик. Нужно их выморить. Срезать конским волосом у самого основания. Однако обратимся к болгарам и баскам, ты решил наконец, нравятся ли тебе женщины в мужском платье? (С сухим смешком.) Ты собирался посвятить год на изучение религиозных вопросов, а лето 1886 года на то, чтобы найти квадратуру круга и заработать тот миллион. Ну и бредни! От великого до смешного один шаг. К примеру, пижамы? Или, скажем, расклиненные закрытые трикотажные панталоны? Или, допустим, это сложное одеяние, комбинация вместе с панталончиками? (Насмешливо кукарекает.) Кукареку! Блум в нерешительности оглядывает трех девок, потом останавливает взгляд на затененной розоватым люстре, слушает неутомимого мотылька. Блум. Тогда я хотел сейчас иметь заканчивать. Ночные рубашки никогда не были. Отсюда следует. Но завтра это новый день будет. Прошлое было есть сегодня. Что сейчас есть сейчас то завтра будет как сейчас было быть вчера. Вираг (нагибается к его уху и шепчет, возбужденно прихрюкивая). Насекомые-однодневки проводят свое эфемерическое существование в многократных соитиях, привлекаемые пахучей радиацией любой посредственно презентабельной самки, у которой половой жар распространяется в дорсальную область. Попка хороший! (Его желтый попугаячий клюв гнусаво каркает.) На Карпатах была одна поговорка примерно в пять тысяч пятьсот пятидесятом году нашей эры. Ложка меду влечет братца Мишку сильней чем полдюжины бочек лучшего солодового уксуса. Полет медведя печет пчел. Однако оставим это. Может быть, в другой раз мы продолжим. Нам, с нашей стороны, было очень, очень приятно. (Кашляет, наклоняет голову и задумчиво потирает нос согнутой ладонью.) Ты будешь заметить, что этих ночных насекомых привлекает свет. Но это есть заблуждение, раз вспомни их сложный неадаптируемый глаз. О все эти каверзные вопросы смотри том семнадцать мои "Основы сексологии, или Любовная страсть", которые доктор Л.Б. назвал самая сенсационная книга года. Один пример, имеются опять-таки некоторые, чьи движения происходят автоматически. Вглядись. Для него это его солнце. Ночные птицы, ночное солнце, ночные игры. Прижмись. Джимми! Ж-ж-ж-ж! Блум. Помню муха или пчела таранила свою тень на стене ошалев, а потом ползала ошалев по мне под рубашку еще хорошо что... Вираг (с бесстрастным выражением, посмеиваясь сдобным женским смешком). Превосходно! Шпанская мушка у него в штанишках или горчичник на его колышке! (Возбужденно болбочет, болтая индюшиными сережками.) Голды-болды! Голды-болды! Где же мы? Сезам, откройся! Грядет! (Торопливо развернув свиток, начинает читать, нос светляком и коготь быстро бегают по строчкам справа налево.) Сейчас-сейчас, мой дружок. Я дам тебе ответ, который ты ищешь. Скоро у нас будут устрицы с Ред-бэнк. Я наилучший повар. Эти сочные двустворчатые нам будут полезны, как и трюфли из Перигора, клубни, которые извлекает из почвы всеядный мистер хряк, они таки исключительно эффективны в случаях нервной слабости и мужеподобия. От них хоть и вонь, разожгут как огонь. (Трясет головой, болбочет, подтрунивая.) Шутник в своей тарелке. Монокль в его гляделке. Блум (рассеянно). Гляделки нам говорят, что женщина - это худший случай двустворчатости. Всегда открытый сезам. Раздвоенный пол. Почему они и боятся паразитов, ползающих тварей. Но Ева и змий этому противоречат. Хотя не исторический факт. Явная аналогия с моей идеей. Кроме того, змеи падки до женского молока. Ползет целые мили через всеядные леса высосать до капли груди сочной двустворчатой. Как те римлянки на полянке, про которых у Элефантулиазиса. Вираг (выпятив губы, собравшиеся резкими складками, каменно и отрешенно закрыв глаза, заунывно, как псалмы, тянет чужеземным речитативом). И коровы с набухшими выменами, как известно... Блум. Я сейчас взвою. Простите, пожалуйста. Что? Вот. (Словно отвечая урок.) Сами разыскивали логово гада, дабы предоставить сосцы свои его алчному сосанию. Муравей доит тлей. (Глубокомысленно.) Инстинкт правит миром. В жизни. В смерти. Вираг (склонив голову набок, ссутулив спину и выставив горбом лопатки, уставился мутными выкаченными глазами на мотылька, скрюченным когтем показывая на него, кричит). Кто это Джер-Джер? Кто такой милый Джеральд? О, я боюсь, он будет очень-очень обшигаться. Пошалуста не окашет ли кто милость таки помешать эта катастрофа, помахав лучшая чистая салфетшио? (Мяукает.) Кис-кис-кис, поди сюда. (Вздыхает, откидывается назад и смотрит искоса в пол, неподвижно, с отвисшей челюстью.) Что ж, ладно. Скоро он отдохнет. Я родился, чтоб летать, Чтоб весною ликовать И кружиться и порхать. Был я царь, не стану лгать, Но ничто не вечно, глядь, И пора уже кончать. Ать! (С налета ударяется в абажур, бурно трепыхая крылышками.) Преле преле преле преле преле прелестные юбочки. Из двери наверху слева выходит Генри Флауэр и, сделав два скользящих шага, останавливается левей середины салона. На нем темная накидка и низко опущенное сомбреро с пером. В руках среброструнные цимбалы из наборного дерева и трубка Иакова в виде глиняной женской головки с длинным бамбуковым чубуком. Черные бархатные панталоны в обтяжку и бальные туфли с серебряными пряжками. Романтический облик Спасителя, с волнистыми локонами, усиками и редкой бородкой. Журавлиные ноги с маленькими ступнями принадлежат тенору Марио, князю Кандийскому. Он поправляет кружевные манжеты, проводит по влажным губам сладострастным языком. Генри (низким и томным голосом, перебирая струны своей гитары). Вот прекрасный цветок весь в цвету. Вираг с угрожающим видом, сжав челюсти, смотрит на свет люстры. Блум углубленно созерцает Зоину шею. Галантный Генри с болтающимся двойным подбородком поворачивается к пианино. Стивен (бормочет про себя). Играй с закрытыми глазами. Как папочка. Я наполнил чрево рожцами, что едят свиньи. Уже сверх меры. Встану, пойду к моему. Можно подумать, это этот. Стиви, ты на скользкой дорожке. Надо зайти к старине Дизи или отбить телеграмму. Наша сегодняшняя встреча оставила у меня неизгладимое впечатление. Хотя наш возраст. Подробнее напишу завтра. Кстати, сообщаю, что я в подпитии. (Снова трогает клавиши.) Теперь минорный аккорд. Да. Впрочем, не слишком. Альмидано Артифони протягивает свернутые трубкой ноты, грозно шевеля густыми усами. Артифони. Ci rifletta. Lei rovina tutto [Подумайте. Вы все разрушили (итал.)]. Флорри. Спой что-нибудь. Спой "Старую сладкую песню любви". Стивен. Нет голоса. Я совершенно законченный художник. Линч, я показывал тебе то письмо про лютню? Флорри (с тупой ухмылкой). Кто петь умеет, да не поет. В окне появляются сиамские близнецы, Филип Трезв и Филип Пьян, два оксфордских профессора с газонными косилками. Оба замаскированы лицом Мэтью Арнольда. Флип Трезв. Послушай, что дурак умному говорит. Дело неладно. Прикинь-ка сухим пером на мокрой бумаге. Как примерный юный кретин. Получка была три фунта двенадцать, два фунта бумажками, один золотой, две кроны, если бы молодость знала. Муни en ville, Муни sur mer, у Мойры, у Ларчетта, с медиками на Холлс-стрит, у Берка. Все правильно? Я за тобой присматриваю. Филип Пьян (с нетерпением). Да брось ты эту муть к богу в рай! Я никому не должен. Дай только сообразить про октавы. Вторичное раздвоение личности. Кто же мне сказал его имя? (Его косилка начинает стрекотать.) Ага, вот. Зоэ му сас агапо [жизнь моя, я тебя люблю (греч.)]. Как будто бы я здесь был раньше. Когда только, может, с Аткинсоном, где-то у меня его карточка. Какой-то Мак. Или Тумак. Все мне талдычил про кого же, постой, про Суинберна? Флорри. Так будет песенка? Стивен. Дух бодр, плоть же немощна. Флорри. А ты не кончал Манут? Ты похож на одного моего знакомого оттуда. Стивен. Я с ним покончил. (Про себя.) Ах, как умно. Филип Трезв и Филип Пьян (их косилки стрекочут, травинки порхают в ригодоне). Умно-заумно. Покончил по кочкам. А кстати, книга, и вещь, и тросточка при тебе? Да-да, вот они. Умно-заумно, кончил-покончил. Будь в форме. Бери пример с нас. Зоя. Запрошлой ночью приходит один священник, известно за каким дельцем, а сам весь застегнут наглухо, пальто не снимает. А я ему, да что вы таитесь, я и так знаю, вы католический поп. Вираг. Совершенно логично с его точки зрения. Должно быть грехопадение. (Резко, с расширившимися зрачками.) К дьяволу папу! Ничего нового под солнцем. Я, Вираг, разоблачил Тайные Нравы Монахов и Девственниц. Почему я порвал с католической церковью. Читайте "Священник, женщина и исповедальня". Пенроуз. Бес Флибертиджиббет. (Его корчит.) Развязав свой пояс из тростника, женщина с нежным сентиментом стыда предлагает лингаму свою влажную йони. Потом скоро мужчина приносит женщине добычу из джунглей, куски мяса. Женщина имеет проявления радости и украшает себя шкурами и перьями. Мужчина мощно любит ее йони твердым большим лингамом. (Кричит.) Coactus volui. Затем ветреная женщина хочет скрыться. Мужчина с силой хватает ее за руку. Женщина визжит, плюется, кусается. Мужчина, распалясь гневом, бьет женщину по ее пышной ядгане [лингам, йони, ядгана - мужской половой орган, женский половой орган, ягодицы (санскрит)]. (Кружится, пытаясь поймать свой хвост.) Пиф-паф! Пух-пух! (Останавливается, чихает.) Апчхи! (Теребит свой конец.) Фыррх! Линч. Ну и как, ты наложила покаяние на святого отца? Девять раз Отче наш за то, что пальнул из церковной пушки. Зоя (дымные пряди моржовыми усами у нее из ноздрей). Да где ему там пальнуть. Так, знаешь, одно ощущение. С сухим счетом. Блум. Бедняга! Зоя (беззаботно). А сам виноват. Блум. Как это? Вираг (его лицо сжимается в дьявольскую пасть, от которой исходит черное свечение; костлявая шея вытянута вперед. Поднимает рыло ублюдка и завывает). Verfluchte Goim! [Проклятые гои! (идиш)] Был ли у него отец или сорок отцов. Да его самого никогда не было. Бог свиней! У него были две левые ноги. Это Иуда Иакх, ливийский евнух, папский бастард! (Опускается на скрюченные передние лапы с твердо растопыренными локтями, глаз его агонизирует в дыре плоского, слитого с шеей черепа, визгливый лай разносится над умолкшим миром.) Отродье шлюхи. Апокалипсис. Китти. А Мэри Шортолл подхватила сифон от Голубка Джимми из синих фуражек и в больницу попала, а когда после она от него родила, младенчик глотать не мог, так и задохся от спазм на своем матрасике, и мы все на похороны сложились. Филип Пьян (строго). Qui vous a mis dans cette fichue position, Филип? Филип Трезв (весело). C'etait le sacre pigeon, Филип. Китти неторопливо снимает шляпу и, положив ее на стол, поправляет крашеные хной волосы. Более изящной, очаровательной головки с такими милыми кудряшками не красовалось никогда у потаскухи на плечиках. Линч нахлобучивает шляпу себе на голову. Она тут же отбирает ее. Линч (со смехом). Такой вот подарочек Мечников привил человекообразным обезьянам. Флорри (кивает). Локомоторная атаксия. Зоя (весело). Ой-ой, где моя энциклопедия? Линч. Три мудрые девы. Вираг (трясется как в лихорадке, обильная желтая икра пенится на тонких губах эпилептика). Она торговала воском, приворотным зельем, померанцевым цветом. Пантер, римский центурион, таки растлил ее своим детородническим орудием. (Высовывает фосфоресцирующий скорпионий язык, сунув ладонь между ног.) Мессия! Он ей порвал барабанную перепонку. (С дикими криками павиана беспорядочно дергается, бесстыдно размахивая бедрами.) Хак! Хек! Хик! Хок! Хук! Кок! Кук! Бен Дылда Доллард, багроволицый, мускулисторукий, власоноздрий, широкобородый, лопоухий, мохнатогрудый, лохматогривый, толстосисий, выступает вперед, лядвеи его и причинные места затиснуты в черные купальные трусы. Бен Доллард (прищелкивая кастаньетами в пухлых огромных лапах, весело выводит тирольские рулады своим басом-бормотоном). Когда любовь горит в душе. Девы, сестра Каллан и сестра Квигли, прорвавшись на ринг через служителей и канаты, бросаются к нему с распростертыми объятиями. Девы (в упоении). Большой Бен! Бен, мое Сердце! Голос. Держите-ка мне вот этого в дурацких штанах. Бен Доллард (захлебываясь от хохота, хлопает себя по ляжке). Ну-ну, давайте! Генри (шепчет, нежно прижимая к груди отрубленную женскую голову). Твое сердечко, любовь моя. (Перебирая струны лютни.) Когда явился дивный облик... Вираг (меняет шкуру, его пышное оперение линяет). Вздор! (Зевает, показывая угольно-черный зев, и снова смыкает челюсти, подтолкнув нижнюю своим свитком.) После это сказав я отправлялся уйти. Прощай. Прости-прощай. Dreck! [Дерьмо! (идиш)] Генри Флауэр поспешно причесывает бородку и усики карманной расческой и, плюнув на пальцы, прилизывает волосы. Рапирою себе указуя путь, скользит к дверям, и мятежная арфа висит за спиной у него. Вираг достигает дверей двумя неуклюжими скачками ходуль, задрав хвост, и мимоходом ловко налепляет на стену гнойно-желтую листовку, пришлепывая ее головой. Листовка К.II. Расклейка Объявлений Запрещена. Полное соблюдение тайны. Д-р Гай Фрэнкс. Генри. Все уж потеряно. Вираг проворно откручивает у себя голову и зажимает ее под мышкой. Голова Вирага. Шарлатан! Уходят поодиночке. Стивен (Зое, через плечо). Тот пастор-задира, что основал протестантскую ересь, тебе бы больше понравился. Но только берегись Антисфена, собачьего мудреца, и кончины ересиарха Ария. Испустил дух в клозете. Линч. А для нее все один Бог. Стивен (набожно). И Господь Вседержитель. Флорри. Я просто уверена, ты расстрига-священник. Или монах. Линч. Верно-верно. Он кардинальский сын. Стивен. Кардинальный евин. Монах ордена штопора. Его Преосвященство Саймон Стивен кардинал Дедал, примас всея Ирландии, появляется в дверях в красной сутане, сандалиях и носках. Его прислужники смертные грехи, семь обезьяноподобных карликов, также в красном, несут за ним край его облачения, подглядывая под него. На голове у него помятый, съехавший набок цилиндр. Большие пальцы засунуты под мышки, ладони выставлены вперед. На шее четки из бутылочных пробок, посредине их свисает на грудь крест-штопор. Вытащив большие пальцы, он плавными широкими пассами призывает благодать свыше и торжественно, напыщенно возглашает. Кардинал. Консервио попался в плен. Он в темницу глубокую брошен. У него кандалы на руках и ногах, Все три тонны, а может, и больше. Одно мгновение он взирает на всех, зажмурив правый глаз и надув левую щеку. Потом, не в силах остаться невозмутимым, начинает раскачиваться взад и вперед, подбоченясь, и запевает со щедрым залихватским весельем: Селезень бедный не ведал ничего, Жо-жо-жо-жолтые лапки были у него. Он был пухленький, жирненький, быстрый как ртуть, Но дикарь-уткоед, Промышляя обед, Застрелил его, дробью пробив ему грудь. Комары тучами вьются около его одежд. Скрещенными руками он со страдальческою гримасой расчесывает бока и взывает: Я терплю адские муки. Клянусь ерундейшей чепухой, надо благодарить Иисуса, что среди этого мелкого народца не все заодно, не то они бы сжили меня совсем с нашего окаянного шарика. Склонив голову набок, он раздает торопливые благословения средним и указательным пальцами, дарует пасхальный поцелуй и удаляется потешными двойными шарканьями, в съезжающем с боку на бок цилиндре, стремительно уменьшаясь до размеров собственной свиты. Карлики следуют за ним, выписывая зигзаги, пихаясь, хихикая, подглядывая, переглядываясь, обмениваясь пасхальными поцелуями. Издалека доносится его голос, мужественный и милостивый, мягкий и мелодичный: Унесет мое сердце к тебе, Унесет мое сердце к тебе, И послушный ночной ветерок Унесет мое сердце к тебе! Ручка запертой двери поворачивается. Дверная ручка. Тееебеее! Зоя. Там в двери дьявол. Мужская фигура сходит по скрипучим ступенькам, слышно, как она берет с вешалки шляпу и дождевик. Блум словно помимо воли трогается с места, идет вперед, по пути слегка прикрывает дверь, потом, нервничая, достает из кармана плитку шоколада, протягивает Зое. Зоя (шутливо обнюхав его шевелюру). Хмм. Передай своей матушке спасибо. Люблю, чего обожаю. Блум (настораживается, услыхав мужской голос, говорящий с девками на крыльце). Вдруг это он? После? Или из-за того, что не. Или решил добавить? Зоя (разрывая фольгу). Пальцы придумали раньше вилок. (Отломив дольку, грызет, подает другую Китти Риккетс, игриво обращается к Линчу.) Может, и тебе пилюльку? (Он кивает. Она поддразнивает его.) Дать или обождать? (Он открывает рот, задрав голову. Она ведет приманку по кругу влево, его голова следом. Ведет в обратную сторону, он взглядывает на нее.) Лови! Она кидает кусочек. На лету цапнув ртом, он звучно разгрызает его. Китти (жуя). Тот инженер, с которым я на Майрас ходила, вот у него дивные шоколадки. Внутри всякие ликеры. А на этот базар сам вице-король приехал с супругой. Мы там столько у Тофта на карусели кружились, до сих пор в себя не приду. Блум (а меховой шубе Свенгали, с наполеоновской прядью, скрестив руки на груди, нахмурил лоб в усилии чревовещателя-экзорциста, пронзительный орлиный взгляд устремлен на дверь. Затем, напрягшись, выставив левую ногу, делает быстрый повелительный пасс и, сняв правую руку с левого плеча, подает знак мастера ложи). Изыди, изыди, изыди, кто бы ты ни был, заклинаю тебя! Снаружи в тумане слышны удаляющиеся шаги и мужской кашель. На лице Блума облегчение. Он стоит в спокойной непринужденной позе, заложив руку за вырез жилета. Зоя протягивает ему шоколад. Блум (солидно). Благодарю. Зоя. Раз говорят, слушайся. Бери-ка! По лестнице твердый перестук каблучков. Блум (берет дольку). Возбуждающее? Но я думал что. Ваниль, это успокоительное или? Мнемо. Рассеянный свет, и память рассеивается. Красное действует на волчанку. Цвета влияют на характер у женщин, насколько он есть у них. Эта чернота вгоняет в тоску. Ешьте и веселитесь, ибо завтра. (Ест.) На вкус тоже влияет, розоватость. Но я так давно не. Кажется незнакомым. Возбуж. Тот священник. Надо, чтоб вышло. Лучше поздно, чем никогда. Попробовать трюфли от Эндрюса. Отворяется дверь. Входит хозяйка заведения, тучная Белла Коэн. На ней длинное платье цвета слоновой кости, с пышной бахромой по подолу. Ища прохлады, она обмахивается черным костяным веером, на манер Минни Хок в "Кармен". На левой руке два кольца, обручальное и придерживающее его. У нее оливковое, немного вспотевшее лицо с крупными чертами, с мясистым носом, ноздри тронуты оранжевым. Глаза сильно подведены. Заметно пробиваются усики. В ушах большие серьги с бериллами. Белла. Это нет слов! Я вся взопрела, как куча. Она обводит глазами пары, затем останавливает взгляд на Блуме, властный, настойчивый. Большой веер ветерком овевает ее лицо, шею, ее вздымающиеся округлости. Ее ястребиные глаза сверкают. Веер (колышется быстро, потом замедленно). Я вижу, ты женат. Блум. Да... Не совсем, я куда-то затерял... Веер (приоткрывается, складывается). И она верховодит. Под башмаком у жены. Блум (с тупой ухмылкой уставясь в пол). Это верно. Веер (сложенный, замер у ее ушка). Ты не забыл меня? Блум. Да. Нет. Веер (сложенный, у ее талии). Это я та она о ком ты прежде мечтал? И тогда была она он ты нас знал с тех пор? И я все они и сейчас мы все те же? Белла подходит к нему, легонько похлопывает веером. Блум (вздрагивает). Властное создание. Прочла у меня в глазах эту дрему, которая нравится женщинам. Веер (похлопывая). Мы встретились. Ты мой. Такова судьба. Блум (покорно). Пышная женщина. Я ждал и желал твоего господства. Я так устал, я покинут, уже немолод. Можно сказать, я стою с неотправленным письмом, подлежащим добавочному сбору, перед ящиком для опоздавшей корреспонденции на главпочтамте человеческой жизни. Окно и дверь, открытые под прямым углом, вызывают сквозняк тридцать два фута в секунду, по закону падения тел. Только что я почувствовал приступ ишиаса в левой седалищной мышце. Это у нас семейное. Бедный папа, вдовец, он был из-за этого настоящий барометр. Он верил, что помогает тепло животных. Носил зимой жилетку на кошачьем меху. А когда уже близился к концу, то, поминая царя Давида с сунамитянкой, клал Атоса с собой, верного и за гробом. Собачья слюна, как вы, вероятно... (Вздрагивает.) Ай! Ричи Гулдинг (входит, обремененный портфелем). Насмешкой всегда проймешь. Лучшее, что есть в Дублине. Печенка и почки, достойные принцев. Веер (похлопывая). Всему приходит конец. Будь моим. Сейчас. Блум (в нерешимости). Всему сейчас? Напрасно я отдал талисман. Попал под дождь, лежал на скалах, когда роса, это уже оплошность в моем возрасте. Каждый феномен имеет свою естественную причину. Веер (медленно указывает вниз). Ты можешь. Блум (посмотрев вниз, видит у нее развязавшийся шнурок на ботинке). На нас смотрят. Веер (резко указывает вниз). Ты должен. Блум (желая и противясь желанию). Я ведь умею настоящим плоским узлом. Выучился, когда был в подручных, а потом в отделе заказов по почте у Келлетта. Рука набита. Язык узелков. Позвольте мне. Окажите любезность. Сегодня я уже стоял на коленях. Ах! Белла, немного приподняв платье и встав поустойчивей, громоздит на край стула массивную конечность с копытом в шнурованном ботинке и бабкою в шелковом чулке. Блум, с негнущимися ногами, стареющий, склоняется над копытом и деликатными пальцами продергивает в дырочки шнурки. Блум (упоенно бормочет). Служить приказчиком у Менфилда, в дамском отделе, это была у меня юности любовная мечта, милые радости застегиванья кнопок и пуговок, дивный экстаз зашнуровыванья крест-накрест, до самого колена, щегольской лайковой ботиночки на атласной подкладке такой просто немыслимо крошечной, для леди с Клайд-роуд. Даже на их восковой манекен, Раймонду, я ежедневно ходил смотреть такой восторг у меня будили ее чулки-паутинки, какие носят в Париже, и пальчик ноги, как палочка ревеня. Копыто. Понюхай мою теплую козлиную кожу. Ощути мой царственный вес. Блум (шнурует). Не слишком туго? Копыто. Если что-нибудь перепутаешь, Руки-Крюки, я наподдам твой мячик как следует. Блум. Главное, не вдеть не в ту дырочку, как я тогда перед благотворительным балом. Дурная примета. Гнездышко в неположенном местечке у нее... у особы упомянутой вами. На том балу она встретила... Готово! Завязывает шнурки. Белла опускает ногу на пол. Блум поднимает голову. Прямо в упор его разят ее глаза и тяжеловесное лицо. Его глаза мутнеют, тускнут, под ними дряблые мешки, нос вздувается. Блум (невнятно бубнит). В ожидании дальнейших распоряжений, милостивые государи, имеем честь быть... Белло (густым баритоном, с твердым яростным взглядом василиска). Презренный пес! Блум (влюбленно). Царица! Белло (у него тяжелые, отвисшие щеки). Раб прелюбодейных ляжек! Блум (плаксиво). Всесильная! Белло. Пожиратель кала! Блум (ее мышцы обмякли). Великолепная! Белло. Ниц! (Хлопает ее веером по плечу.) Сгибай ноги! Левую отставь назад. Ты упадешь. Ты падаешь. Падай на четвереньки! Блум (закатив глаза в обожании, она закрывает их и визжит). Трюфли! С пронзительным воплем, как в падучей, она падает на четвереньки, сопит, хрюкает, роет рылом у его ног, затем распластывается как мертвая, плотно прикрыв глаза вздрагивающими веками, в позе образцового мастера. Белло (с короткой стрижкой, багровым вторым подбородком и пышными усами подковой вокруг бритого рта. На нем гамаши горца, зеленый камзол с серебряными пуговицами, свободного покроя рубашка и тирольская шляпа с пером куропатки. Руки глубоко засунуты в карманы бриджей. Он ставит ногу на шею Блума и с силой вдавливает каблук). Почувствуй всю мою тяжесть. Бесправный раб, падай ниц перед троном победных каблуков твоего повелителя, чтобы они гордо и ослепительно высились над тобой. Блум (покорно лепечет). Клянусь, я никогда не посмею ослушаться. Белло (с зычным смехом). Ну и олух! Ты еще плохо знаешь, что тебя ждет. Я решу твою жалкую судьбу, я то чудовище, которое растерзает тебя. Ставлю коктейль для всех, если я не вышибу из тебя все хитрости, голубок. Попробуй-ка, подерзи мне. Если только решишься, дрожи заранее, ты отведаешь каблучного воспитания в гимнастическом трико. Блум заползает под диван и выглядывает из-под него. Зоя (расправляет юбку, чтобы спрятать ее). Ее тут нет. Блум (зажмурив глаза). Ее тут нет. Флорри (закрывает ее подолом платья). Она этого не хотела, мистер Белло. Она исправится. Китти. Вы уж простите ее, мистер Белло. Ведь вы простите, правда, мадамсэр? Белло (вкрадчиво). Ну поди сюда, милочка. Всего на одно словечко, моя славная, мы просто назначим наказание, и все. Маленький задушевный разговор. (Блум робко высовывает голову.) Вот она, наша умница. (Белло хватает ее за волосы и вытаскивает наружу.) Я хочу лишь твоего исправления для твоего же блага, по мягкому надежному месту. Как тут наш задик? О, такой нежный. Ну что ж, готовься. Блум (обмирает). Ах, не порвите мне... Белло (свирепо). Кольцо в ноздри, пытка клещами, битье палками, дыба и кнут, все это ты у меня отведаешь под звуки флейты, как нубийский раб в древние времена. На этот раз ты попался! Ты меня запомнишь до конца дней своих. (Его лицо наливается кровью, жилы на лбу взбухают.) Я буду сидеть на спине у тебя как на диване каждое утро после доброго завтрака с бутылкой портера и жареной свининой от Маттерсона. (Рыгает.) Буду посасывать добрую сигару и читать "Газету трактирщиков с патентом". А потом, может, я прикажу, чтобы тебя забили на скотном дворе и зажарили бы на вертеле, и буду тебя смаковать по ломтику прямо из духовки, с хрустящей корочкой, запеченного как молочный поросенок с рисом и с лимоном или со смородинным соусом. Тебе будет очень больно. Начинает выкручивать ей руку. Блум визжит, опрокидывается на спину. Блум. Не надо так больно, няня! Не надо! Белло (выкручивая). Еще разок! Блум (стонет). А-а, это чистый ад! Какая боль! Из меня тянут все жилы! Белло (кричит). Отлично, клянусь кровавым капралом! Вот это для меня лучшая новость в этом году! А ну-ка, черт побери, не заставляй меня ждать! (Хлещет ее по лицу.) Блум (скулит). Вы хотите меня побить. Я все расскажу... Белло. Держите-ка его, девочки, сейчас я на нем усядусь. Зоя. Ага! Пройтись по нему. Я хочу. Флорри. И я хочу, не будь жадиной. Китти. Нет, я. Дайте-ка мне его. Кухарка борделя, миссис Кео, сморщенная, с седыми волосами на подбородке, в засаленном фартуке, в мужских серо-зеленых носках и башмаках, обсыпанная мукой, с заголенными красными руками, появляется в дверях, держа облепленную тестом скалку. Миссис Кео (кровожадно). Вам не надо помочь? Они хватают Блума и пригвождают к месту. Белло (усаживается на лицо Блума, похрюкивая, попыхивая сигарой, не спеша вытягивая жирную ногу). Я вижу, Китинга Клея выбрали президентом психиатрической лечебницы в Ричмонде, так, и надо заметить, акции Гиннесса с фиксированным дивидендом котируются по шестнадцать и три четверти. Я просто сваляла чертовского дурака, что не купила тот пакет, когда Крейг и Гарднер советовали. Все мое адское невезение, черт возьми. Да еще эта паршивая Реклама загребла двадцать к одному. (В сердцах гасит сигару об ухо Блума.) Где эта чертова паршивая пепельница? Блум (задозадавленная, прижженная). Аа! Оо! Чудовище! Мучительница! Белло. Проси этого каждые десять минут. Выпрашивай. Моли об этом, как раньше ни о чем не молил. (Тычет ей в нос кукиш и вонючую сигару.) А ну, целуй. И это и то. Целуй. (Перебросив ногу, садится верхом и, сжимая Блума коленями, как наездник командует.) Гоп-гоп! Поехали за орехами! Я на нем поскачу на приз Эклипса. (Наклоняется вбок и грубо стискивает мошонку своего коня, покрикивая.) Гей-гоп! Поддай! Я тебя выезжу как полагается. (Скачет как наездник верхом, подскакивая на седле, на седле.) Леди едет шагом, шагом, кучер едет рысью, рысью, всадник мчит во весь опор. Флорри (дергает Белло). Дайте мне теперь. Вам уже хватит. Я раньше просила. Зоя (дергает Флорри). Нет мне, мне. Ты что, еще его не прикончила, пиявка? Блум (задыхаясь). Не могу больше. Белло. Ну уж нет. Погоди-ка. (Переводит дух.) Проклятье. Ага. Сейчас. Прямо затычку вышибает. (Откупоривает себе зад и, наморщившись, крепко бздит.) Держи-ка! (Опять закупоривает.) Черт побери, шестнадцать и три четверти. Блум (обливаясь потом). Не мужчина. (Принюхиваясь.) Женщина. Белло (встает с нее). Довольно вилять. Исполнилось то, о чем ты мечтал. Отныне ты размужчинен и ты полностью мой, тварь в ярме. Теперь об исправительной одежде. Ты расстанешься с мужским платьем, ты это понял, Руби Коэн? и немедленно получишь роскошные шелка, переливчатые, шуршащие, когда их надевают через голову. Блум (съеживается). Шелк, повелела госпожа! О, хрустящий! Поскрипывающий! Должен ли я касаться его кончиками ногтей? Белло (указывая на своих девок). Вот как они, такой же будешь ты, в парике с завивкой, напудренная и надушенная, с выбритыми подмышками. С тебя снимут мерки вплотную к телу. Тебя безжалостно затянут в тесный как тиски корсет из мягкого сизого тика, с планшетками китового уса, вплоть до абсолютной границы, до таза, украшенного алмазом, а фигуру, которая станет полней, чем на воле, будут одевать в облегающие платья, в прелестные невесомые юбочки с оборками, и на всем, разумеется, будет метка моего дома, изысканное белье для Алисы, лучшие духи для Алисы. Алиса будет себя чувствовать в шорах. Марии и Марфе сначала будет прохладно в таких воздушных нарядах, но легкие пышные кружева вокруг голых коленок тебе напомнят... Блум (очаровательная субретка с горчичными волосами и размалеванными щеками, с крупными мужскими руками и носом, с плотоядным ртом). Я только два раза попробовал надеть ее вещи, на Холлс-стрит, шутки ради. Когда мы сидели на мели, я их сам стирал, чтобы выгадать на прачечной. Еще я перелицовывал свои рубашки. Чистая экономия. Белло (язвительно). Маленькие заслуги, чтобы мамочка похвалила, да? А потом, нарядившись как в маскарад, задернув все шторы, кокетничал перед зеркалом, выставлял голые бедра и козлиное вымя, принимал разные позы, будто отдаваясь! Ха! Мне смешно! Черная ношеная комбинация и короткие панталончики, которые лопнули по всем швам, когда ее насиловали последний раз, то, что тебе продала миссис Мириэм Дэндрейд из отеля Шелборн, верно? Блум. Мириэм. Черная комбинация. Дама полусвета. Белло (с грубым хохотом). Убей бог, это прямо завлекательно! Так ты, значит, был пикантная Мириэм, когда выстриг себе волосы с заднего хода и улегся, блаженно обмирая, поперек постели, как миссис Дэндрейд перед тем как быть изнасилованной лейтенантом Смайт-Смайтом, мистером Филипом Огастесом Блокуэллом, Ч.П., синьором Лачи Даремо, дюжим тенором, голубоглазым Бертом, лифтером, Анри Флери [офранцуженный Блумов псевдоним "Генри Флауэр"], знаменитым, как сам Гордон Беннет, квартероном Шериданом, богатым как Крез, восьмым номером гребной команды старого Тринити, своим призовым ньюфаундлендом Понто и Бобе, вдовствующей герцогиней Мэнорхамилтон. (Хохочет.) Ей-ей, от такого сиамский кот будет ржать до колик! Блум (лицо ее и руки дрожат). Это из-за Джеральда я так пристрастился к корсетам, еще в школе, когда играл женскую роль в пьесе "Наоборот". Это все милый Джеральд. У него это началось с того, что его страшно привлекал корсет старшей сестры. А теперь душка Джеральд румянится и подводит веки золотой краской. Культ прекрасного. Белло (недобро посмеиваясь). Прекрасного! Смехотворный бред! Когда ты как барышня усаживался на отполированном троне, подбирая свои оборочки. Блум. Ради науки. Чтобы сравнить различные удовольствия, какие мы испытываем. (Серьезно.) И такая поза действительно лучше... потому что сколько раз бывало замочишь... Белло (резко). Это еще что за фокусы? Вон там, в углу, для тебя опилки. Я тебе дала строгие указания, ты что, забыл? Извольте это делать стоя, сэр! Я отучу тебя от мерзких привычек! Если хоть раз я найду следы на твоих пеленках, берегись! Клянусь ослом Дорена, ты у меня походишь по струнке. Грехи прошлого ополчаются на тебя. Их множество. Сотни. Грехи прошлого (нестройной разноголосицей). У него было нечто вроде тайного брака по крайней мере с одной женщиной, в полутьме Черной Церкви. Он мысленно звонил по телефону мисс Данн на Д'Ольер-стрит и говорил ей немыслимые вещи, приведя себя в непристойный вид перед аппаратом в уличной будке. Словом и делом он подстрекал одну ночную девицу отлагать фекалии и другие вещества в антисанитарном отхожем месте возле пустующих строений. В пяти общественных уборных он сделал надписи карандашом, предлагая свою законную супругу любому самцу с мощным членом. А не проводил он целые ночи на задах вонючей фабрики купоросных красок, пристраиваясь к влюбленным парочкам да прикидывая, сколько и что и как мог бы он подглядеть? И не лежал ли он в постели как толстый боров, пожирая глазами тошнотворный обрывок использованной туалетной бумаги, который презентовала ему грязная шлюха, поощренная пряником и почтовым переводом? Белло (звучно присвистнув). Недурственно! И что же было самой отвратительной непристойностью во всей твоей преступной карьере? Выкладывай-ка нагрязноту. Изблюй все, что есть! Раз в жизни на откровенность. Немые нечеловеческие лица выступают толпой из тьмы, они злобно косятся, невнятно стрекочут, исчезают, Буфлуффум, Польди Кок, Шнурки за пенни, старуха у Кэссиди, слепой юноша, Ларри носорог, та девушка, та женщина, та проститутка, та другая, та... Блум. Не спрашивайте меня! Наша общая вера. Плизентс-стрит. Я не думал и половины... Клянусь всем самым святым... Белло (повелительно). Отвечай. Мерзкое ничтожество! Я настаиваю. Позабавь меня, расскажи неприличное, или историю с привидениями, или стихи, только живо, живо! Где? Как? Когда? Со сколькими? Считаю до трех. Раз! Два! Тр... Блум (заплетающимся языком лепечет). Я сусусунул нос в мемемерзкое... Белло (высокомерно). Убирайся, вонючий пес! Придержи язык! Говори, когда с тобой говорят. Блум (кланяясь). Господин! Госпожа! Укротительница мужчин! Воздевает руки. Браслеты падают с его запястий. Белло (с издевкой). Днем ты будешь стирать и полоскать наше вонючее белье, притом и тогда, когда у нас, дам, наши недомогания, ты будешь мыть наши нужники, подоткнув подол и с посудной тряпкой вместо хвоста. Как мило, правда? (Он надевает ей на палец рубиновое кольцо.) Так! Этим кольцом я беру тебя. Говори, благодарю, госпожа. Блум. Благодарю, госпожа. Белло. Ты будешь убирать постели, готовить для меня ванну, выносить изо всех комнат ночные горшки, в том числе и кухаркин, миссис Кео, с песком. Да, и учти, все семь вымыть начисто или вылакать, как шампанское. Пей мое горяченьким! Так вот! Ты будешь передо мной на задних лапках, а не то я тебе прочту отменную лекцию о твоих прегрешениях, мисс Руби, и отделаю тебя в лучшем виде, мисс, по голому заду жесткой щеткой. Пропишу тебе так, что ты поймешь все свои ошибки. На ночь твои руки в браслетах ты обильно умастишь кремом и наденешь на них перчатки на сорока трех пуговках, свеженапудренные тальком и с надушенными кончиками пальцев. За такие милости рыцари в старину отдавали жизнь. (Усмехается.) Мои молодцы будут в восторге, увидев такую дамочку, а больше всех полковник, когда они придут сюда накануне свадьбы, потешиться с моей последней новинкой в золотых туфельках. Но сначала я сама с тобой развлекусь. Один мой знакомый с ипподрома по имени Чарльз Альберта Марш (я только что была с ним в постели, и еще с одним джентльменом из канцелярии лорда-канцлера) ищет служанку для всех услуг. Выпяти бюст. Улыбайся. Убери плечи. Кто сколько дает? (Показывает на нее.) Вот за эту вещь, обучена хозяином носить поноску, корзинка в зубах. (Засучивает рукав и погружает руку по локоть в вульву Блума.) Глубина подходящая! Ну как, парни? Это вас не заводит? (Тычет рукой в покупщика.) Свистать всех наверх, делаем почин! Покупщик. Флорин! Служитель Диллона звонит в колокольчик. Голос. Переплачивает шиллинг и восемь пенсов. Служитель. Брень! Чарльз Альберта Марш. Видать, еще девушка. Дыхание хорошее. Свежее. Белло (стучит молотком). Два шиллинга. Дешевле некуда, цена мизерная. Росту четырнадцать ладоней. Можете пощупать, разглядеть ееего стати. Повертите егоее туда-сюда. Нежное тело, мягкие мышцы, шелковистая шкура. Эх, будь при мне мой золотой дырокол! Очень легко доится. Что ни день, три галлона парного. Хорош и на племя, должна принести приплод через час. Один из его предков поставил рекорд удойности, тысяча галлонов цельного молока за сорок недель. Н-но, золотце! Покажи-ка товар лицом! Н-но! (Ставит на крупе Блума свое клеймо, инициал К.) Вот вам! Коэн с гарантией! Два шиллинга, джентльмены, кто больше? Темнолицый человек (тщательно скрывая акцент). Зто вундтов зтерлинков. Голоса (шушукаются). Для калифа Гарун аль Рашида. Белло (он доволен). Отлично. Пускай они все сбегутся. Легкая, смело укороченная юбочка, приподнятая до колен, чтоб показать белые панталончики, это могучее оружие, а чулки-паутинки с изумрудными подвязками и прямым швом, уходящим выше колен, пробудят лучшие инстинкты наших пресыщенных ловеласов. Обучись плавной семенящей походке на четырехдюймовых каблуках а ля Луи-Кэнз, усвой греческую осанку, круп выпячен, бедра колышутся маняще, коленки скромненько вместе, целуются. Действуй на них всей силой всех своих чар. Потворствуй их содомским порокам. Блум (прячет зардевшееся лицо под мышку и туповато ухмыляется, сунув в рот палец). Ага, я знаю, вы на что намекаете. Белло. Да на что ты еще годишься, импотент? (Нагибается и, заглядывая, грубо тычет веером между толстых жировых складок на ляжках Блума.) Подберись! Подберись! Бесхвостый кот! Что у нас там? Куда это делся хвостик или, может, тебе его отрубили, птичка? Спой, пташечка, спой. Висит как у шестилетнего мальчонки, прудящего лужицу за повозкой. Заведи себе бочку или продай насос. (Зычно.) Да ты можешь мужское дело или нет? Блум. На Экклс-стрит... Белло (язвительно). Я бы очень хотела пощадить твои чувства, но только твоим местом уже завладел мужчина с мускулатурой. Времена изменились, мой резвый юноша! Вот он-то уж мужчина в натуре, и рост что надо. Если б тебе, недоноску, иметь этакое орудие, узластое, шишкастое, с наростами где попало. Ручаюсь тебе, он мощно пальнул! Нога к ноге, колено к колену, живот на живот, грудь на груди! Нет, это тебе не евнух. Сзади пук рыжей поросли, что куст колючек. Погоди девять месяцев, увидишь! Черт побери, да он уже в ней чихает и брыкается во все стороны! Есть от чего прийти в бешенство, правда? Трогает за живое? (Презрительно сплевывает.) Тьфу, тряпка! Блум. Я был подвергнут непристойному обращению, я... я пойду в полицию. Сто фунтов. Это неслыханно. Я... Белло. Кишка тонка, дохлячок. Нам надо добрый ливень, а не твои жалкие брызги. Блум. От этого с ума сойдешь! Молль! Я забыл! Прости! Молль! Ведь мы... все-таки... Белло (беспощадно). Нет, Леопольд Блум, все изменилось по воле женщины, покуда ты спал пластом в Сонной Пещере. Ночь твоя длилась двадцать лет. Вернись и взгляни. Над пустошью голос Древней Сонной Пещеры. Сонная Пещера. Рип ван Винкль! Рип ван Винкль! Блум (в разбитых башмаках, с заржавелым ружьишком, с исхудалым, осунувшимся, обросшим лицом, пробирается ощупью, на цыпочках; вглядевшись через ромбики стекол, взывает). Я вижу ее! Это она! Первый вечер у Мэта Диллона! Но это платье, зеленое! И волосы выкрашены в светлый цвет, и он... Белло (насмешливо смеется). Слепой сыч, это же твоя дочка, со студентом из Моллингара. Милли Блум, светловолосая, в легких туфельках, легком зеленом платье, с голубым шарфиком, вьющимся по ветру, как у приморских красоток, на миг оторвавшись от своего возлюбленного, восклицает, широко раскрыв юные удивленные глаза. Милли. Ой! Это же папулька! Но как же... Ой, папа, ты так постарел! Белло. Как, изменился? Гляди, наша этажерка, наш письменный стол, за которым никогда не писали, кресло тетушки Хегарти, репродукции старых мастеров. Тут живет припеваючи мужчина со своими приятелями. Приют Рогоносцев! Отчего бы нет? Сколько у тебя было женщин, ну-ка? Шатался за ними по темным улицам, плоскостопый мозгляк, пытаясь их возбудить своим утробным урчанием. Что молчишь, мужчина с панели? Порядочные женщины, идущие с покупками. Теперь другой оборот. Получай той же монетой. Блум. Они... Я... Белло (обрывает его). Они затопчут тот ковер, под брюссельский, что ты купил на распродаже у Рена. В своих буйных забавах с резвушкой Молль, ловя блоху у нее под рубашкой, они уронят и изуродуют статуэтку, которую ты нес домой под дождем, ценя искусство ради искусства. Потом доберутся до всех секретов у тебя в нижнем ящичке. Пустят твой астрономический справочник на раскурку трубок. И будут поплевывать в твой камин через медную решетку, которую ты купил за десять шиллингов у Хэмптона Лидома. Блум. Десять и шесть. Так ведут себя последние негодяи. Отпустите меня. Я вернусь. Я докажу... Голос. Клянись! Блум стискивает кулаки и ползет вперед, зажав в зубах охотничий нож. Белло. Квартирантом или приживальщиком? Слишком поздно. Ты устроил у себя в доме постель второго сорта, и лежать в ней другим. Твоя эпитафия уже написана. Ты на самом дне, старый пень, и крепко заруби себе это. Блум. Справедливость! Вся Ирландия против одного! Неужели никто... (Кусает пальцы.) Белло. Сдохни и пропади, если в тебе осталась хоть капля приличия или достоинства. Я бы тебе могла дать такого старого редкого винца, от которого ты в два счета слетаешь в ад и обратно. Подпиши завещание, оставь нам весь капиталец. Если нету, добудь как знаешь, наворуй, ограбь, в бога душу! И мы тебя зароем возле сортира в кусточках, и будешь там лежать в дерьме и покое, рядом со старым Рогачом Коэном, моим приемным племянником, за которого я вышла, с этим сукиным сводником и педерастом, треклятым кривошеим подагриком, и с остальными моими мужьями, сколько их там, десять или одиннадцать, не вспомню, как их, сволочей, звали, чтоб все вы там гнили в одной помойке. (Разражаясь громким перхающим смехом.) Мы вас удобрим навозом, мистер Цветок! (Насмешливо писклявит.) Пока, Польди! Пока, папулька! Блум (хватаясь за голову). Моя сила воли! Память! Я грешил! Я стра... (Рыдает без слез.) Белло (издевается). Поплачь, малютка, уа, уа! Крокодиловы слезы! Блум, павший духом, плотно спеленатый для жертвоприношения, рыдает, упав ничком. Слышится похоронный звон. У Стены плача темные фигуры обрезанных, в пепле и вретищах, М.Шуломовиц, Джозеф Голдуотер, Моше Герцог, Харрис Розенберг, М.Мойсел, Дж.Цитрон, Минни Уотчмен, О.Мастянский, преподобный Леопольд Абрамовиц, кантор. Размахивая руками, они пронзительно и протяжно оплакивают вероотступника Блума. Обрезанные (с гортанным заунывным напевом осыпают его гнилыми плодами; цветов нет). Шема Исраэл Адонаи Элоим Адонаи Эхад [Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть (древнеевр.); иудейская молитва "Шема", Втор 6, 4]. Голоса (со вздохами). Итак, скончался. Да, да. Да, в самом деле. Блум? Никогда не слыхивал. Нет? Это странный был тип. Вот и вдова. Эта? Да, да. Над погребальным костром для самосожжения вдовы подымаются пламя и дым смолистого камфарного дерева. Завеса благовонного дыма рассеивается. Выйдя из дубовой рамки, нимфа с распущенными волосами, в легких одеждах высокохудожественных чайно-коричневых тонов, спускается из своего грота и, пройдя под пологом ивовых ветвей, останавливается над Блумом. Ивы (шепчут листвою). Сестра. Наша сестра. Ш-ш! Нимфа (негромко). Смертный! (Ласково.) О нет, не стенай! Блум (студенистой массой переползает под ветви; в полосах солнечного света, с достоинством). В таком положении. Я чувствовал, что от меня ждут этого. Сила привычки. Нимфа. Смертный! Ты нашел меня в дурном обществе, с кафешантанными танцорками, уличными торговцами, боксерами, популярными генералами, безнравственными актерами пантомимы в телесных трико, модными исполнительницами шимми, Ла Аурора и Карини, музыкальный номер, сенсация века. Я была скрыта в розовой дешевой бумаге, пахнущей керосином. Меня окружали избитые непристойности для клубных бездельников, историйки, соблазнительные для зеленых юнцов, объявления о силуэтных открытках, самых совершенных игральных костях и бюстгальтерах, рекламы патентованных товаров, а также зачем носить бандаж, с аттестацией от джентльмена с грыжей. Интимные советы женатым. Блум (поднимает у ее ног черепашью голову). Мы встречались прежде. На другой звезде. Нимфа (печально). Резиновые изделия. Никогда не рвутся. Марка, предпочитаемая нашими великосветскими клиентами. Корсеты для мужчин. Излечиваю припадки, плата в случае неуспеха возвращается. Добровольные свидетельства о замечательном средстве профессора Уолдмена для развития груди. Мой бюст увеличился на четыре дюйма за три недели, сообщает миссис Гэс Раблин с приложением фотографии. Блум. Ты имеешь в виду "Фотокартинки"? Нимфа. Да, их. Ты унес меня оттуда, вставил в дубовую рамку с позолотой и повесил над своим брачным ложем. И однажды, в летний вечер, таясь, ты меня поцеловал в четырех местах. Ты любовно подрисовал карандашом мои глаза, мою грудь и мое стыдное место. Блум (смиренно целует ее длинные волосы). Твои классические формы, о бессмертная красавица. Я счастлив был смотреть на тебя, восхвалять тебя как то, что причастно красоте, едва ли не молиться тебе. Нимфа. Темными ночами я слышала твои хвалы. Блум (поспешно). Да, да. Ты хочешь сказать, что я... Во сне у всех проявляется самое худшее, кроме разве детей. Я знаю, я свалился с постели, то есть меня столкнули. Говорят, что вино, если в нем полежит что-нибудь стальное, помогает от храпа. А от прочего - та английская выдумка, о которой мне на днях прислали проспект, по ошибке, спутали адрес. Говорится, будто она обеспечивает испускание без запаха и без шума. (Со вздохом.) Это уж всегда так. Брак, тебе имя - вероломство. Нимфа (пальцами затыкает уши). А слова! Я их не нашла в словаре. Блум. Но ты поняла их? Ивы. Ш-ш! Нимфа (закрывает лицо руками). Чего не повидала я в этой спальне? Чего только не встречал мой взор? Блум (извиняющимся тоном). Я понимаю. Грязное белье, сложенное грязным наружу. И кровать разболталась. Из Гибралтара морем, уже давно. Нимфа (низко опустив голову). Хуже! Хуже! Блум (осторожно раздумывая). Стульчак разваливается. Это не из-за ее веса. Она тогда весила ровно семьдесят кило. Как перестала кормить, набрала девять фунтов. Там просто трещина и мало клея. А? И этот нелепый горшок в оранжевую полоску, одна ручка отломана. Слышен шум водопада, веселые каскады плеска. Водопад. Пулафука Пулафука Пулафука Пулафука. Ивы (сплетаясь ветвями). Слушайте. Шепот. Она права, сестра наша. Мы росли у водопада Пулафука. Мы давали тень и прохладу в душные летние дни. Джон Уайз Нолан (вдали, в форме Ирландского национального лесничества, приветно приподымает шляпу с пером). Растите и умножайтесь! Давайте тень и прохладу в душные дни, о деревья Ирландии! Ивы (шепчут). Кто приезжал на Пулафуку со школьной экскурсией? Кто не пошел по орехи с одноклассниками, а вместо этого укрылся под нашей сенью? Блум (узкогрудый, с покатыми, подбитыми ватой плечами, в неказистом черно-сером подростковом костюмчике, который уже тесен ему, в белых теннисных туфлях, в отогнутых носочках с каемкой и красной школьной фуражке со значком). Я был тогда мальчишка, подросток. Тогда мне хватало малого, тряский вагон, смешанные запахи из М и Ж, толпа на ступеньках старого театра "Ройял", которая сбилась в кучу (они ведь любят давку, это стадный инстинкт, и полусумрак театра, весь насыщенный сексом, разнуздывает порочность). Даже прейскурант их белья. Кроме того, жара. В то лето были пятна на солнце. Конец учебного года. Ромовые бабы в буфете. Идиллические дни. Идиллические Дни, школьники в бело-голубых футболках и шортах, юные Доналд Тернболл, Абрахам Чаттертон, Оуэн Голдберг, Джек Мередит, Перси Эпджон стоят под деревьями на полянке и зовут юного Леопольда Блума. Идиллические Дни. Деляга! Вали к нам. Ура! (Приветственные вопли.) Блум (неуклюжий подросток в теплых варежках, в повязанном мамочкой шарфе, забросанный градом снежков, пытается встать). Еще! Мне шестнадцать! Ну, красота! Звоните во все колокола на Монтегю-стрит. (Жиденьким голоском восклицает.) Ура лучшей из школ! Эхо. Осел! Ивы (с тихим шелестом). Она права, сестра наша. Шепот. (По всему лесу слышны шепот и поцелуи. Лица гамадриад глядят из листвы, из стволов, превращаясь в распускающиеся цветы.) Кто осквернил нашу безмолвную сень? Нимфа (стыдливо, сквозь веер пальцев). Как! Прямо под открытым небом? Ивы (низко клонясь к земле). О да, сестра. На нашей девственной мураве. Водопад. Пулафука Пулафука Фуфуфука Фуфуфука. Нимфа (широко раскрыв веер пальцев). О! Какой позор! Блум. Я рано развился. Юность. Фауна. Я принес жертву богу лесов. Цветы расцветают весной. Стояла пора любви. Капиллярное притяжение это естественный феномен. Лотти Кларк, льняные волосы, я подсматривал в папин театральный бинокль, как она раздевалась перед сном, шторы были плохо задернуты. Она была озорница, любила жевать всякие травинки. Скатывалась по траве с горки у моста Риальто, чтобы меня соблазнить своими дикими шалостями. У них там росло кривое дерево, она на него залезла, и я. Тут и святой бы не устоял. В меня как демон вселился. А потом, кому это было видно? Валкий Телок с маленькими белыми рожками просовывает сквозь листву жующую мокроносую морду. Валкий Телок (тянет, пуская слюни, его выпуклые глаза роняют крупные слезы). Мнее. Мнее вии. Блум. Простое удовлетворение потребности. (С наболевшей страстью.) Ни одна девочка не хотела, когда я пробовал ухаживать. Я был замухрышка. Они не хотели со мной играть... Высоко на мысу Хоут пробирается через рододендроны коза с полным выменем, с заячьим хвостиком, роняя орешки. Коза (блеет). Бее-бе-бе-бе! Коз-коз-козаа! Блум (раскрасневшийся, с непокрытой головой, в колючках утесника и чертополоха). Законно обручены. Обстоятельства меняют дело. (Напряженно смотрит вниз, на залив.) Тридцать два кувырком в секунду. В газетах кошмар. Приступ головокружения у Илии. Падение с утеса. Печальный конец типографского служащего. В серебристобезмолвном летнем воздухе кукла Блума, спеленатая как мумия, скатывается круговращательно с оконечности Львиной Головы в винноцветные ожидающие воды. Блумумия. Блублублубульк! Вдали, у края залива, между маяками Бейли и Киш, проплывает "Король Эрина", из трубы валит черный дым, расстилаясь к берегу. Советник Наннетти (с желтым ястребиным профилем, в темном альпаковом пиджаке, стоит в одиночестве на палубе, заложив руку за вырез жилета и декламируя). Когда моя страна займет свое место среди наций нашей планеты, вот тогда, но не прежде, чем тогда, пусть будет написана моя эпитафия. Я закон... Блум. Чил. Пуфф! Нимфа (надменно). У нас, бессмертных, как ты убедился сегодня, нет такого места и нет волос там. Мы чисты и холодны как камень. Мы питаемся электрическим светом. (Соблазнительно изгибает тело, взяв пальчик в рот.) Ты обращался ко мне. Я слышала сзади. Как же ты мог?.. Блум (пристыженно водит ладонью по кустикам вереска). Да, я был как полнейшая свинья. И клизмы ставил. Треть пинты кассии и столовая ложка каменной соли. Вводить поглубже. Шприц от Гамильтона Лонга, друг женщины. Нимфа. В моем присутствии. Пуховка для пудры. (Покраснев, делает книксен.) Не говоря уж о прочем. Блум (удрученно). Да. Peccavi! [Я грешил! (лат.)] Я чтил тот живой алтарь, где спина уже перестает называться так. (С неожиданною горячностью.) А почему надушенная изящная ручка, украшенная драгоценностями, рука, что правит... Фигуры скользят, змеятся цепочкой среди деревьев, образуя медлительный лесной узор, томно перекликаясь. Голос Китти (в чаще). Покажи-ка нам одну из этих подушечек. Голос Флорри. На, смотри. Тетерев взлетает в кустах, ошалело хлопая крыльями. Голос Линча (в чаще). Ух! Горяченькая! Голос Зои (в чаще). Из горяченького местечка. Голос Вирага (вождь птичьего племени, в военной синей раскраске, в уборе из перьев, потрясая копьем, мчится широкими прыжками через заросли тростника, топча шишки и желуди). Горяч! Горяч! Берегитесь Сидящего Быка! Блум. Это сильней меня. Теплый отпечаток ее теплого тела. Даже сидеть там, где сидела женщина, особенно если у нее бедра были раздвинуты, как бы в преддверии высшей близости, а уж совсем особенно, если она, садясь, повыше подняла полы на подкладке из белого сатина. Тут уже полнота женского. Она пленяет и переполняет меня. Водопад Плеполняет Пулафука Пулафука Пулафука. Ивы. Ш-ш! Говори, сестра! Нимфа (безглазая, в белом одеянии монахини, в апостольнике и наколке с большими крыльями; мягко, с отсутствующим взором). Монастырь Транквилла. Сестра Агата. Гора Кармел, явления в Ноке и в Лурде. Желаний нет больше. (Склонив голову, со вздохом.) Только эфирность. Туманно-кефирная чайка, туда ль ты летишь, отвечай-ка. Блум привстает. Сзади на брюках у него отлетает пуговица. Пуговица. Трик! Две девки из Кума, в шалях, приплясывают под дождем, визгливо выкрикивая. Девки. Панталоны Леопольда на одной булавке. А булавка упадет - Как же он домой дойдет, Как же он домой дойдет? Блум (холодно). Ты разрушила чары. Последняя капля. Если бы существовала только эфирность, то где вы были бы все, белицы, послушницы? И трусят и хочется, как осел, когда мочится. Ивы (серебряная фольга их листвы осыпалась, костлявые одряхлевшие руки трясутся). Листопад! Нимфа. Какое кощунство! Посягнуть на мою добродетель! (На платье у нее появляется большое влажное пятно.) Запятнать мою невинность! Ты не достоин касаться одежд чистой женщины. (Ее рука что-то хватает в складках одеяния.) Но погоди. Не петь тебе больше любовных песен, сатана. Аминь. Аминь. Аминь. Аминь. (Вынимает кинжал и, облаченная в доспехи рыцаря-храмовника, разит его в чресла.) Некум! Блум (вскочив, удерживает ее руку). Эй! Небракада! Живуча как кошка! Извольте честно, сударыня. Без обрезательного ножа. Лиса и виноград, верно? Мало вам вашей колючей проволоки? Распятие слишком тонко? (Хватает ее вуаль). Тебе кто нужен, святой аббат, или Брофи, хромой садовник, или бессточная статуя водоноса, или добрая матушка Альфонс, а братец Лис? Нимфа (с криком убегает, оставив у него вуаль, ее гипс трескается, из трещин вылетают облачка вони). Поли...! Блум (ей вдогонку). А то вы сами не пускаетесь во все тяжкие! Нечего дергаться, ты и так в разной слизи. Мне кое-что про это известно. Вся ваша сила в нашей слабости. А ну-ка, сколько нам полагается как производителям? Сколько на бочку с вас? Я читал, вы на Ривьере оплачиваете своих кавалеров. (Убегающая нимфа рыдает.) Ха! Я шестнадцать лет надсаживаюсь как последний раб. И что, суд мне присудит хотя бы пять шиллингов содержания? Водите за нос других, а меня не выйдет. (Принюхивается.) Это еще что. Лук. Гнилой. Сера. Жир. Перед ним стоит Белла Коэн. Белла. Узнаешь меня в следующий раз. Блум (хладнокровно оглядывает ее). Отцвела. Овца-перестарок рядится ярочкой. Зубы подгуляли уже, наросла шерсть, где не следует. Сырой лук перед сном улучшил бы тебе цвет лица. И какой-нибудь массаж против двойного подбородка. Глаза пустые, точь-в-точь как стеклянные глаза у твоего лисьего чучела. Что же, такие и подходят ко всему остальному. Кончено. Я не трехствольный мушкет. Белла (презрительно). Да, ты не тянешь. (Ее матерая пизда гавкает.) Фохрахт! Блум (презрительно). Сперва почисти свою игрушку, у тебя там соки твоего жеребца капают с гребешка. Возьми пук сена да подотрись. Белла. Знаю я тебя, рекламщик! Дохлый мерин! Блум. Видал я его, бандерша! Торговка люэсом! Белла (поворачивается к пианино). А кто тут из вас играл марш мертвых из "Саула"? Зоя. Я. Поберегите-ка свои мозоли. (Мигом подскочив к пианино, колотит по клавишам скрещенными руками.) Прогулка кота по крыше. (Оглядываясь.) А? Кто там крутит любовь с моими кисоньками? (Мигом обратно к столу.) Все что твое мое, а все что мое то мне. Китти с недовольным видом облепляет зубы серебряной фольгой. Блум подходит к Зое. Блум (ласково). Отдай, пожалуйста, ту картофелину, хорошо? Зоя. А это фант, это фантик, хорошая штучка. Блум (с чувством). Это же ведь пустяк, а для меня память, от бедной мамы. Зоя. Эта штучка мне нужна Спросит бог, а где она А ты скажешь, я не знаю Тебя выгонят из раю. Блум. С ней связаны воспоминания. Мне бы хотелось ее иметь. Стивен. Иметь иль не иметь, вот в чем вопрос. Зоя. Держи. (Задирает подол, открывая голую ляжку, и извлекает картофелину, закатанную в отворот чулка.) Кто спрятал, тот и найдет. Белла (нахмурившись). Что это еще? У нас тут не варьете. И не разбейте мне пианино. Кто здесь платит? Подходит к пианоле. Стивен, порывшись в кармане, вытягивает за уголок банкноту и подает ей. Стивен (с театральной учтивостью). Молочко от козла. Я подоил почтенную дублинскую публику. Прошу прощения, мадам. Если позволите. (Неверной рукой тыкает в Линча и Блума.) Мы все ставим на этих скачках, и Клинк и Линк. Dans ce bordel ou tenons nostre etat [В сем бардаке, где мы засели (франц.); Ф.Вийон "Баллада о толстой Марго"]. Линч (подает голос от камина). Дедал! Дай ей благословение за меня. Стивен (вручает Белле монету). Золотой. Уже у нее. Белла (смотрит на деньги, потом на Зою, Флорри и Китти). Вы хотите трех девушек? У нас здесь по десять шиллингов. Стивен (восторженно). Сто тысяч извинений. (Снова порывшись, выуживает и подает ей две кроны.) Позвольте, brevi manu [не мешкая (франц.)], у меня неладно со зрением. Белла подходит к столу пересчитать деньги, Стивен беседует сам с собой односложными речениями. Зоя наклоняется над столом. Китти заглядывает через плечо Зои. Линч встает, поправляет картуз и, обняв Китти за талию, присоединяет свою голову ко всей группе. Флорри (силится встать). Ох! До чего ногу отсидела. (Ковыляет к столу. Блум тоже подходит.) Белла, Зоя, Китти, Линч, Блум (пререкаясь скороговоркой). Этот джентльмен... десять шиллингов... платит за троих... да постойте минутку... джентльмен платит отдельно... кто тут трогает?.. ой... ты гляди, кого щиплешь... вы на ночь или на время?.. кто?.. это ложь, с вашего позволения... джентльмен заплатил, как настоящий джентльмен... выпить... одиннадцать уж когда было. Стивен (стоя у пианолы, делает жест отвращения). Никаких бутылок! Что-что, одиннадцать? Загадка. Зоя (подняв юбку, прячет полсоверена в чулок). Добываем тяжким трудом на спинке. Линч (приподняв Китти, отставляет ее от стола). Пошли! Китти. Обожди-ка. (Цепко когтит две кроны.) Флорри. А меня? Линч. Опля! Приподнимает ее, несет и плюхает на диван. Стивен. Лис уж поет, кочет в полет, Колокол в небе Одиннадцать бьет. Бедной душе ее с неба долой Час улетать настает. Блум (спокойно кладет полсоверена на стол между Беллой и Флорри). Кажется, так. Позвольте. (Забирает фунтовую бумажку.) Три по десять. В расчете. Белла (восхищенно). Вам палец в рот не клади, старый вы греховодник. Прямо поцеловала бы. Зоя (показывая на Блума). Его? Куда хочешь без мыла влезет. Линч опрокидывает Китти на диван и целует. Блум с банкнотой подходит к Стивену. Блум. Это ваше. Стивен. Почему такое? Le distrait или беззаботный нищий. (Сызнова роется в кармане, вытаскивает пригоршню монет. Что-то падает.) Упало. Блум (нагнувшись, подбирает и подает ему коробок спичек). Вот. Стивен. Люцифер. Спасибо. Блум (рассудительно). Возможно, вам лучше отдать мне деньги на сохранение. Зачем платить лишнее? Стивен (отдает ему всю наличность). Сперва будь справедлив, а уж потом щедр. Блум. Я буду, только мудро ли это? (Считает.) Один, семь, одиннадцать, еще пять. Шесть. Одиннадцать. За то, что вы, может быть, потеряли, не отвечаю. Стивен. Почему кочет? Пропарокситон [слово с ударением на предпоследнем слоге (греч.)]. Как утверждает Лессинг, важен застывший миг. Голодный лис. (Громко смеется.) Хоронит свою бабку. Наверно, он убил ее. Блум. Здесь один фунт шесть шиллингов одиннадцать пенсов. Для ровного счета, фунт семь. Стивен. Не имеет ни малейшей важности. Блум. Да, но... Стивен (подходит к столу). Пожалуйста, сигарету. (Линч с дивана бросает сигарету на стол.) Итак, Джорджина Джонсон скончалась и обвенчалась. (На столе появляется сигарета, Стивен смотрит на нее.) Чудо. Салонная магия. Обвенчалась. Гм. (Загадочный и меланхоличный, он чиркает спичкой и принимается зажигать сигарету.) Линч (глядя на небо). Знаешь, если спичку держать поближе, у тебя будет шанс зажечь. Стивен (подносит спичку ближе к глазам). Глаза линкса. Надо носить очки. Вчера разбил. Шестнадцать лет назад. Расстояние. Глазу все кажется плоским. (Отдаляет спичку. Она гаснет.) Мозг мыслит. Вблизи - вдали. Неотменимая модальность зримого. (Таинственно нахмурившись.) Гм. Сфинкс. Зверь, у которого две спины в полночь. Обвенчалась. Зоя. На ней женился один коммивояжер и увез с собой. Флорри (кивает). Мистер Агнер из Лондона. Стивен. Агнер. Агнец. Агнец из Лондона, вземлющий грехи мира. Линч (обнимая Китти на диване, звучно затягивает). Dona nobis pacem [мир нам даруй (лат.)]. Сигарета выскальзывает из пальцев Стивена. Блум поднимает ее и бросает в камин. Блум. Лучше не курить. Вам нужно поесть. Если бы не тот окаянный пес. (Зое.) У вас ничего не найдется? Зоя. А что, он голодный? Стивен (с улыбкой простирая к ней руку, выводит на мотив клятвы из "Гибели богов"): Hangende Hunger, Fragende Frau, Macht uns alle kaput [Ноющий голод, Женщин расспросы Нас в могилу сведут (нем.)]. Зоя (трагически). Гамлет, я нюх родного твоего отца! (Берет его за руку.) Красавчик голубоглазый, дай погадаю по руке. (Показывает на его лоб.) Нет морщин - нет ума. (Считает.) Два, три, Марс это храбрость. (Стивен качает головой). Детей нет. Линч. Молодец среди овец. Мальчик, который не умел бояться. (Зое.) Кто тебя научил хиромантии? Зоя (оборачиваясь к нему). Спроси мои муде, которых у меня нет. (Стивену.) Я по лицу вижу. Глаза вот такие. (Она нагибает голову и хмурит лоб.) Линч (со смехом дважды шлепает Китти по заду). Осердясь. Розгой хлясь. Дважды слышен свист розги. У гроба пианолы крышка резко откидывается, оттуда, как чертик из бутылки, выскакивает круглая лысая маленькая головка отца Делана. Отец Долан. Кто тут захотел розги? Ты разбил очки? Маленький ленивый выдумщик. По глазам вижу. Милостивая, снисходительная, начальственная, укоряющая голова ректора Джона Конми поднимается из гроба пианолы. Ректор Джон Конми. Ну полноте, отец Долан. Полноте. Я уверен, что Стивен хороший мальчик. Зоя (разглядывая ладонь Стивена). Женская рука. Стивен (шепчет). Продолжай. Лги. Прижмись. Ласкай меня. Я никогда не мог прочесть Его почерк, если не считать дактилоскопии Его большого пальца на пикше. Зоя. В какой день ты родился? Стивен. В четверг. Сегодня. Зоя. Четверговое дитя далеко пойдет шутя. (Смотрит линии у него на руке.) Линия судьбы. Влиятельные друзья. Флорри (показывает). Воображение. Зоя. Бугор Луны. У тебя будет встреча с... (Вдруг резко уставившись в ладонь.) Про плохое я тебе не скажу. Или все равно хочешь знать? Блум (отводит ее пальцы и подставляет свою ладонь). Вреда больше, чем пользы. Вот, почитай мою. Белла. Покажите-ка. (Повернув руку Блума к себе.) Так я и знала. Узловатые пальцы, бабник. Зоя (разглядывает ладонь Блума). Решетка. Дальняя морская дорога и женитьба на деньгах. Блум. Не сходится. Зоя (с живостью). Ага, вижу. Короткий мизинец. Твоя наседка тебя совсем заклевала. Опять не сходится? Чернушка, большая наседка, высиживающая яйцо в меловом кругу, поднимается, расправляет крылья и кудахчет. Чернушка. Куд-куда ко-ко-коо. (Боком отходит от снесенного яйца и вперевалочку удаляется.) Блум (показывая на свою руку). Шрам это несчастный случай. Двадцать два года назад упал и порезался. Мне было тогда шестнадцать. Зоя. Вижу, сказал слепой. Ты нам чего поинтересней. Стивен. Видишь? Движется к единой великой цели. Мне тоже двадцать два. Шестнадцать лет назад я двадцатидвухлетний шлепнулся, двадцать два года назад он шестнадцатилетний упал со своей лошадки. (Морщится.) Ушиб где-то руку. Надо пойти к зубному. А деньги? Зоя шепчется с Флорри, обе хихикают. Блум высвобождает руку и рассеянно выводит по столу медленные каракули с обратным наклоном. Флорри. Что-что? Кэб номер триста двадцать четыре, запряженный кобылкой с вызывающим задом, на козлах Джеймс Бартон (Хармони авеню, Доннибрук), резво катит мимо. На сиденьях развалились Буян Бойлан и Ленехан. Сзади на запятках примостился коридорный из "Ормонда". Печально поверх занавесок глядят Лидия Дус и Майна Кеннеди. Коридорный (подскакивая на запятках, показывает им нос). У кого-то зачесалось, заче-заче-зачесалось! Бронза и золото перешептываются. Зоя (шепчет Флорри). Шепотом. (Продолжает шептать ей.) Буян Бойлан перегибается из кэба наружу, его шляпа тонкой соломки набекрень, в зубах красный цветок. Ленехан, в морской фуражке и белых туфлях, угодливо снимает длинный волос с плеча Буянова пиджака. Ленехан. Хо-хо! Что мы зрим! Похоже, ты смахивал паутину кой с каких дырочек? Бойлан (сыто ухмыляется). Ощипал птичку. Ленехан. Подходящая ночная работка. Бойлан (подмигивает, растопырив толстые тупоноготные пальцы). Товарчик для Буяна! Высшее качество или деньги назад. (Тычет ему в нос указательный палец.) Нюхни-ка вот. Ленехан (наклоняется со смехом). Умм! Омар под майонезом! Умм! Зоя и Флорри (дружно хохочут). Ха-ха-ха! Бойлан (твердо спрыгнув на землю, окликает громко, во всеуслышание). Эй, Блум, здравствуй! Миссис Блум оделась уже? Блум (в темно-синей плюшевой лакейской ливрее, в коротких панталонах, желтых чулках и пудреном парике). Боюсь, что еще нет, сэр. Последние мелочи туалета... Бойлан (бросает ему шестипенсовик). Возьми на выпивку. (Небрежно вешает шляпу на оленьи рога, растущие у Блума на лбу.) Проводи меня. У меня маленькое личное дельце к твоей жене. Ты понял? Блум. Да, сэр. Благодарю, сэр. Мадам Твиди изволит принимать ванну, сэр. Мэрион. Он должен это считать за большую честь. (С игривым плеском высовываясь из воды.) Рауль, иди сюда, милый, вытри меня. Я тут в костюме Евы. На мне только новая шляпа да каретная щеточка. Бойлан (весело, с загоревшимися глазами). Грандиозно! Белла. Что-что? Что такое? Зоя нашептывает ей. Мэрион. И пускай он смотрит, pishogue! Сводник! И хлещет себя! Я напишу какой-нибудь дюжей шлюхе или Бартоломоне, женщине с бородой, чтобы они его вздули до рубцов, толщиной не меньше чем в дюйм, и пусть принесет об этом квитанцию с подписью и с печатью. Белла (хохочет). Хо-хо-хо! Бойлан (бросает Блуму через плечо). Можешь подглядывать в скважину и тешиться сам с собой, пока я буду ей заправлять. Блум. Благодарю, сэр, я так и сделаю, сэр. А можно мне, сэр, позвать еще двух дружков, чтобы они были очевидцами действий и сделали снимки? (Протягивает баночку с мазью.) Прикажете вазелин, сэр? Или померанцевый цвет?.. Теплой водички?.. Китти (с дивана). Расскажи, Флорри, расскажи. Что там... Флорри шепчет ей. Шелестят шепчутся лепечутся любверечи звонкоуст плещется словоплеск. Майна Кеннеди (закатывая глаза восторженно). О, это, наверно, как запах герани и спелых персиков! О, он обожает просто каждый ее кусочек! Сплелись! Покрывает поцелуями! Лидия Дус (приоткрыв ротик). Чмок-чмок. Ой, он ее носит по комнате и делает с ней! Верхом на палочке. Их слышно до самого Парижа и до Нью-Йорка. Как будто у них полные рты земляники со сливками. Китти (смеется). Хи-хи-хи! Голос Бойлана (сладкий и низкий, хриплый, утробный). Ых! Ыхбыянбыйлан брралдррал! Голос Мэрион (низкий и сладкий, хриплый, горловой). Ох! Ооещеещоохочуещоооааах? Блум (стискивая себя, с дико расширенными глазами). Наружу! Прячь! Наружу! Паши ее! Еще! Пали! Белла, Зоя, Флорри, Китти. Хо-хо! Ха-ха! Хи-хи! Линч (показывает). Зеркало перед природой. (Смеется.) Хе-хе-хе-хе! Стивен и Блум смотрят в зеркало. Там появляется лицо Вильяма Шекспира, безбородое, с застывшими параличными чертами, венчаемое отражением оленьих рогов, вешалки в передней. Шекспир (с важностью чревовещает). Так пустоту ума смех громкий выдает. (Блуму.) Мнил ты аки невидимым пребыти. Вот и глазей. (Кричит и хохочет черным каплуном.) Ягого! Как там у меня Отелло отельчески придушил свою Вездеходу! Хо-хо! Ягогого! Блум (шлюхам, с уязвленной улыбкой). А когда я услышу, о чем вы шутите? Зоя. Не успеешь дважды жениться, один раз овдоветь. Блум. Ошибки прощают. Даже великий Наполеон, когда с него снимали мерки вплотную к телу после его смерти... Миссис Дигнам, вдовица, щеки и носокнопка покраснели от скорбных разговоров, слез и первосортного хереса, торопливо семенит мимо в трауре, в криво надетой шляпке, на ходу подкрашивая и припудривая щеки, губы и нос, лебедка, подгоняющая выводок лебедят. Из-под юбки у нее видны будничные старые брюки покойного мужа и его огромные подвернутые башмаки. Она держит страховой полис Шотландских вдов и большой зонтик-колокол, под которым умещается весь ее выводок, Пэтси, скачущий на одной обутой ноге, с отстегнутым воротничком, болтая свертком со свиными котлетами, хнычущий Фредди, Сьюзи с плачущим рыбьим ртом, Элис с барахтающимся младенцем. Она подгоняет их шлепками, все ее паруса и вымпелы вьются по ветру. Фредди. Ма, ну чего ты меня так тащишь! Сьюзи. Ой, мамочка, бульон убегает! Шекспир (в бессильной ярости паралитика). Кропер вавадабу дет на втором. Лицо Мартина Каннингема, бородатое, сменяет безбородый облик Шекспира. Зонтик-колокол пьяно раскачивается, детишки отбегают в сторону. Под зонтиком появляется миссис Каннингем в кимоно и в шляпе фасона Веселая вдова. Она плавно скользит, приближаясь бочком, кланяясь, японисто извиваясь. Миссис Каннингем (поет). На Востоке слыву я первейшей. Мартин Каннингем (бесстрастно взирая на нее). Чудесно! Чертова неуемная вертихвостка! Стивен. Et exaltabuntur cornua iusti [...и вознесутся роги праведника (лат.), Пс. 74, 11]. Царицы соединялись с быками-рекордистами. Вспомните Пасифаю, в угоду чьей похоти мой древнедавний прадедок соорудил первую исповедальню. Не забудьте и мадам Гриссел Стивенс, а также свиносальных отпрысков рода Лэмбертов. И Ноя, который напился. И ковчег у него раскрылся. Белла. Попрошу без этого. Тут не такое заведение. Линч. Не трогайте его. Он у нас из Парижа. Зоя (подбежав к Стивену, прижимается к нему). Ой, правда? А ты нам выдашь парлефрансе? Стивен, нахлобучив шляпу, оказывается одним прыжком у камина и застывает, поднявши плечи, расставив руки как плавники, с приклеенной неживой улыбкой. Линч (кулаками по дивану). Ррам прам прам прраммм. Стивен (невнятной скороговоркой, дергаясь, как кукла на ниточке). Тысячи мест для разорительных развлечений вечера с милыми дамами продающими перчатки и еще кое-что может быть свое сердце пиво и сосиски блестящее заведение на самый эксцентрический вкус скопом кокотки как в бочке селедки наряды чудесны не отличишь от принцессы отплясывают канкан парижская клоунада тупей не надо для холостых иностранцев что по-английски двух слов не свяжут какой шик это надо видеть какие сладострастные ощущения. Жантмены комильфо дезир плезир приглашаем визитэ наше представление оляля рай и ад с настоящие похоронные свечки и джентльмены плачут золотом и так каждый вечер. У нас самый дерзкий потрясающий вери шокинг насмешка над религия мсье может найти в целый мир. Приходят роскошные дамы полные скромности а потом все сбрасывают все и визжат и стонут глядя как мужчина-вампир растлевает монашенку совсем юную свеженькую в dessous troublants [соблазнительное белье (франц.)]. (Громко щелкает языком.) Оляля! Ce pif qu'il a! [Ну у него и хобот! (франц.)] Линч. Vive le vampire! [Да здравствует вампир! (франц.)] Девки. Браво! Парлефрансе!
Стивен (запрокинув голову и
гримасничая, с громким смехом аплодирует
самому себе). Полный успех, все смеются. Ангелы, смахивающие на
шлюх, и
святые апостолы, здоровенные, с бандитскими мордами.
Дамы полусвета в
туалетах, весьма приятных для глаз, сияют бриллиантами и
красотой. Или
мсье любить предпочесть те очень современный причуд, слабость
старенький
человек? (Обрисовывает нечто гротескными жестами; девки и Линч
невольно
повторяют его движения.) Резиновая фигура
женщины складная или в
натуральную величину можно подглядывать
девственная нагота такая
лесбийская поцелуи пять раз десять раз. Жантмены войти поглядеть в зеркала
все положения как на трапеция весь механик и также если
мсье пожелать
особенный номер ужасный зверский мясник делать чик-чик в
теплый кусок
печенка или омлет на животе piece de Shakespeare.
Белла (хлопая себя по животу, падает на диван, сотрясаясь
от хохота).
Омлет на... Хо! хо! хо! хо! омлет на...
Стивен (с жеманными ужимками). Я тебя так любить, душка
сэр. Я тебе
говорить англичански, для двойной entente cordiale. О да, mon loup [здесь:
мой зверек (франц.)]. Какая плата? Ватерлоо. Ватерклозет.
(Вдруг резко
умолкает, подняв вверх палец.)
Белла (с хохотом). Омлет...
Девки (с хохотом). Анкор! Анкор!
Стивен. Послушайте. Мне приснился арбуз.
Зоя. Поезжай за границу, закрути любовь с иностранкой.
Линч. Вокруг света в поисках жены...
Флорри. Сны надо понимать наоборот.
Стивен (протягивает вперед руки). Это было здесь. Квартал
проституток.
На Серпентайн авеню Вельзевул показал мне ее, толстую
вдовицу. А где
расстелен красный ковер?
Блум (подходя к Стивену). Послушайте...
Стивен. Нет, я летал. Враги мои были подо мной. И во
веки веков. Мир
без конца. (С криком.) Pater! Свободен!
Блум. Послушайте же...
Стивен. Он сломит мой дух, да? О, merde alors! [Черт с ними,
раз так!
(франц.). (Кричит, его хищные когти заостряются.) Гей! Ого-го!
Голос Саймона Дедала, хотя и сонный, немедленно отзывается
ему.
Саймон. Полный порядок! (Неуверенно снижается
на сильных коршуньих
крыльях, парит кругами, испуская подбадривающие клики.) Эгей,
малыш! Ну
как, побеждаешь? Хо-хо! Пфе! В одном стойле с этими полукровками. Я бы
не
подпустил их к себе на крик осла. Нос не вешать! Выше наш
флаг! Летящий
алый орел в серебряном поле. Герольдмейстер ольстерский! Эгегей!
(Издает
тявканье гончей, ведущей гон.) Тявтяв! Хевхевхевхев! Гей, малыш!
Обойные ветви и просветы стремительно раскатываются по
равнине. Жирный
лис, поднятый с лежки, хвост палкой, схоронив свою
бабушку, мчится из
кустов к полю, сверкая глазами, пытаясь высмотреть
барсучью нору под
листьями. За ним гончая стая, носом к земле,
вынюхивая след, тявкая,
распалясь жаждой крови. Охотники и охотницы из Общества, слившись
воедино
со стаей, алчут убийства. От мыса Шесть Миль, от Флэтхауса,
от Девятой
Мили, тучей движутся пешие с суковатыми палками,
острогами, арканами,
вилами, пастухи с кнутами, медвежьи загонщики, бьющие в тазы, тореадоры со
шпагами, седые негры, размахивающие факелами. В орущей
толпе игроки в
кости, в орлянку, в ремешок, шулера. Воры, наводчики, охрипшие букмекеры в
высоких колпаках звездочетов оглушительно и разноголосо галдят.
Толпа.
Программа скачек! Программа скачек!
Десять к одному!
Принимаю ставки! Ставки принимаю!
Десять к одному кроме одной! Десять к одному кроме одной!
Попытайте счастья в настольных скачках!
Десять к одному кроме одной!
Плачу до пятисот, парни! Выплачиваю до пятисот!
Даю десять к одному!
Десять к одному кроме одной!
Темная лошадка без всадника, точно призрак, проносится
мимо финишного
столба, ее грива пеною под луной, зрачки
звезды. За ней остальные,
взбрыкивая, становясь на дыбы. Кони-скелеты:
Корона, Максим Второй,
Мускат, Выстрел герцога Вестминстерского, Отпор, Цейлон
герцога Бофора,
взявший Парижский приз. На них карлики в ржавых
доспехах, подскакивая,
скок скок, на седлах, на седлах. Последним, под мелкой изморосью. Северный
Петух, фаворит, запаренная каурая кляча, на ней
Гэррет Дизи, яичный
картуз, зеленый камзол и оранжевые рукава,
вцепившись в поводья, с
хоккейной клюшкой наизготовку. Его кляча, больная
шпатом, взбрыкивая
задними ногами в белых гетрах, трусит кремнистым путем.
Ложи оранжистов (издеваясь). Эй, мистер, ты
лучше слезь и толкай!
Последний рывок! К ночи как раз поспеешь!
Гэррет Дизи (прямой, негнущийся, грозит им клюшкой,
его исцарапанное
ногтями лицо залеплено почтовыми марками, голубые глаза мерцают при
свете
люстры, меж тем как кляча тщится пойти правильным
галопом). Per vias
rectas!
Коромысло с ведрами обрушивается на него и на его
взбрыкивающего одра,
поток бульона из баранины, в котором пляшут звездочки и монетки
моркови,
ячменя, лука, репы, картошки.
Ложи Зеленых. Славный денек, сэр Джон! Славный денек, ваша
честь.
Рядовой Карр, рядовой Комптон и Сисси
Кэффри проходят под окнами,
горланя песню не в лад.
Стивен. Чу! Наш друг, шум на улице!
Зоя (поднимает руку). Тише!
Рядовой Карр, рядовой Комптон и Сисси Кэффри.
Но сердце мое тянется
Эх к розочке из Йоркшира...
Зоя. Ко мне то есть. (Хлопает в ладоши.) Танцуем! Танцуем!
(Подбегает к
пианоле.) Кто даст два пенса?
Блум. Кто...
Линч (дает ей мелочь). Держи.
Стивен (щелкает пальцами в нетерпении). Скорей! Скорей!
Где там мой
жезл жреца? (Устремясь к пианино, хватает
свою тросточку, трикратно
пристукивая ногой в торжественном танце.)
Зоя (крутит рукоятку). Вот так.
Бросает в щель две монетки по пенни.
Загораются золотые, красные,
фиолетовые огни. Валик, медленно вращаясь, колеблясь,
мурлычет вальс.
Маэстро Гудвин, в парике с косичкой, в придворном платье, поверх
которого
заношенный безрукавый плащ, с дрожащими руками, сгорбленный вдвое
грузом
мафусаиловых лет, семенит через комнату. Крошечный, садится за
пианино и
ударяет по клавишам руками-палками без кистей, кивая в
такт с женской
грацией; косичка на парике подпрыгивает.
Зоя (кружится, пристукивая каблучком). Танцуйте
же. Тут хоть один
годится из вас? Кто станцует?
Пианола, мигая разноцветными огнями, играет в ритме вальса
вступление к
"Моей йоркширской девчонке". Стивен, бросив тросточку на стол,
берет за
талию Зою. Флорри и Белла отодвигают стол к камину. Стивен, обняв
Зою с
нарочитою деликатностью, вальсирует с ней по
комнате. Блум стоит в
стороне. Рукав Зои, соскользнув с поднятого
предплечья, открыл белый
телоцветок прививки. Профессор Маджинни просовывает между занавесей
ногу,
на кончике которой крутится высокий цилиндр. Ловким броском он
вскидывает
его на голову и, модношляпый, скользит конькобежцем в
комнату. На нем
серо-голубой сюртук с бордовыми шелковыми
отворотами, шейный платок
кремового тюля, зеленый жилет с непомерным вырезом, стоячий
воротничок с
белым галстуком, узкие сиреневые брюки, бальные
лакированные туфли и
канареечные перчатки. В петлице огромный георгин. Он
вертит в разные
стороны почти невидимую тросточку, затем прочно вклинивает ее под
мышку.
Плавным движением прикладывает руку к груди, раскланивается, трогает
свои
пуговицы и цветок.
Маджинни. Поэзия движения, искусство
ритма и пластики. Никакого
отношения ни к Левинстону, ни к
мадам Легтет Берн. Устройство
костюмированных балов. Уроки осанки. Метода Катти Ланнер. Вот так.
Прошу
смотреть на меня! Мой хореографический талант. (Делает три па
менуэта на
легких пчелиных ножках.) Tout le monde en avant! Reverence! Tout le
monde
en place! [Все продвигаются вперед! Поклон! Все на местах (франц.)]
Вступление заканчивается. Маэстро Гудвин, продолжая стучать
по клавишам
едва заметными палками, сморщивается, уменьшается, исчезает, пустой
плащ
сползает со стула. Мелодия вальса звучит уверенней, тверже. Стивен и
Зоя
легко кружатся. Огни вспыхивают, сменяются, гаснут,
золотой, розовый,
фиолетовый.
Пианола.
Два паренька беседуют о девочках своих,
Любимых, что остались далеко...
Из угла выпархивают утренние часы, золотоволосые, с
осиными талиями,
хрупкими целомудренными руками, в девственно голубом, в легких
сандалиях.
Они грациозно танцуют, прыгая через скакалки. За ними, в
янтарно-золотом,
полуденные часы. Сплетаясь хохочущим хороводом, сверкая высокими
гребнями
в волосах, они пускают зайчики шаловливыми зеркальцами, высоко
поднимая
руки.
Маджинни (прихлопывая руками в неслышных перчатках). Carre!
Avant deux!
Дышите ровно! Balance! [Квадрат! Вперед парами!.. Покачиваемся! (франц.)]
Полуденные и утренние часы вальсируют
на своих местах, кружатся,
сближаются, изгибаются в поклоне своим визави. Позади них кавалеры, выгнув
дугою руки, опускают ладони к их плечам, касаются
их, снова отнимают
ладони.
Часы. Вы можете коснуться моего...
Кавалеры. Могу ли я коснуться вашего?
Часы. О, лишь слегка!
Кавалеры. О, совсем слегка!
Пианола.
Какая у ней талия, у девочки моей.
Зоя и Стивен кружатся быстрей, раскованней. Вечерние
часы выходят из
длинных закатных теней, разбросанно, нерешительно, у них
томные взоры,
щеки слабо тронуты хной и румянами. Они в серой кисее, темные рукава,
как
крылья летучей мыши, трепещут под свежим ветерком.
Маджинни. Avant huit! Traverse! Salut! Cours de mains! Croise!
[Вперед
восьмеркой! Поперек! Поклон! Меняем руки! Переход! (франц.)]
Ночные часы поодиночке крадутся на
свободное место. Утренние,
полуденные, вечерние часы отступают перед ними. Они
в масках, у них
кинжалы в волосах, браслеты с
глухими колокольчиками. Окутанные
покрывалами, они утомленно кланяются.
Браслеты. Эй-гей! Эй-гей!
Зоя (кружась, прикладывает ладонь ко лбу). Ах!
Маджинни. Les tiroirs! Chaine de dames! La corbeille! Dos a
dos! [Малый
круг! Дамы в цепь! Большой круг! Отвернулись! (франц.)]
Они сплетаются в медленные арабески, ткут и распускают узор,
приседая в
поклоне, кружась, кружа головы бедняжкам.
Зоя. Голова закружилась.
Оставив его, падает на стул. Стивен подхватывает Флорри
и кружится с
нею.
Маджинни. Boulangere! Les ronds! Les ponts! Chevaux de bois!
Escargots!
[Булочница! Круги! Мостики! Лошадки! Улитки! (франц.)]
Переплетаясь, отступая, меняя руки, ночные
часы образуют подвижную
мозаику, смыкаясь каждый с каждым выгнутыми дугою руками. Флорри
топчется
неуклюже со Стивеном.
Маджинни. Dansez avec vos dames! Changez de
dames! Donnez le petit
bouquet a votre dame! Remerciez! [Каждый со своей
дамой! Меняем дам!
Каждый подносит даме букет! Кавалеры благодарят дам! (франц.)]
Пианола.
По мне, так лучше всех,
Тарарабум!
Китти (вскакивая). Ой, вот это самое играли на карусели на
Майрасе!
Бежит к Стивену. Тот подхватывает ее,
бесцеремонно покинув Флорри.
Раздается хриплый истошный режущий крик выпи. Визготрескоскрипучая махина,
тофтова карусель, медленно кружит комнату вокруг комнаты ходуном.
Пианола.
Девчоночка из Йоркшира.
Зоя. Йоркширская насквозь. Все, все давайте!
Хватает Флорри и вальсирует с ней.
Стивен. Мужское соло!
Подтолкнув Китти в объятия Линча, берет ясеневую
тросточку со стола,
пускается в пляс. Все в вихре вальса все кружатся вьются мчатся
Блумбелла
Киттилинч Флорризоя желейные женщины. Стивен посреди со своей шляпотростью
то лягушкой распластываясь то вскидывая немыслимо ноги под самое небо зубы
стиснув рукой обхватив бедро. Под лязганье
звяканье уханье буханье
атуканье улюлюканье желтые зеленые голубые вспышки тофтова крутится махина
лошадки подвешены на золотых змеях крутится растрясая седокам
все кишки
фанданго подскок толчок ногой от земли снова падают.
Пианола.
Моя девчонка - с фабрики,
Одета без затей.
Все быстрей под блеск огней сбившись роем мчатся
с ревомтрескомвоем
валятся вкучубух. Тарарабух!
Тутти. Анкор! Бис! Браво! Анкор!
Саймон. Вспомни родичей твоей матери!
Стивен. Пляска смерти.
Брень снова брень звякает колокольчик служителя,
конь, кобыла, вол,
поросята, Конми на Христовом осле, матрос с костылем и деревянной ногой
в
шлюпке то скрестив руки то выбирая канат выкостыливает
матросский танец
матрос насквозь. Тарарабум! На клячах
боровах с бубенцами лошадках
гадаринских свиньях Корни в гробу стальная
акула каменный Нельсон
однорукий две сливами вымазанные продувные старухи с
визгом летят из
детской коляски без всякой тряски. Эх черт, он краше всех! Фитиль
голубой
пэр из бочки преп. вечерня Лав в наемной пролетке
Буян слепые в три
погибели велосипедисты Дилли со снежком одета без затей. И на
последнем
чертовом издыхании сейчас свалюсь шлепнусь старая лоханка вроде вицекороля
с королевой сердце тянется эхлохвалюсь эх
к розочке из шлепшира.
Тарарабум!
Пары распадаются. Стивен не может
остановиться, кружась, комната
кружится ему навстречу. Зажмурив глаза, шатаясь, делает
шаг. Огненные
рельсы убегают в пространство. Солнца, звезды дико
вращаются вокруг.
Золотые мошки пляшут по стене. Он останавливается, как вкопанный.
Стивен. Оп!
Мать Стивена, исхудалая, окостенелая, поднимается сквозь пол
комнаты в
сером одеянии прокаженных, в увядшем венке из флердоранжа и рваной
фате,
ее безносое изможденное лицо позеленено могильною плесенью. Скудные прямые
волосы. Она устремляет на Стивена пустые
глазницы в синих кругах,
открывает беззубый рот, неслышно говорит что-то.
Хоры девственниц и
исповедников поют беззвучно.
Хоры.
Liliata rutilantium le confessorum...
lubilantium te virginum...
Бык Маллиган, стоя на верху башни в пестром наряде
клоуна, желтом с
красным, в шутовском колпаке с бубенчиком, глазеет на нее, держа
в руке
булочку с маслом.
Бык Маллиган. Она подохла. Какая жалость! Маллиган встречает
скорбящую
мать. (Закатывает глаза к небу.) Ветреник Малахия!
Мать (с тонкою и безумной улыбкой смерти). Я была прежде
красавицей Мэй
Гулдинг. Я умерла.
Стивен (объятый ужасом). Лемур, кто ты? Что за адская шутка?
Бык Маллиган (трясет своим бубенцом).
Смех да и только! Клинк,
пес-бедолага, отправил ее на тот свет, сучку-бедолагу. Сыграла
в ящик.
(Слезы растаявшего масла капают у него из глаз на булочку.) Наша великая и
нежная мать. Эпи ойнопа понтон.
Мать (приближается, мягко дыша на него сыростью могильного
тлена). Всем
это суждено, Стивен. Женщин больше в мире, чем
мужчин. И тебе тоже.
Настанет час.
Стивен (задыхаясь от страха, ужаса, угрызений). Они говорят,
что я убил
тебя, мама. Он оскорбил твою память. Это ведь рак, это не я. Судьба.
Мать (зеленая струйка желчи сбегает у нее из уголка рта).
Ты мне пел
эту песню. "Горькая тайна любви".
Стивен (со страстной жаждой). Скажи мне то слово, мама, если
теперь ты
знаешь его. Слово, которое знают все.
Мать. Кто тебя спас в тот вечер, когда вы с Падди Ли вскочили
на поезд
в Долки? Кто тебя пожалел, когда тебе было тоскливо
среди чужих? Сила
молитвы безгранична. Молитва за страждущие души, она есть в
наставлении
урсулинок, и сорокадневное отпущение грехов. Покайся, Стивен.
Стивен. Упырь! Гиена!
Мать. Я за тебя молюсь на том свете. Пусть Дилли готовит для
тебя рис
по вечерам, после твоей умственной работы. Многие годы я любила
тебя, о
мой сын, первенец мой, кого я выносила во чреве.
Зоя (обмахиваясь экраном, что стоял у камина). Я прямо
расплавилась!
Флорри (показывает на Стивена). Глядите! Он побелел весь.
Блум (подходит к окну, открывает шире). Голова закружилась.
Мать (с тускло горящими глазами). Покайся! Адское пламя!
Стивен (тяжко дыша). Трупоед! Череп и кровавые кости.
Мать (лицо ее, придвигаясь ближе, обдает его дыханием тлена).
Берегись!
(Поднимает иссохшую почернелую руку и медленно
приближает ее к груди
Стивена, вытянув вперед палец.) Берегись! Перст божий!
Зеленый краб с красными и злобными глазками, ощерясь
клешнями, глубоко
вонзает их в сердце Стивена.
Стивен (задыхаясь от ярости). Дерьмо! (Лицо его
делается осунувшимся,
серым, постаревшим.)
Блум (от окна). Что такое?
Стивен. Ah non, par exemple! [Нет, так, к
примеру! (франц.)] Игры
воображения! Мне все или ничего. Non serviam! [Не буду служить! (лат.; Иер
2, 20)]
Флорри. Постойте, надо ему дать воды. (Выходит за дверь.)
Мать (медленно ломая руки, стенает в отчаянии).
О Пресвятое Сердце
Иисусово, помилуй его! Спаси его от адской погибели, о, Пресвятое Сердце!
Стивен. Нет! Нет! Нет! Попробуйте сломить
мой дух, все вы, если
сумеете! Я всех вас поставлю на колени!
Мать (хрипит в предсмертной агонии). Господи,
помилуй Стивена ради
меня! Была несказанна тоска моя, когда в любви и в
скорби и в муках
отходил я на Месте Лобном.
Стивен. Нотунг!
Обеими руками высоко подняв трость,
обрушивает ее на люстру.
Сине-багровое пламя конца времен вырывается вверх, и в
наступившей тьме
рушатся пространства, обращаются в осколки стекло и камень.
Газовая струя. Пфук!
Блум. Стойте!
Линч (бросившись к Стивену, хватает его за рукав). Эй! Ну-ка
стой! Не
сходи с ума!
Белла. Полиция!
Стивен, выпустив трость и резко
откинув голову и руки назад,
отталкивается от земли и вылетает из комнаты, мимо девок в дверях.
Белла (визжит). Держи его!
Две проститутки бегут к дверям. Линч,
Китти, Зоя выскакивают из
комнаты, возбужденно переговариваясь. Блум идет следом, возвращается.
Проститутки (сбившись у выхода, показывают). Вон там.
Зоя (показывая точней). Там. Вон там что-то.
Белла. А кто заплатит за лампу? (Хватает Блума за
полу.) Ага, вы же
были с ним. Лампа разбита.
Блум (устремляется в прихожую, оттуда
обратно). Какая еще лампа,
женщина?
Одна из проституток. Он одежду порвал.
Белла (тычет пальцем, глаза ее горят злобой и жадностью).
За это вот
кто заплатит? Десять шиллингов. Вы свидетель.
Блум (подбирает тросточку Стивена). Я? Десять шиллингов? Вы
что, мало
из него вытянули? Он ведь...
Белла (громко). Ладно, нечего читать лекцию. Тут не
бардак. Тут цена
десять шиллингов.
Блум (оглядев снизу лампу, тянет за
шнур. Пискнув, газовая струя
освещает смятый абажур, розоватый, лиловый. Заносит
тросточку). Только
стекло разбито. Он вот так...
Белла (отступая назад, визжит). О боже! Не надо!
Блум (отводя взмах). Я просто показываю, как он стукнул по
абажуру. Тут
нет убытка и на шесть пенсов. Десять шиллингов!
Флорри (входит со стаканом воды). А где он?
Белла. Хотите, чтобы я позвала полицию?
Блум. А, это мы знаем. Верный страж, что за рюмку ваш.
Но только он
студент Тринити. Ваша лучшая клиентура. Эти джентльмены
не остаются в
долгу. (Делает масонский знак.) Вам известно, что это значит? Он племянник
вице-канцлера. Вы же не хотите скандала.
Белла (сварливо). Тринити! Являются сюда куролесить после
гребных гонок
да норовят не платить. А вы тут что командуете? Где он? Я на него
заявлю!
Выставлю его на позор! (Зовет.) Зоя! Зоя!
Блум (не отступает). А если бы это был ваш собственный сын из
Оксфорда?
(Предостерегающе.) Мне ведь известно.
Белла (онемев на мгновение). Да вы кто, инког?
Зоя (в дверях). Там перепалка на улице.
Блум. Где? Что там? (Бросает шиллинг на стол и
поворачивается идти.)
Где? Это вот за стекло! Мне надо подышать горным воздухом!
Торопливо выходит через прихожую. Проститутки показывают.
Флорри идет
за ним, проливая воду из наклонившегося стакана. На крыльце
все девки,
сгрудившись, тараторят наперебой, показывая направо, где туман
рассеялся.
Слева подъезжает, позвякивая, кэб и останавливается у дома. Стоя в дверях,
Блум замечает Корни Келлехера, который собирается слезть на землю, и рядом
двух безмолвных кутил. Блум отворачивает
лицо. Белла из прихожей
науськивает своих девок. Те посылают звонкие жаркие
сладкие чмок-чмок
воздушные поцелуи. Корни Келлехер отвечает
им мертвенным похотливым
оскалом. Безмолвные кутилы расплачиваются с кэбменом. Зоя и Китти все
еще
показывают направо. Блум, отделясь от них, закутывается в пончо и в
плащ
калифа и сбегает вниз по ступенькам, пряча лицо. Инког Гарун аль Рашид, он
проскальзывает за спинами безмолвных кутил и спешит вдоль
ограды легкой
поступью леопарда, оставляя за собою пахучий след,
порванные обертки,
пропитанные анисом. Ясеневая тросточка отмеряет его шаги.
Свора ищеек,
которых натравливает, размахивая хлыстом, Хорнблоуэр из Тринити, в
старых
серых штанах и картузе псаря, издали нагоняет его, вынюхивая след, тявкая,
тяжело дыша, теряя след, рыская, вываливая
языки, настигая, пытаясь
схватить за пятки, за полы. Он идет, бежит, петляет, мчит во
весь дух,
прижав уши. Его закидывают гравием, кочерыжками, коробками
от печенья,
картошкой, яйцами, дохлой треской, женскими пантуфлями. По пятам за
ним,
обнаруженным, в неистовой гонке, в оголтелой свистопляске петляют, мчат во
весь дух: патрульные 65С и 66С, Джон
Генри Ментон, Уиздом Хили,
В.Б.Диллон, Советник Наннетти, Алессандро Ключчи, Ларри О'Рурк, Джо
Кафф,
миссис О'Дауд, Сикун Берк, Безликий, миссис Риордан, Гражданин,
Гарриоун,
Тотсзобом, Гдетовидал, Невстречал, Накоготопохож,
Забыл-Хотюбей, Крис
Каллинан, сэр Чарльз Камерон, Бенджамин Доллард, Ленехан, Бартелл
д'Арси,
Джо Хайнс, Рыжий Мерри, издатель Брайден,
Т.М.Хили, господин судья
Фицгиббон, Джон Хауард Парнелл, досточтимый
Консервированный О'Сетр,
профессор Джоли, миссис Брин, Дэнис Брин, Теодор Пьюрфой, Майна
Пьюрфой,
почтовая служительница с Уэстленд роу, Ч.П.
Маккой, друг Лайонса,
Прыгунчик Холохан, человексулицы, человексдругойулицы.
Бутсы, курносый
водитель, богатая протестантка, Дэви Берн, миссис Элин Макгиннесс,
миссис
Джо Галлахер, Джордж Лидуэлл, Джимми Генри
с мозолями, управляющий
Лейреси, отец Каули, Крофтон из Таможенного Ведомства, Дэн Доусон, дантист
Блум со щипцами, миссис Боб Дорен, миссис Кенфик, миссис Уайз Нолан,
Джон
Уайз Нолан,
красиваязамужняядамаобчейкрупныйкруптерлисьвтрамваенаКлонски,
продавец "Прелестей греха", мисс Дюбедаонабыда, мадам Джеральд
Морен и
мадам Станислаус Морен из Ребека, старший клерк у Дримми, полковник
Хейс,
Мастянский, Цитрон, Пенроуз, Арон Фигфурт, Моше Герцог, Майкл
Э.Герати,
инспектор Трои, миссис Гелбрейт, констебль с
перекрестка Экклс-стрит,
старый доктор Брэди со стетоскопом, таинственный
незнакомец на пляже,
приблудный пес, миссис Мириэм Дэндрейд со всеми своими любовниками.
Свистопляска (скулежгалдежвсемневтерпеж). Вон он, Блум!
Держи Блума!
Держиблума! Держивора! Эй! Эй! Держи его на углу!
Под лесами на углу Бивер-стрит Блум, запыхавшись,
останавливается возле
шумного сборища, не ведая, о чем там вздорище, кому позорище и не
выйдет
ли тут, эй! эй! побоище.
Стивен (следя за своими жестами, дыша глубоко
и медленно). Вы мои
гости. Незваные. По воле пятого из Георгов и седьмого из Эдуардов. Повинна
история. Басни матерей памяти.
Рядовой Карр (к Сисси Кэффри). Он что, оскорбил тебя?
Стивен. Я обратился к ней в звательном падеже женского рода.
Вероятно,
она среднего. Неродительный падеж.
Голоса. Да он и не думал. Врет девчонка. Он был у Коэнши.
Чего за шум?
Солдат со штатским связался.
Сисси Кэффри. Я гуляла с солдатами, они отошли в
сторонку, им надо
было, ну, понимаете, и тут вдруг этот молодой привязался. Ну только я
уже
верная с кем пошла, пускай я девка за шиллинг.
Стивен (замечает головы Линча и Китти). Приветствую,
Сизиф. (Указывая
на себя и на окружающих.) Поэтическое. Неопоэтическое.
Голоса. Онавернаскем.
Сисси Кэффри. Да, чтоб я с ним пошла. А я уже с дружком, с
солдатом.
Рядовой Комптон. А он не хочет хорошего раза по уху, этот
гад? Врежь-ка
ему там, Гарри.
Рядовой Карр (к Сисси). Он что ль тебя оскорбил,
пока мы там нужду
справляли?
Лорд Теннисон (в куртке цветов английского
флага и в брюках для
крикета, без шляпы, с развевающейся бородой). Дело их не рассуждать.
Рядовой Комптон. Врежь ему, Гарри.
Стивен (рядовому Комптону). Не знаю вашего имени,
но вы совершенно
правы. Как сказал доктор Свифт, один человек в доспехах побьет десятерых в
рубашках. Рубашка здесь синекдоха. Часть вместо целого.
Сисси Кэффри (к толпе). И нет, я с этими солдатиками была.
Стивен (любезно). Что же тут
дурного? Бравый парень солдат. Я,
например, полагаю, что всякая дама...
Рядовой Карр (в фуражке набекрень,
подступает к Стивену). Слышь,
начальник, а ежели тебя щас по зубам, это как?
Стивен (смотрит в небо). Как? Весьма неприятно.
Благородное искусство
самооправдания. Лично я ненавижу действие.
(Двигает рукой.) У меня
побаливает рука. Enfin ce sont vos oignons [и потом, это все
вы затеяли
(франц.)]. (К Сисси Кэффри.) Тут какое-то недоразумение. Скажи, наконец, в
чем дело?
Долл и Грей (машет платком с
балкона, подавая знак иерихонской
героини). Раав. Кухаркин сын, прощай. Счастливо вернуться к Долли.
Пусть
снится тебе подружка, которую ты оставил, а ты будешь сниться ей.
Солдаты ворочают мутными глазами.
Блум (локтями проложив путь, решительно
тянет Стивена за рукав).
Пойдемте, профессор, экипаж ждет нас.
Стивен (оборачивается). А? (Высвобождает рукав.) А
почему бы мне не
поговорить с ним или с любым другим
человеческим существом, которое
передвигается вертикально по этому сплюснутому
шарику? (Показывает
пальцем.) Я не боюсь того, к чему я могу обратиться и
могу видеть его
глаза. Сохраняющего вертикальность. (Качнувшись, делает шаг назад.)
Блум (поддерживает его). Сохраняйте свою.
Стивен (с бессмысленным смехом). У меня сместился центр
тяжести. Забыл
этот трюк. Давайте посидим где-нибудь и поговорим. Борьба за
жизнь есть
закон существования, но теперешние филиренисты, в
особенности царь и
английский король, придумали третейский суд. (Хлопает себя по лбу.) Но тут
вот я должен убить священника и короля.
Пташка Гонорейка. Вы слышали, что сказал профессор?
Он профессор из
колледжа.
Пистонка Полли. Да-да. Я отлично слышала.
Пташка Гонорейка. Его фразеология отмечена тонкой
изощренностью.
Пистонка Полли. Да, это так. И
добавлю, он изъясняется с весьма
уместной драстичностью.
Рядовой Карр (оттолкнув окружающих, выходит вперед). Ты тут
чего сказал
про моего короля?
Под аркою появляется Эдуард Седьмой. На нем белая
фуфайка с нашитым
изображением Святого Сердца, с орденами Подвязки, Чертополоха,
Золотого
Руна и Датского Слона, эмблемами конных
полков Скиннера и Пробина,
значками стряпческой корпорации Линкольна и
старейшей достопочтенной
массачусетской артиллерийской бригады. Он сосет красную карамельку. На нем
облачение достигшего высшего совершенства и великого мастера Великой Ложи,
на фартуке и лопатке клейма "Изготовлено в Германии". В левой
руке его
ведро штукатуров с печатной надписью
"Defense d'uriner" [мочиться
запрещено (франц.)]. Его встречают восторженными приветствиями.
Эдуард Седьмой (медленно, торжественно, но
невнятно). Мир, истинный
мир. Для опознания в руке у меня ведро. Привет, мои парни.
(Оборачивается
к своим подданным.) Мы пришли сюда, чтобы наблюдать честный и справедливый
поединок, и мы от души желаем удачи обоим участникам. Махак макар абак
[с
тобой лицемер, отец твой (искаж. араб.)]. (Пожимает руки рядовому
Карру,
рядовому Комптону, Стивену, Блуму и Линчу.)
Общие рукоплескания. Эдуард Седьмой
благодарит, элегантно поднимая
ведро...
Рядовой Карр (Стивену). А ну, повтори.
Стивен (нервничает, но берет себя в руки, дружеским тоном).
Я понимаю
вашу позицию, хотя у меня лично в данный момент нет короля.
Сейчас век
патентованных лекарств. Здесь трудно вести
дискуссию. Однако суть в
следующем. Допустим, вы погибаете за родину.
(Кладет руку на рукав
рядового Карра.) Не подумайте, что я желаю вам этого. Но я говорю:
пускай
моя родина погибает за меня. До сих пор она так и делала. Я не
хотел ее
гибели. К дьяволу смерть. Да здравствует жизнь!
Эдуард Седьмой (кружит в воздухе над грудами убитых, в нимбе
и одеянии
Иисуса-шутника, с белой карамелькой на светящемся лике).
Мой метод леченья и прост, и глубок:
Прозрел чтоб слепой, в глаза сыплю песок.
Стивен. Короли и единороги!
(Отступает на шаг.) Давайте пойдем
куда-нибудь и... А что говорила эта девушка?..
Рядовой Комптон. Эй, Гарри, съезди-ка ему в причинное место.
Двинь его
в чем детей делают.
Блум (мягко увещевает солдат). Он ведь и сам не
знает, что говорит.
Хлебнул лишнего. Абсент. Чудище с зелеными
глазами. Я его знаю. Он
джентльмен, поэт. Не надо обращать внимания.
Стивен (кивает, улыбается, заливается смехом).
Джентльмен, патриот,
ученый и судия жуликов.
Рядовой Карр. Плевать мне, кто он такой.
Рядовой Комптон. Плевать нам, кто он такой.
Стивен. Мне кажется, я раздражаю их. Зеленая тряпка для быка.
Кевин Иген Парижский в испанской черной рубахе с
кистями, в фуражке
протестантского боевика делает знаки Стивену.
Кевин Иген. П'чтение. Bonjour! Эта vieille ogresse с dents
jaunes.
Из-за его спины выглядывает Патрис Иген с
мордочкой кролика, грызет
айвовый листок.
Патрис. Socialiste!
Дон Эмиль Патрицио Франц Руперт Поуп Хеннесси (в
средневековой кольчуге
и шлеме, на котором два летящих диких гуся, закованною в
латы рукой с
благородным негодованием указывает на солдат).
Werf этих сопляков
footboden, этих здоровенных porcos, джонбулей,
todos облитых соусом!
[швырни... на землю (искаж. нем.); свиней... всех (исп.)]
Блум (Стивену). Пойдемте домой. Тут могут быть неприятности.
Стивен (пошатываясь). А я не стану уходить в сторону. Он
возбуждает мой
разум.
Пташка Гонорейка. Всякий немедленно
заметит, что род его - род
патрициев.
Мужебаба. Зеленое выше красного, так он говорит. Вулф Тон.
Сводня. Красное не хуже зеленого, даже лучше. Ура солдатам!
Ура королю
Эдуарду!
Хулиган (хохочет). Ха-ха! И все сдаваться Де Вету!
Гражданин (с дубиной в необъятном зеленом шарфе).
Прилетит, дай срок,
С неба голубок
С острыми зубами как кинжалы.
Брюхо распороть
Всем английским псам,
Что в петле вождей давили наших.
Стриженый паренек (с петлей на
шее, обеими руками поддерживает
вываливающиеся внутренности).
Вражды ни к кому нет в душе моей,
Но отчизна дороже мне всех королей.
Рамболд, Демон-Цирюльник (сопровождаемый двумя
подручными в черных
масках, выступает вперед с небольшим саквояжем и раскрывает его).
Леди и
джентльмены, вот мясницкий нож, купленный миссис Пирси,
чтобы зарезать
миссис Могт. А этим вот тесаком Вуазен разрубил на
куски жену своего
соотечественника, ее останки он завернул в простыню и спрятал
у себя в
погребе, горло несчастной было перерезано от уха
до уха. Склянка с
мышьяком, извлеченным из тела мисс Баррон, за которую Седдона отправили на
виселицу.
Рывком дергает веревку, подручные бросаются на
ноги жертвы и тянут
книзу, рыча; язык стриженого паренька резко вываливается наружу.
Ххабых памаххыца ххадуху маххехы.
Испускает дух. Мощная эрекция повешенного сквозь его
смертные одежды
выбрасывает на мостовую капли спермы. Миссис
Йелвертон Барри, леди
Беллингам и баронесса Толбойс кидаются смочить в ней свои платочки.
Рамболд. Самого чуть не так же разобрало. (Распускает петлю.)
Веревка,
на которой повесили ужасного мятежника. По десять шиллингов за
кусок, с
дозволения Его Королевского Высочества. (Сунув голову в распоротый
живот
повешенного, вынимает ее облепленной спутанными дымящимися кишками.)
Мой
горестный долг исполнен. Боже, храни короля!
Эдуард Седьмой (неторопливо и чинно приплясывает,
побрякивая ведром,
благодушно напевая).
В день коронации кутнем,
Веселье будет допоздна,
Мы хлопнем виски и вина!
Рядовой Карр. Ну ты. Ты чего говорил про моего короля?
Стивен (воздевая руки). О, это уже слишком однообразно!
Ничего я не
говорил. Он хочет мои деньги и мою жизнь для своей
британской империи,
только на всякое хотенье есть терпенье. А денег у меня
нет. (Рассеянно
шарит по карманам.) Отдал кому-то.
Рядовой Карр. Кому надо твои паршивые деньги?
Стивен (порывается уйти). Не скажет ли кто-нибудь, где
у меня всего
меньше шансов столкнуться с этим необходимым злом? Ca se
voit aussi a
Paris [это же самое видишь в Париже (франц.)]. Не то чтобы
я... Но уж
клянусь Святым Патриком!..
Женские головы сливаются воедино. Возникает Беззубая Бабуся,
сидящая на
поганке, в шляпе колпаком, на груди цветок
смерти, пораженный чумой
картофель.
Стивен. А-а! Я тебя знаю, бабка! Гамлет, отмети! Старая
чушка, что жрет
собственных поросят!
Беззубая Бабуся (раскачиваясь взад-вперед). Любовь Ирландии,
дочка царя
Гороха, alanna [дитя мое (ирл.)]. Чужаки в моем доме, да
не будет им
доброй встречи! (Завывает словно банши, вестница смерти.) Ochone!
Ochone!
[Горе! Горе! (ирл.)] Шелковая коровка! (Со
стенаниями.) Ты повидал
Ирландию, как держится она?
Стивен. Спроси, как я тебя выдерживаю? Жалкие фокусники! Где
ж третья
персона Святой Троицы? Soggarth Aroon?
[Славный священник? (ирл.)]
Преподобный Ворон-стервятник?
Сисси Кэффри (визжит). Разнимите их!
Хулиган. Наши отступают.
Рядовой Карр (подтянув туже пояс). Шею сверну, кто хоть
слово против
моего трепаного короля!
Блум (в тревоге). Но он же ничего не сказал.
Ни слова. Это чистое
недоразумение.
Гражданин. Erin go bragh! [Ирландия до судного дня! (ирл.)]
Майор Твиди и Гражданин выставляют один другому напоказ
свои медали,
ордена, военные трофеи, раны. Свирепо обмениваются приветствиями.
Рядовой Комптон. Валяй, Гарри. Дай ему в глаз. Этот гад за
буров.
Стивен. Я? Когда это со мной было?
Блум (красным мундирам). Мы воевали за вас в Южной
Африке, ирландские
пехотные части. Разве это не вошло в историю?
Королевские дублинские
стрелки. Отмеченные нашим монархом.
Фабричный (шатаясь прет мимо). Ух, черт! Ух, ну и
черт! Ухх, дррать
евовдррызг! Бабах!
Алебардщики в латах и шлемах ощетинились стеной
копий с кишками на
остриях. Майор Твиди, с усами как у Свирепого турки, в медвежьей
шапке с
петушиным пером, в эполетах, с золотыми шевронами, с полной
амуницией, с
ташкой, при всех наградах, становится в строй. Делает знак
странствующего
воина-храмовника.
Майор Твиди (с яростным рыком). Роркс Дрифт!
Вперед, гвардейцы, на
врага! Магер-шелал-хаш-баз [спешит грабеж, ускоряет добыча
(древнеевр.),
Ис. 8, 1].
Рядовой Карр. Щас ему врежу.
Рядовой Комптон (оттесняет толпу). Все по-честному.
Враз сделаем из
гада котлету.
Несметные оркестры гремят "Гарриоун" и "Боже, храни короля".
Сисси Кэффри. Сейчас драться будут! Из-за меня!
Пистонка Полли. Храбрецы за красавицу!
Пташка Гонорейка. Сдается мне, черный рыцарь окажет себя
доблестнейшим
на сем ристалище.
Пистонка Полли (зардевшись). О нет, сударыня. Я за
красный камзол и
веселонравного Святого Георга!
Стивен.
И крики шлюх глухой порой,
Ирландия, ткут саван твой.
Рядовой Карр (распуская ремень, орет). Башку оторву
всякому трепаному
гаду, который хоть слово против моего трепаного короля!
Блум (трясет Сисси Кэффри за плечи). Скажите же им!
Или вы онемели?
Ведь вы это связь народов, связь поколений. Говори,
женщина, священная
дарительница жизни!
Сисси Кэффри (в тревоге хватает рядового Карра за рукав). Ты
что, я что
ли не с тобой? Я что ли не твоя подружка? Сисси твоя подружка.
(Кричит.)
Полиция!
Стивен (к Сисси Кэффри, восторженно).
На молодчика присуха,
Маркоташки голубки.
Голоса. Полиция!
Голоса в отдалении. Дублин, Дублин, весь горит! На пожар
бегите!
Взметаются языки серного пламени.
Клубятся облака дыма. Грохочут
тяжелые пулеметы. Пандемониум. Войска
развертываются. Топот копыт.
Артиллерия. Хриплые команды. Бьют колокола. Орут пьяные. Галдят игроки
на
скачках. Визжат шлюхи. Завывают сирены. Боевые возгласы. Стоны
умирающих.
Пики лязгают о кирасы. Мародеры грабят убитых. Хищные птицы,
налетая с
моря, взмывая с болот, пикируя с гор, с криками кружат, глупыши,
бакланы,
грифы, ястребы, вальдшнепы, соколы, кобчики, тетерева,
орланы, чайки,
альбатросы, казарки. Полночное солнце закрыла тьма.
Земля содрогается.
Дублинские покойники с Проспекта и с Иерониемовой Горы,
одни в белых
овчинах, другие в черных козлиных шкурах, восстают и
являются многим.
Бездна разверзает беззвучный зев. Том Рочфорд, лидер, в спортивных
трусах
и майке, несется во главе участников
общенационального забега с
препятствиями и, не задерживаясь, с разгона прыгает в
пустоту. За ним
устремляются остальные бегуны. Принимая немыслимые позы, они
кидаются с
края вниз. Их тела погружаются. Девчонки с фабрик,
затейливо одетые,
бросают докрасна раскаленные йоркширские
тарарабомбы. Светские дамы,
пытаясь защититься, натягивают юбки на головы.
Смеющиеся чаровницы в
красных коротеньких рубашках летают по воздуху на
метлах. Квакерлистер
ставит пластыри и клистиры. Выпадает дождь из драконьих зубов, за
ним на
поле вырастают вооруженные герои. Они дружески
обмениваются условным
приветствием рыцарей Красного Креста и начинают между
собой дуэли на
саблях: Вулф Тон рубится с Генри Граттаном, Смит
О'Брайен с Дэниэлом
О'Коннеллом, Майкл Дэвитт с Айзеком Баттом, Джастин Маккарти с
Парнеллом,
Артур Гриффит с Джоном Редмондом, Джон О'Лири с
Лиром О'Джонни, лорд
Эдвард Фицджеральд с лордом Джеральдом
Фицэдвардом, члены рода
Донохью-из-Долин с членами рода Долинс-из-Донохью. На возвышении, в центре
земли, сооружают походный алтарь Святой Варвары. Черные свечи стоят на нем
с евангельской стороны, как и со стороны апостола. Два
световых копья,
выходящие из высоких бойниц башни, вонзаются в окутанный дымом
жертвенный
камень. На нем возлежит миссис Майна
Пьюрфой, богиня неразумия,
обнаженная, в оковах, потир покоится на ее вздутом чреве.
Отец Малахия
О'Флинн, в кружевной нижней юбке, в ризе наизнанку, с двумя левыми
ногами
задом наперед, служит походную мессу.
Преподобный Хью К.Хейнс Лав
[Haine(s) - ненависть (франц.), Love - любовь (англ.)], магистр
искусств,
в сутане и черной университетской шляпе, голова и воротник задом
наперед,
держит над священнодействующим раскрытый зонтик.
Отец Малахия О'Флинн. Introibo ad
altare diaboli [и подойду к
жертвеннику диавола (лат.)].
Преподобный Хейнс Лав. К диаволу, веселящему юность мою.
Отец Малахия О'Флинн (вынимает из потира и возносит гостию,
с которой
капает кровь). Corpus meum [тело мое (лат.)].
Преподобный Хейнс Лав (высоко задрав сзади юбки
священнодействующего,
открывает его голые серые волосатые ягодицы,
между которых торчит
морковка). Тело мое.
Глас всех грешников. Ьлетижредесв Гоб Ьдопсог яслирацов оби,
Яйулилла!
Свыше глас Адонаи.
Адонаи. Гооооооб!
Глас всех праведников.
Аллилуйя, ибо воцарился Господь
Бог
Вседержитель!
Свыше глас Адонаи.
Адонаи. Боооооог!
Стараясь перекричать друг друга, сторонники Оранжевой и
Зеленой партий
распевают "Папе римскому пинка" и "Вседневно славь Марию".
Рядовой Карр (свирепо, раздельно отчеканивая). Ну, щас
врежу ему, в
трепаного Христа душу! Отверну гаду его паскудную вшивую трепаную башку!
Беззубая Бабуся (сует в руку Стивена
кинжал). Убери его, acushia
[здесь: милый (ирл.)]. В 8:35 утра ты будешь на небе, а
Ирландия будет
свободной. (Молится.) О милостивый Боже, прими его!
Блум (кидается к Линчу). Вы не можете увести его?
Линч. Он любитель диалектики, универсального
языка. Китти! (Блуму.)
Уведите его вы. Меня он не станет слушать.
Уходит прочь и уводит Китти.
Стивен (указывая на него). Exit Judas. Et laqueo
se suspendit [Иуда
вышел. И пошел и удавился (лат.). Ср. Мф. 27, 5].
Блум (кидаясь к Стивену). Уйдемте скорей, пока не
началось еще хуже.
Вот ваша трость.
Стивен. Трость, нет. Разум. Сей пир чистого разума.
Сисси Кэффри (тянет рядового Карра). Пошли, ты же в
стельку. Он меня
оскорбил, ну я уж ему прощаю. (Кричит ему в ухо.) Прощаю,
что он меня
оскорбил.
Блум (через плечо Стивена). Да-да, идите.
Вы же видите, он не в
состоянии.
Рядовой Карр (вырывается). А щас вот я его оскорблю.
Бросается с кулаками на Стивена, бьет в лицо.
Стивен делает шаг и,
шатнувшись, падает. Оглушенный, лежит навзничь, его шляпа
откатилась к
стене. Блум подбирает ее.
Майор Твиди (зычно). Карабины на ремень! Прекратить огонь! На
крра-ул!
Приблудный пес (лает яростно). Ул-ул-ул-ул-ул!
Толпа. Дай ему встать! Не бей лежачего! Пусть отдышится! Кто?
Да солдат
двинул. Он профессор. Сильно его помяли? Не трогай! Он без памяти.
Приблудный пес шныряет возле толпы, принюхиваясь, громко
гавкая.
Старуха. По какому это он праву, солдатня, ударил
джентльмена, и еще
сам выпивши? Пускай с бурами воюют!
Сводня. Глядите, кто тут указывает! Значит,
солдату не смей уже с
девочкой прогуляться? А тот сразу сдрейфил, всех был продать готов.
Вцепляются друг другу в волосы, царапаются, плюются.
Приблудный пес (гавкает). Ов-ов-ов-ов-ов!
Блум (кричит, оттесняя их). Отойдите, посторонитесь!
Рядовой Комптон (тянет своего напарника).
Эй, Гарри, сматываемся.
Фараоны!
Двое патрульных, рослые, в капюшонах, входят в толпу.
Первый патрульный. Что тут происходит?
Рядовой Комптон. Мы шли с этой вот дамой, а он нас оскорбил и
напал на
моего дружка. (Пес гавкает.) Да чья это шавка, в кровь и в душу?
Сисси Кэффри (с интересом). А, у него кровь!
Мужчина (поднимаясь с колен). Нет. Потерял сознание. Ничего
страшного,
очухается.
Блум (недоверчиво взглянув на мужчину). Предоставьте его мне.
Я легко
смогу...
Второй патрульный. А вы кто такой? Вы его знаете?
Рядовой Карр (подходит, заплетаясь, к патрульному).
Он оскорбил мою
даму.
Блум (возмущенно). Вы сами его ударили без всякого повода. Я
свидетель.
Констебль, запишите его часть.
Второй патрульный. Прошу не учить
меня, как исполнять служебные
обязанности.
Рядовой Комптон (тянет напарника). Эй, Гарри, сматываемся. А
то, гляди,
Беннет упрячет на губу.
Рядовой Карр (упирается, пошатываясь).
Кидал я твоего Беннета с
присвистом! Дерьмо собачье. Я с ним в одном нужнике не сяду.
Первый патрульный (вынимает блокнот). Как его фамилия?
Блум (всматриваясь поверх толпы). Я как раз вижу
кэб. Если вы мне
чуть-чуть поможете, сержант...
Первый патрульный. Фамилия, адрес.
Среди собравшихся появляется Корни Келлехер
с крепом на шляпе и
траурным венком в руках.
Блум (с живостью). До чего кстати!
(шепотом.) Сын Саймона Дедала.
Слегка наклюкался. Попробуйте, чтобы полисмены разогнали этих баранов.
Второй патрульный. Почтение, мистер Келлехер.
Корни Келлехер (патрульному, взглянув со значением). Ничего
особенного.
Я его знаю. Выиграл малость на скачках.
Золотой кубок. На Рекламу
поставил. (Смеется.) Двадцать к одному. Понимаете?
Первый патрульный (оборачиваясь к толпе). Ну что вы тут
рты разинули?
Расходись, расходись.
Толпа медленно, шушукаясь, разбредается переулком.
Корни Келлехер. Предоставьте мне, сержант. Все будет в
порядке. (Качает
головой, посмеиваясь.) Бывали и мы такие, еще, может, и
почище. А? Как
по-вашему?
Первый патрульный (смеется). Пожалуй, оно верно.
Корни Келлехер (легонько подталкивая локтем
второго патрульного). И
сбросим это дело со счетов. (Напевает,
кивая в такт.) И с моей
труляля-труляля-труляля. Ну как, все понятно?
Второй патрульный (веселым тоном). Конечно, и с нами
случалось.
Корни Келлехер (подмигивая). Молодо-зелено. У меня тут
извозчик.
Второй патрульный. Хорошо, мистер Келлехер. Доброй ночи.
Корни Келлехер. Все как надо устроим.
Блум (прощается за руку с патрульными).
Спасибо вам, джентльмены,
большое спасибо. (Доверительно понижая голос.) Вы
понимаете, нам не
хочется шума. Отец у него известный человек,
всеми уважаемый. Так,
небольшие грешки молодости, вы же понимаете.
Первый патрульный. Да-да, понимаю, сэр.
Второй патрульный. Все в порядке, сэр.
Первый патрульный. Это когда имеются телесные
повреждения, я обязан
докладывать.
Блум (согласно кивает). Конечно. Совершенно
правильно. Прямой ваш
служебный долг.
Второй патрульный. Долг это долг, сэр.
Корни Келлехер. Спокойной ночи, парни.
Патрульные (разом отдают честь). Спокойной ночи, джентльмены.
Уходят тяжелой медленной поступью.
Блум (переводит дух). Уфф, это прямо провидение, что вы
появились. Так
у вас есть извозчик?..
Корни Келлехер (со смехом тычет через плечо
на кэб стоящий возле
лесов). Два купчика всех поили шампанским у Джеммета. Что
твои принцы,
ей-ей. Один из них продул два фунта на скачках. С горя
выпили, а там
решили развлечься с девочками. Ну, я их загружаю в
кэб к Бехану, и
прямиком в веселый квартал.
Блум. А я возвращался домой по Гардинер-стрит и совершенно
случайно...
Корни Келлехер (со смехом). Ясное дело, они и меня
тащили к шлюхам,
мол, за компанию. Нет уж, говорю, не пойдет. Это не для тертых
калачей,
вроде нас с вами. (Снова смеется, косясь тусклым взглядом.) У нас,
слава
Богу, оно и дома найдется, а, верно я говорю? Ха-ха-ха!
Блум (заставляя себя смеяться). Хи-хи-хи! Да. Я,
собственно, навещал
своего друга, Вирага, вы его не знаете (бедняга, он слег еще
на прошлой
неделе), мы с ним пропустили по рюмочке, и иду я себе домой,
как вдруг
вижу его...
Лошадь ржет.
Лошадь. Егогогоо! Иигогоо!
Корни Келлехер. Ну да а мне Бехан говорит кучер наш
как мы оставили
купчиков-то у Коэнши, а я на это ему постой мол пойду взгляну.
(Смеется.)
Трезвые кучера, это по моей части, для катафалков. Так как, отвезти что ли
его домой? Он где обретается? Где-нибудь в Кабре, а?
Блум. Нет, в Сэндикоуве, мне кажется, он что-то такое
говорил.
Стивен лежит и дышит, лицом к звездам.
Корни Келлехер косится на
лошадь. Блум угрюм и полон дум.
Корни Келлехер (почесывая в затылке). Сэндикоув! (Нагибается
и окликает
Стивена.) Эй! (Снова окликает.) Эй! Ну, в
общем-то, он тут прикрыт
стружками. Только как бы не обокрали.
Блум. Нет-нет. Его деньги и шляпа у меня, тросточка тоже.
Корни Келлехер. Так что пустяки, очухается. Кости все целы. А
мне пора
двигать. (Со смехом.) Утром свидание. Покойников
хоронить. Работа, не
поделаешь ничего!
Лошадь (ржет). Игогоо!
Блум. Спокойной ночи. Я подожду немного и куда-нибудь его...
Корни Келлехер возвращается в пролетку и садится в нее.
Звякает сбруя.
Корни Келлехер (стоя в пролетке). Ну, всего.
Блум. Всего.
Кучер дергает вожжи, ободряюще взмахивает кнутом.
Пролетка и лошадь
медленно, неуклюже осаживают назад, разворачиваются. Корни
Келлехер на
сиденье потряхивает головой, веселясь над
Блумовой незадачей. По
соседству, на козлах, кучер тоже качает головой, включаясь
в пантомиму
веселья. Блум, со своей стороны, тоже присоединяется, весело
кивая им.
Ладонью и большим пальцем Корни Келлехер заверяет, что
два фараона не
потревожат спящего, им делать тут нечего. Наклоном головы Блум
выражает
благодарность, мол, Стивену это только и нужно.
Позвякивая, пролетка
поворачивает труляля за угол труляля переулка. Корни
Келлехер еще раз
заверятруляляет Блума. Блум ответно уверятруляляет Корни Келлехера в
том,
что он совершеннейше затру-заля-за-труляля
заверен. Цоканье копыт,
звяканье сбруи становятся глуше по мере их
труляля ляля удале ляля
труляленья. Блум, держа в руках тросточку Стивена и
шляпу, украшенную
стружками, стоит в нерешимости. Потом нагибается к нему, трясет за плечо.
Блум. Эй! Эгей! (Ответа нет. Он
нагибается снова.) Мистер Дедал!
(Ответа нет.) Если позвать по имени. Как с лунатиками. (Снова
нагнувшись,
после некоторого колебания приближает губы вплотную
к уху лежащего.)
Стивен! (Ответа нет. Он окликает еще раз.) Стивен!
Стивен (его лицо хмурится). Кто это? Черная пантера. Вампир.
(Вздохнув,
потягивается и полувнятно бормочет, растягивая все гласные.)
Кто... с Фергусом... помчит
Пронзая... лесных теней?..
Поворачивается на левый бок, вздыхает, складывается
калачиком.
Блум. Стихи. Прекрасно
образован. Такая жалость (Нагибаясь,
расстегивает жилет Стивена.) Легче дышать. (Осторожно снимает
стружки с
одежды Стивена.) Фунт семь шиллингов. По крайней мере не
поранен нигде.
(Прислушивается.) Что-что?
Стивен (бормочет).
тени... лесов
...морской волны... белеет грудь.
Вытягивает руки, опять вздыхает, сворачивается
клубком. Блум стоит,
выпрямившись, держа шляпу и тросточку. В отдалении лай собак. Блум сжимает
и разжимает пальцы на тросточке. Рассматривает простертую
фигуру, лицо
Стивена.
Блум (собеседуя с ночью). Лицо мне напоминает его
мать, бедняжку. В
тени лесов. Белеет грудь. Кажется, он сказал Фергусон. Девушка.
Какая-то
девушка. Это бы самое лучшее для него. (Бормочет.) ...клянусь свято
чтить
и всегда хранить и никогда не раскрывать никакую часть или
части, весть
или вести... (Бормочет.) ...на песчаном морском дне... в
кабельтове от
берега... где прилив идет на убыль... и теченье...
Безмолвен, бдителен и задумчив, стоит он на страже, приложив
пальцы к
губам в жесте тайного наставника. На темном фоне стены медленно
возникает
фигурка, волшебный мальчик лет одиннадцати, подменыш, похищенный феями; он
в итонской курточке и хрустальных башмачках, на голове небольшой бронзовый
шлем, в руке книга. Он беззвучно читает ее справа налево, улыбаясь,
целуя
страницу.
Блум (пораженный, зовет беззвучно). Руди!
Руди (смотрит в глаза Блума, не видя их, и продолжает читать,
улыбаясь,
целуя книгу. Лицо его покрыто нежным румянцем. Пуговицы на одежде алмазные
и рубиновые. В левой руке он держит тонкую палочку
слоновой кости с
лиловым бантиком. Белый агнец выглядывает из его жилетного кармашка).
Правовая информация | Реклама | Новости | Дизайн | E-mail
Copyright ©
Ikaria Associates