 |
 |
ЛИТЕРАТУРА |  |
 |
 |
||||
Джеймс
Джойс. "Улисс", Часть 2
Эпизод 11
James Joyce. Ulysses. Пер. - С.Хоружий, В.Хинкис.
"Избранное" (тт.1-2). М., "Терра", 1997.
OCR & spellcheck by HarryFan, 27 November 2000
За бронзой золото услыхало цокопыт сталезвон.
Беспардон дондондон.
Соринки, соскребая соринки с заскорузлого ногтя. Соринки.
Ужасно! И золото закраснелось сильней.
Сиплую ноту флейтой выдул.
Выдул. О, Блум, заблумшая душа.
Золотых корона волос.
Роза колышется на атласной груди, одетой в атлас, роза Кастилии.
Напевая, напевая: Адолорес.
А ну-ка, кто у нас... златовлас?
Звонок сожалеющей бронзе жалобно звякнул.
И звук чистый, долгий, вибрирующий. Медленно замирающий звук.
Маняще. Нежное слово. Взгляни! Уж меркнут звезды. О, роза! Ноты,
щебечущие ответ. Кастилии. Утро брезжит.
Звякая дребезжа катила коляска.
Монета звякнула. Кукушка закуковала.
Признание. Sonnez. С тобой. Подвязка оттянута. Расстаться не могу.
Хлоп. La cloche! Хлопнула по бедру. Признание. Теплому. Милый друг,
прощай!
Позвякиванье коляски. Блу.
Громыхнули сокрушительные аккорды. Когда любовь горит. Война! Война!
Барабанная перепонка.
Парус! Платочек, веющий над волнами.
Потеряно. Дрозд высвистывал. Все уж потеряно.
Зачесалось. У него.
Когда явился. Увы!
Сполна возьми. Полнокровное биенье.
Трели льются. Ах, маня! Заманивая.
Марта! Приди!
Хлопхлоп. Хлохлохлоп. Хлоплоплоп.
Господи никог давжиз нионнеслы.
Пэт лысый глухарь принес бювар нож забрал.
Зов ночной в лунном свете: вдали, вдали.
Я так печален. P.S. Я одинокий облумок.
Слушай!
Моря звучащий горн, витой, рогатый, прохладный. У тебя? Себе а потом
другой плеск и беззвучный рев.
Жемчужины: когда она. Рапсодии Листа. Ш-ш-шип.
А вы не?
Не - нет-нет - не верила - Лидлид. Петух потоптать да покукарекать.
Черные.
Нижние октавы. Давайте же, Бен, давайте.
Потужит да и обслужит. Хи-хи. Дела не плохи.
Но погоди!
Во мрачной пещере, в недрах земли. Груды руды.
Naminedamine. Все погибли. Все пали в бою.
Крохотные завитки, девичьих волос трепещущий папоротниковый узор.
Аминь! С яростным скрежетом зубов.
Взад-вперед. Вперед-взад. Кол прохладный торчал.
Бронзолидия подле Златомайны.
Мимо бронзы и золота в густозеленой тени океанских глубин. Блум.
Старина Блум.
В дверь тук-тук, в двери стук, покукарекать да потоптать петух.
Молитесь о нем! Молитесь, добрые люди!
Его узловатые пальцы, прищелкивая.
Большой Бенабен. Большой Бенбен.
Последнюю розу Кастилии лета покинул блум печальный блуминокий облумок.
Пи-и! Маленький ветерок протянул и-и.
Честные граждане. Лид Кер Кау Де и Долл. Вот-вот. Как и ты. Поднимут
твой динь и дон.
Пффф! Ох!
Где бронза из близи? Где злато из дали? Где копыта?
Пуррр. Дзиинь. Гррамгр.
Вот тогда, но не прежде чем тогда. Будет напррпффис. Моя
эпррритапфффия.
Кончил.
Начинай!
За бронзой золото, головка мисс Кеннеди за головкой мисс Дус, поверх
занавески бара, слушали как проносятся вице-королевские копыта, как звенит
сталь.
- А это она? - спросила мисс Кеннеди.
Мисс Дус отвечала да, сидит рядом с самим, в жемчужно-сером и eau de
Nil [зеленовато-голубого цвета (франц.)].
- Какое изящное сочетание, - сказала мисс Кеннеди.
Вдруг вся оживившись, мисс Дус возбужденно проговорила:
- Смотри-ка, вон тот, в цилиндре!
- Где-где? Который? - откликнулось еще возбужденней золото.
- Во второй карете, - сказали смеющиеся губы мисс Дус, влажно блеснув
на солнце. - Сюда смотрит. Пусти-ка, гляну.
Бронзовою стрелой метнулась она к другому окну, расплюснула лицо на
стекле, в туманном кружке от ее возбужденного дыхания.
Влажные губы прощебетали:
- Заметил! Убит насмерть!
Она хихикнула:
- Я рыдаю! Эти мужчины - ну потрясающие идиоты!
Впрочем, не без печали.
Мисс Кеннеди печально прогуливалась, выйдя из полосы света и заплетая
выбившуюся прядку волос за ушком. Печально прогуливаясь, уж золотом не
сияя, она закручивала, заплетала прядку. Печально заплетала она загулявшую
золотую прядку за изогнутым ушком.
- Уж кому раздолье, так это им, - печально возразила она.
Мужчина.
Блукто двигался мимо трубок Муленга, храня на груди прелести греха,
мимо антиквариата Уайна, храня в памяти прелестные греховные речи, мимо
тусклого и погнутого столового серебра Кэрролла, ради Рауля.
Коридорный к ним, к ним в баре, к ним барменшам подошел. Для них, его
не удостоивших взглядом, брякнул на стойку он поднос с задребезжавшими
чашками. И
- Вот он, чай ваш, - сказал.
Мисс Кеннеди с манерными жестами переставила поднос ниже, на
перевернутый ящик от минеральной воды, подальше от взоров, вниз.
- Это чего там? - звонко полюбопытствовал не знающий манер коридорный.
- Сам догадайся, - отрезала мисс Дус, покидая свой наблюдательный
пункт.
- Твой ухажер, небось?
На что бронза с высокомерием:
- Я на тебя пожалуюсь миссис де Месси, если еще раз услышу такое
беспардонное нахальство.
- Беспардон дондондон, - огрызнулось дерзкое рыло, меж тем как он
двинулся прочь как она грозилась откуда пришел.
Блум.
Нахмурившись над своим цветком, мисс Дус заявила:
- Этот шпингалет совсем распустился. Если он не будет себя прилично
вести, я ему уши оборву.
С видом леди, изящное сочетание.
- Не обращай внимания, - посоветовала мисс Кеннеди.
Она налила чай в чашку, потом снова в чайник из чашки. Они укрылись за
скалой стойки, поджидая на подставках, ящиках стоймя, пока чай настоится.
Они оправляли блузки из черного атласа, метр два шиллинга девять,
поджидая, пока чай настоится, и два шиллинга семь.
Да, за бронзой вблизи золото поодаль слышали сталь вблизи, звон копыт
поодаль, слышали сталь копыт, звон копыт, звонкосталь.
- Правда, я страшно загорела?
Мисс бронза раскрыла блузку на шее.
- Нет, - отвечала мисс Кеннеди, - потемнеет потом, не сразу. А ты не
пробовала развести борную в лавровишневой воде?
Мисс Дус, привстав, поглядела сбоку на свою кожу в зеркале бара,
несущем златобронзовые литеры на раме и отражающем крупную раковину в
кругу бокалов рейнского и бургонского.
- Ага, потом на руках останется, - возразила она.
- А ты с глицерином, - предлагала мисс Кеннеди.
Окинув шею и руки прощальным взглядом, мисс Дус
- От этих средств только сыпь выступает, - отвергла, села на место. - Я
того старого сыча у Бойда просила мне дать что-нибудь для кожи.
Мисс Кеннеди, разливая настоявшийся чай, с гримаской взмолилась:
- Ах, бога ради, не напоминай мне о нем!
- Нет, погоди, дай я расскажу, - настаивала мисс Дус.
Чай сладкий свой долив молоком, мисс Кеннеди ушки зажала пальчиками.
- Ах нет, не надо! - воскликнула она.
- Я не слышу, не слышу! - воскликнула она.
Но Блум?
Мисс Дус передразнила гнусавое старческое ворчанье:
- Для чего, для чего? это он мне.
Мисс Кеннеди отняла пальчики, чтоб слышать, чтоб говорить - но снова
сказала, снова взмолилась:
- Ах, не говори про него, я не вынесу! Противный старый Урод! Помнишь,
в тот вечер, в зале Эншент.
С миной отвращения она сделала глоток крепкого горячего чаю - глотнула
- глоток сладкого чаю.
- Смотри, какой он был, - сказала мисс Дус, вывернув кособоко бронзовую
головку и раздув ноздри. - Хр-р! Хр-р!
Пронзительный взрыв смеха вырвался из горла мисс Кеннеди. Мисс Дус
сопела и всхрапывала сквозь ноздри, которые шевелились словно вынюхивающее
рыло беспардондондондон.
- Я не могу! - стонала, повизгивая, мисс Кеннеди. - Ты помнишь, какие у
него глаза выпученные?
Тут залилась и мисс Дус звонкобронзовым смехом:
- Ох, как бы он нас не сглазил!
Блучьи темные глаза прочитали имя: Арон Фигфурт. А почему мне всегда
читается Фигфунт? Выходит фунт фиг, наверно поэтому. Проспер Лоре -
гугенотская фамилия. Темные глаза Блума скользнули по пресвятым девам в
витрине Басси. Голубой плащ, под ним белизна, приидите ко мне. Они верят,
что она бог - или богиня? Сегодняшние богини. Не удалось разглядеть.
Подошел тот парень. Студент. Потом он с сыном Дедала. Наверно, это
Маллиган. Весьма миловидные девы. Вот что и привлекает этих развратников:
ее белизна.
Дальше и дальше скользили его глаза. Прелести греха. Прелестные
прелести.
Греха.
Закатываясь заливистым смехом, два голоса молодых слили Дус и Кеннеди,
златобронза, ох, сглазит. Запрокидывая головки, смехобронзу и смехозлато,
чтоб без помех лился смех, взвизгивали, сглазит, делали знаки друг другу,
издавая высокие пронзительные ноты.
А-ах, задыхаясь, затихают. Затихая, а-ах, затухая, замерло их веселье.
Мисс Кеннеди снова поднесла к губам чашку, но едва сделала глоток, как
тут же снова захихихикала. Мисс Дус, наклонившись к подносу, снова
наморщила нос и принялась потешно вращать выпученными глазами. Снова
Хихикеннеди, наклонясь, так что корона ее волос, наклонясь, показала
черепаховый гребень на затылке, прыснула прямо изо рта чаем, захлебнувшись
чаем и смехом, захлебываясь, кашляя, взвизгивая:
- Сальные глазки! Представь-ка себя замужем за таким! С его
бороденочкой!
Дус в ответ испустила блистательный вопль, истинно женский вопль, в
котором звучали восторг, ликование, презрение.
- Замужем за сальным носом! - возопила она.
Смеясь то на низких, то на высоких нотах, то бронзой звеня, то золотом,
подзуживали они друг дружку на новые и новые всплески хохота, чередующимся
перезвоном, бронза-злато, злато-бронза, высоко-низко, всплеск-еще-всплеск.
И снова без конца хохотали. Ага, весь сальный, я знаю. В полном
изнеможении, задыхаясь, вздрагивающие головы они прислонили к стойке,
корону кос подле гладкоблестящей укладки. Раскрасневшиеся (Уф-ф!),
вспотевшие, тяжело дыша (Уф-ф!), обе еле переводили дух.
За Блумом замужем, за сальнозасаленным!
- Силы небесные! - вздохнула мисс Дус над своей вздрагивающей розой. -
Лучше б я так не смеялась. Прямо вся взмокла.
- О, мисс Дус! - возмутилась мисс Кеннеди. - Что за ужасное создание!
И закраснелась еще сильней (фу, как ужасно!), став еще золотистей.
Мимо конторы Кантвелла брел Сальноблум, мимо дев Чеппи, сияющих
масляною краской. У Наннетти отец торговал вразнос этим товаром, обивал
пороги как я. Религия - доходное дело. Надо опять к нему насчет Ключчи. Но
сначала поесть. Проголодался. Нет еще. Она сказала, в четыре. Время идет
без остановки. Часы тикают. Ступай. Где бы поесть? Кларенс, Дельфин.
Ступай. Ради Рауля. Поесть. Если бы набралось пять гиней с этих реклам.
Комбинацию шелковую, сиреневую. Нет еще. Прелести греха.
Румянец убавился - еще убавился - золотистая бледность.
Праздной походкой в бар к ним вошел мистер Дедал. Соринки, соскребая
соринки с заскорузлого ногтя большого пальца. Соринки. Праздной вошел
походкой.
- А, с возвращением вас, мисс Дус.
Подал ей руку. Хорошо отдохнули?
- Шик-блеск.
Он выразил надежду, что с погодой в Ростреворе ей повезло.
- Погода дивная, - сказала мисс Дус. - Можете судить по мне - ничего
видик, правда? Целыми днями на пляже.
Бронзовая белизна.
- Это с вашей стороны так жестоко, - попенял ей мистер Дедал, милостиво
поглаживая по руке. - Искушать бедненьких простачков мужчин.
Атласная мисс Дус мягко высвободила руку.
- Ах, оставьте, - проговорила она. - Уж вы-то простак, так я вам и
поверила.
А он был.
- Да нет, знаете, - рассуждал он, - все-таки я простак. Когда я лежал в
колыбельке, у меня был вид до того простодушный, что меня так и окрестили:
простак Саймон.
- Тогда вы, наверно, были просто душка, - последовал ответ мисс Дус. -
А что вам доктор прописал на сегодня?
- Да знаете, - рассуждал он, - это на ваше усмотрение. Пожалуй, если
вас не затруднит, то я попросил бы чистой воды и полстаканчика виски.
Позвякиванье.
- Моментально, - отозвалась мисс Дус.
Моментально и грациозно к золоченому зеркалу, отражающему продукцию
Кантрелла и Кокрейна, она обернулась. Грациозно отмерила порцию
золотистого виски из хрустального графина. Мистер Дедал между тем извлек
из-под полы своего сюртука кисет и трубку. Моментально обслуживает. Он
выдул через флейту мундштука две сиплые ноты.
- Клянусь вам, - рассуждал он, - я уже сколько раз сам туда собирался,
в горы Морн. Там должен быть отличный бодрящий воздух. Но, говорят, долго
сбирался - верней добрался. Да-да. Да.
Да. Он набил свой чубук волокнами, волосками ее волос, светлых волос
Виргинии, русалки. Волокна. Волоски. Рассуждая. Беззвучно.
Никто ни звука не произнес. Да.
Мисс Дус весело протирала бокалы, напевая:
- _О, Адолорес, краса восточных морей!_
- А мистер Лидуэлл заходил сегодня?
В бар вошел Ленехан. Осмотрелся кругом. Мистер Блум достиг моста
Эссекс. Дэ-с, и мост Дэссекс перешел мистер Блум. Надо написать Марте.
Бумаги купить. У Дэли. Там любезная продавщица. Блум. Старина Блум.
История заблумшей души.
- Он заходил в обед, - сказала мисс Дус.
Ленехан приблизился к стойке.
- Тут меня не разыскивал мистер Бойлан?
Спросил он. Она отвечала:
- Мисс Кеннеди, сюда не заходил мистер Бойлан, пока я была наверху?
Спросила она. Мисс Кеннеди голос отвечал, чаю вторая чашка на пути ко
рту, взгляд прикован к странице:
- Нет, его не было.
Мисс Кеннеди взор, слышимой, но невидимой, продолжал чтение. Ленехан
шустро окрутил кругленький корпус вокруг колпака, прикрывавшего сандвичи.
- А ну-ка, кто у нас тут?
Взгляда Кеннеди не удостоившись, он предпринял новые попытки. Не
забывайте про точки. Читайте вот эти черненькие значки: круглое - это о, а
крючком - эс.
Резво позвякивала коляска.
Златодева читала, не глядя по сторонам. Не обращай внимания. Она не
обращала, а он, как ученик по слогам, монотонно и нараспев, принялся
читать ей басню:
- Ад-нажды лисица всы-ты-ретила аиста. И га-ва-рит лиса аисту: пра-сунь
свой кы-люв ка мне в гор-ла и вы-та-щи кость.
Попусту он бубнил. Мисс Дус отвернулась к своей чашке, стоявшей чуть в
стороне.
Он вздохнул в сторону:
- О, горе мне! О я, несчастный!
Он обратился с приветствием к мистеру Дедалу и получил ответный кивок.
- Привет от прославленного сына прославленного отца.
- Кто б это был? - поинтересовался мистер Дедал.
Ленехан с наисердечнейшим видом развел руками. Как кто?
- Кто б это был? - переспросил он. - И вы можете спрашивать? Стивен,
наш юный бард.
Сухо.
Мистер Дедал, прославленный боец, отложил свою трубку, набитую сухим
табаком.
- Понятно, - сказал он. - Сначала до меня не дошло. Я слышал, что он
вращается в самом избранном обществе. А вы его видели недавно?
Видел.
- Не далее как сегодня мы вместе с ним осушали чаши амброзии, - поведал
Ленехан. - У Муни en ville и Муни sur mer [в городе... на море (франц.)].
Подвиги его музы принесли ему толику наличности.
Он улыбнулся устам бронзы, чаем омытым, внимающим устам и глазам.
- Элита Эрина ловила каждый звук с его уст. Ученый профессор Хью
Макхью, знаменитейший борзописец и издатель нашего города, и тот певец
младой с дикого и сырого Запада, что отзывается на сладкозвучное имя
О'Мэдден Берк.
После некоторого молчания мистер Дедал поднял стакан и
- Надо полагать, это было очень занимательно, - произнес он. - Теперь я
вижу.
Он вижу. Он отхлебнул. Взором витая в далеких печальных горах, в горах
Морн. Поставил стакан.
Он посмотрел в раскрытую дверь салона.
- Я вижу, вы переставили рояль.
- Сегодня приходил настройщик, - объяснила мисс Дус, - чтобы настроить
его для ресторанной программы. Я в жизни не слышала такой изящной игры.
- В самом деле?
- Ведь правда, мисс Кеннеди? Просто классическая игра. И знаете, он
слепой. Бедный юноша, ему и двадцати лет не дашь.
- В самом деле? - повторил мистер Дедал.
Он снова отхлебнул и отошел в сторону.
- Так было жалко смотреть на его лицо, - сочувствовала мисс Дус.
Будь ты проклят, чертов ублюдок.
К ее сожаленью, звонок жалобно звякнул, вызов официанта. К дверям
обеденной залы направился лысый Пэт, направился озабоченный Пэт,
направился Пэт-официант. Пива клиенту. Пива отнюдь не моментально
отпустила она.
Ленехан ждал терпеливо нетерпеливого буяна Бойлана, поджидал резвого
звяканья.
Приподняв крышку, он (кто?) заглянул в гроб (гроб?), где шли наискось
тройные (рояля!) струны. Он погладил (тот самый, кто милостиво поглаживал
ее по руке) тройку клавиш, нажал на них, мягко педалируя, чтобы увидеть,
как выдвигается вперед мягкий фетр, услышать приглушенное падение
молоточков.
Два листа веленевой кремовой бумаги один про запас два конверта когда я
служил у Хили премудрый Блум Генри Флауэр купил у Дэли. Так ты несчастлив
в семейной жизни? Цветочек мне в утешение а булавка оборвет лю. Что-то в
этом есть в языке цве. Это маргаритка была? Невинность значит.
Благонравная девица повстречать после мессы. Паакорна благодарим.
Премудрый Блум узрел на дверях рекламу, курящая русалка колышется на
волнах. Курите русалку, это легчайшие сигареты. Струящиеся пряди волос -
несчастная любовь. Ради какого-то мужчины. Ради Рауля. Он глянул и увидел
вдали, на мосту Эссекс, яркую шляпу, маячившую над легкой коляской. Так и
есть. Третий раз. Совпадение.
Позвякивая, колыхаясь на тугих шинах, коляска свернула с моста на
набережную Ормонд. За ним. Рискнуть. Только надо быстрей. В четыре. Уже
скоро. Ступай.
- С вас два пенса, сэр, - решилась напомнить продавщица.
- Ах, да... Я совсем забыл... Простите...
И четыре.
Она в четыре. Она чарующе улыбнулась Блукомуему. Блу улыб и быст выш.
Дня. Думаешь ты у ней главная спица в колеснице? Она так каждому. Всем
мужчинам.
В дремотной тишине склонилось золото над страницей.
Из салона донесся долгий, медленно замирающий звук. То был камертон
настройщика, который он забыл, который он задел. Снова звук. Который он
сейчас взял, который сейчас вибрировал. Слышите? Он вибрировал, все чище и
чище, мягче и мягче, двумя своими жужжащими ветвями. Еще медленней
замирающий звук.
Пэт уплатил за бутылку с тугою пробкою для клиента - и вот поверх
подноса, бокала, тугопробкой бутылки, лысый и тугоухий, вот он вступил,
тихонько, вместе с мисс Дус:
- _Уж меркнут звезды_...
Безгласно из глубины пела песнь, выпевая:
- ..._утро брезжит_.
Стайка крылатых нот, из-под чутких выпорхнув пальцев, прощебетала
звонкий ответ. Хрустальные радостные ноты, сливаясь в гармонические
аккорды, призывали голос, который воспел бы томление росистого утра,
юности, прощанья с любовью, воспел бы утро жизни и утро любви.
- _И жемчуг рос_...
Губы Ленехана над стойкой вывели тихий зовущий свист.
- Но взгляните же, - сказал он, - о, роза Кастилии.
Звякнув, коляска замерла у обочины.
Поднявшись, свою книгу она закрыла, роза Кастилии. Страдающая и
одинокая, в задумчивости она поднялась.
- Она сама пала или ее подтолкнули? - спросил он.
Свысока она бросила:
- Кто ни о чем не спрашивает, тому не солгут.
Как леди, настоящая леди.
Буяна Бойлана модные рыжие штиблеты ступали, поскрипывая, по полу бара.
Да, золото взблизи, бронза поодаль. Ленехан услышал, узнал, приветствовал:
- Грядет герой-покоритель.
Между коляской и окном, крадучись, пробирался Блум, непокоренный герой.
Заметить может. Сидел на этом сиденье: теплое. Черный кот, крадучись,
пробирался, правя на портфель Ричи Гулдинга, приветно поднятый в воздухе.
- _И мы с тобой_...
- Я знал, что ты тут, - сказал Буян Бойлан.
В честь блондинки мисс Кеннеди он коснулся полей набекрень скошенного
канотье. Она подарила ему улыбку. Однако сестрица бронза улыбкою ее
превзошла, пригладив и оправив ради него свои еще более роскошные волосы,
и бюст, и розу.
Бойлан заказал зелья.
- Чего твоя душа жаждет? Горького пива? Стаканчик горького, пожалуйста,
и терновый джин - для меня. Еще нет телеграммы?
Нет еще. В четыре она. Все говорят четыре.
Красные уши и кадык Каули в дверях полицейского управлении. Избежать. А
Гулдинг - это удача. Чего ему надо в Ормонде? Коляска ждет. Надо ждать.
Привет. Куда направляетесь? Перекусить? И я как раз тоже. Сюда вот.
Как, в Ормонд? Лучшее, что есть в Дублине. В самом деле? В ресторан. И там
- тихо. Смотри, а тебя чтоб не видели. Что же, пожалуй, и я с вами.
Вперед. Ричи шел первым. Блум следовал за портфелем. Трапеза, достойная
принца.
Мисс Дус потянулась достать графин, атласная ручка вытянута изо всех
сил, блузка на груди вот-вот лопнет, так высоко.
- О! О! - крякал Ленехан при каждом ее новом усилии. - О!
Однако успешно она овладела добычей и с торжеством ее опустила вниз.
- Отчего вы не подрастете, мисс? - спросил Буян Бойлан.
Бронзоволосая, наливая из графина тягучий сладкий напиток для его уст,
глядя на тягучую струйку (цветок у него в петлице, от кого это,
интересно?), сладким голосом протянула:
- Мал золотник, да дорог.
О себе то есть. Налила аккуратно сладкотягучего терна.
- Ваше здоровье, - сказал Буян.
Он бросил на стойку крупную монету. Монета звякнула.
- Постойте-постойте, - сказал Ленехан, - я тоже...
- За ваше, - присоединился он, поднимая вспененный эль.
- Корона выиграет, это как пить дать, - заверил он.
- Я тоже малость рискнул, - сказал Бойлан и, подмигнув, выпил. - Не за
себя, правда. Одному другу взбрело.
Ленехан потягивал пиво и ухмылялся, то на пиво поглядывая, то на губки
мисс Дус, полуоткрытые, тихонько мурлыкающие песнь морей, которую прежде
они выводили звонко. Адолорес. Восточные моря.
Часы зашипели. Мисс Кеннеди прошла мимо них (но от кого же этот
цветок), унося поднос с чашками. Кукушка закуковала.
Мисс Дус взяла монету со стойки, резко крутнула ручку кассы. Касса
дзинькнула. Кукушка прокуковала. Прекрасная египтянка, соблазнительно
изгибаясь, позвякивая монетами в ящике, напевая, отсчитывала сдачу. С
надеждой смотри на закат. Пробили. Для меня.
- Это сколько пробило? - спросил Буян Бойлан. - Четыре?
Часа.
Ленехан, маленькими глазками пожирая ее, напевающую, и напевающий бюст,
потянул Бойлана за рукав.
- Давайте-ка послушаем бой часов, - предложил он.
Фирменный портфель Гулдинга, Коллиса и Уорда вел за собой заблумшую
душу, Блума, между бездушных столиков. Неуверенный, с возбужденной
уверенностью, под выжидательным взглядом лысого Пэта, выбрал он столик
поближе к двери. Будь поближе. В четыре. Он что, забыл? Или тут хитрость?
Не прийти, раздразнить аппетит. Я бы не смог так. Но выжди, выжди. Пэт,
наблюдая, выжидал.
Искрящаяся бронзы лазурь окинула небесно-голубые глаза и галстук
Голубойлана.
- Ну, давайте, - настаивал Ленехан. - Как раз нет никого. А он ни разу
не слышал.
- ..._уже и солнце высоко_.
Высокий и чистый звук поднимался ввысь.
Бронза-Дус, посекретничав с розой, ставши чуть розовой, пытливый кинула
взгляд на цветок, на глаза Буяна.
- Просим, просим.
Он упрашивал ее сквозь повторявшиеся признания:
- _С тобой расстаться не могу_...
- Как-нибудь потом, - пообещала скромница Дус.
- Нет-нет, сейчас! - не отставал Ленехан. - Sonnez la cloche! [Звоните
в колокольчик! (франц.)] Пожалуйста! Ведь нет никого.
Она огляделась. Быстрый взгляд. Мисс Кен не услышит. Быстрый наклон.
Два загоревшихся лица ловили каждое движение.
Неуверенные аккорды сбились с мелодии, снова ее нащупали, снова теряли
и снова ловили, спотыкаясь. Затерявшийся аккорд.
- Ну же! Действуйте! Sonnez!
Нагнувшись, она вздернула подол юбки выше колена. Помедлила. Еще
помучила их, нагнувшись, выжидая, поглядывая лукаво.
- Sonnez!
Хлоп! Внезапно она оттянула, отпустила и тугая подвязка звонкохлопнула
по зовущему похлопать тепложенскому тугому бедру.
- La cloche! - радостно вскричал Ленехан. - Сама научилась! Это вам не
опилки.
Она надменно усмехлыбнулась (рыдаю! эти мужчины...), но, скользнув к
свету, улыбнулась Бойлану ласково.
- Вы просто воплощение вульгарности, - сказала она, скользя.
Бойлан все смотрел на нее. Кубок свой поднеся к полным губам, осушил он
крохотный кубок, втянул последние синеватые капли, густые и полновесные.
Зачарованно взгляд его провожал головку, в пространстве бара скользившую к
зеркалам, в золоченой арке которых мерцали бокалы эля, рейнского и
бургонского и рогатая раковина. Там, в зеркалах отраженная, бронза ее
слилась с бронзой еще более солнечной.
Да, бронза совсем вблизи.
- ..._Мой милый друг, прощай_!
- Все, ухожу, - нетерпеливо проговорил Бойлан.
Кубок свой резко отодвинул, взял сдачу.
- Погоди малость, - забеспокоился Ленехан, допивая поспешно. - Мне надо
тебе сказать. Том Рочфорд...
- Да иди к богу в рай, - бросил Буян уже на ходу.
Ленехан срочно опрокинул остатки.
- Зачесалось у тебя, что ли? - недоумевал он. - Погоди, я иду.
Он пустился за быстрыми поскрипываньями башмаков, но у порога проворно
осадил, приветствуя две фигуры, грузную и щуплую.
- Мое почтение, мистер Доллард!
- Что-что? Почтение! Почтение! - рассеянно откликнулся бас Бена
Долларда, на миг оторвавшись от горестей отца Каули. - Ничего он вам не
сделает, Боб. Олф Берген поговорит с долговязым. На сей раз мы этому Иуде
Искариоту вставим перо.
Через салон проследовал мистер Дедал, вздыхая и потрагивая пальцем
веко.
- Хо-хо, ей-ей, - вывел тирольскую руладу Бен Доллард. - Саймон, а вы
бы спели нам что-нибудь. Мы слышали тут звуки рояля.
Лысый Пэт, озабоченный официант, ожидал, пока закажут напитки. Так,
Ричи - виски. А Блуму? Подумать надо. Не гонять его лишний раз. Небось,
мозоли. Четыре. Так жарко в черном. Конечно, и нервы тут. Преломляет (или
как там?) тепло. Надо подумать. Сидр. Да, бутылку сидра.
- С какой стати? - возразил мистер Дедал. - Это я просто так бренчал.
- Ничего-ничего, давайте, - не отставал Бен Доллард. - Сгиньте, заботы.
Идемте, Боб.
Рысцой он двинулся, Доллард, в необъятных штанах, впереди них
(держите-ка мне вот этого в: ну-ну, давайте) в салон. Он плюхнулся,
Доллард, на табурет. Плюхнулись узловатые лапы на клавиши. И замерли,
плюхнувшись.
Лысый Пэт встретил в дверях златовласку, которая бесчайною
возвращалась. Озабоченный, он желал виски и сидр. Бронзоволосая у окна
сидела, бронза поодаль.
Звякнув, резво взяла с места коляска.
Блум услыхал звяканье, слабый звук. Уезжает. Слабый и судорожный вздох
обратил он к немым голубеющим цветам. Звякнуло. Уехал. Звякнув. Слушай.
- Любовь и войну, Бен, - сказал мистер Дедал. - Как в добрые старые
времена.
Отважная мисс Дус, оставленная всеми взорами, отвела свой от занавески,
не выдержав сокрушающего блеска лучей. Уехал. Задумчивая (кто знает?),
сокрушенная (сокрушающие лучи), она опустила штору, дернув за шнур.
Облекла задумчиво (почему он так быстро уехал, когда я?) свою бронзу и
бар, где стоял лысый подле златовласой сестрицы, неизящное сочетание,
сочетание неизящное, антиизящное, в тихую прохладную смутную зеленоватую
колышащуюся глубокую сень, eau de Nil.
- В тот вечер бедняга Гудвин аккомпанировал, - вспомнил и отец Каули. -
Только они с роялем не совсем сходились во мнениях.
Не совсем.
- И устроили бурный спор, - дополнил мистер Дедал. - Ему тогда сам черт
был не брат. На старичка порой находило в легком подпитии.
- Мать честная, а я-то, помните? - вступил и Бен дылда Доллард,
оборачиваясь от многострадальных клавишей. - У меня еще как на грех не
было свадебного наряда.
Все трое расхохотались. Он был рад, да наряд. Расхохоталось все трио.
Свадебного наряда не было.
- Но тут, нам на счастье, подвернулся дружище Блум, - продолжил мистер
Дедал. - А, кстати, где моя трубка?
За трубкой за затерявшимся аккордом зашаркал он назад к стойке. Пэт
лысый принес напитки Ричи и Польди. И отец Каули засмеялся опять.
- Это ведь я тогда спас положение, Бен.
- Не спорю, - признал Бен Доллард. - Я как сейчас помню эти узкие
брючки. Вас осенила блестящая мысль, Боб.
Отец Каули покраснел до самых мочек ушей, розовых и блестящих. Он. Спас
поло. Эти брю. Блесмыс.
- Я знал, что он на мели, - сказал он. - Жена его по субботам играла на
пианино в кофейне за какие-то жалкие гроши, и кто-то мне подсказал, что
она этим тоже занимается. Вы помните? Мы их разыскивали по всей
Холлс-стрит, пока нам приказчик у Кео не дал адрес. Помните?
Бен вспоминал, и на широком лице его возникало изумленное выражение.
- Мать честная, чего у нее там не было, какие-то роскошные оперные
плащи.
Трубку зажав, назад зашаркал мистер Дедал.
- В стиле Меррион-сквер. Мать честная, бальные платья, платья для
приемов. И он никак не хотел взять деньги. Каково? Кучи каких-то, черт
дери, треуголок, болеро, панталон. Каково?
- Вот-вот, - закивал мистер Дедал. - У миссис Мэрион Блум можно снять
платье любого рода.
Позвякивала по набережным коляска. Буян развалился на тугих шинах.
Печенка с беконом. Почки и говядина в тесте. Хорошо, сэр. Хорошо, Пэт.
Миссис Мэрион метим псу хвост. Запах горелого Поль де Кока. Симпатичное
имя у.
- А как ее девичья фамилия? Пикантная девица была. Мэрион...
- Твиди.
- Да-да. А жива она?
- Еще как.
- Она ведь была дочерью...
- Дочерью полка.
- В самую точку, ей-ей. Я помню этого старого тамбурмажора.
Мистер Дедал чиркнул, высек, разжег, выдохнул душистый клуб в
заключенье.
- Ирландка ли? Ей-ей, не могу сказать. А вы не знаете, Саймон?
За клубом еще клуб, душистый, крепкий, густой, потрескивая.
- Щечный мускул... Что?.. Малость заржавел... Ну как же, она конечно...
О, Молль, ирландочка моя.
Выпустил пахучий залп, пышный клуб.
- С Гибралтарских скал... прямиком.
Они томились в тени океанских глубин, золото у пивного насоса, бронза
возле бутылок мараскина, обе в задумчивости, Майна Кеннеди, Лисмор-Террас
4, Драмкондра, с Адолорес, красою, Долорес, безмолвной.
Пэт подал заказ на незакрытых тарелках. Леопольд принялся нарезать
печенку на ломтики. Как уже было сказано, он с удовольствием ел внутренние
органы, пупки с орехами, жареные наважьи молоки, между тем как Ричи
Гулдинг, Коллис, Уорд ел говядину и почки, то говядину то почки,
запеченные кусочки ел он ел Блум они ели.
Блум с Гулдингом, молчанием обрученные, ели. Трапезы принцев.
По Бэйчлорз-уок [Аллея холостяков (англ.)] позвякивала коляска на тугих
шинах, катил в ней вольный холостяк Буян Бойлан - по солнцу, по жаре, под
щелканье хлыста над гладким крупом кобылки - на теплом сиденье развалясь,
дерзкого пыла и нетерпения полн. Зачесалось. У тебя? Зачесалось. У тебя?
Заче-заче-салось.
Перекрывая все голоса, перегромыхивая гремящие аккорды, ринулся в бой
бас Долларда:
- _Когда любовь в душе горит_...
Раскаты Бендушебенджамина докатились до сотрясаемых содрогнувшихся от
любви стекол крыши.
- Война! Война! - вскричал отец Каули. - Вот это воин!
- Что правда, то правда, - захохотал Бен Воин. - Я как раз думал про
вашего домохозяина. До победного конца.
Он смолк. Огромною бородой и огромною головой покачал он по поводу его
огромного промаха.
- Старина, вы бы ей наверняка разорвали барабанную перепонку, -
проговорил мистер Дедал сквозь аромат дыма, - этаким-то вашим органом.
Зайдясь смехом, бородатым и богатырским, Доллард сотрясался над
клавишами. Наверняка разорвал бы.
- Не говоря уж о другой перепонке, - добавил отец Каули. - Вполсилы,
Бен. Amoroso ma non troppo [с нежностью, но не слишком (итал)].
Позвольте-ка мне.
Мисс Кеннеди принесла двум джентльменам по кружке холодного портера.
Обронила два слова. Да, согласился первый джентльмен, погодка отменная.
Они потягивали свой портер. А не знает ли она, куда направлялся
вице-король? Слышали сталь копыт, звон копыт, звон. Нет, она не могла
сказать. Но ведь об этом должно быть в газете. О, ей не стоит себя
утруждать. Ничего трудного. Развернув "Индепендент", она замелькала
страницами, разыскивая, вице-король, корона, не королевская, колыхалась в
такт, вице-ко. Это слишком хлопотно, сказал первый джентльмен. Нет-нет,
нисколько. А как он при этом посмотрел. Вице-король. За бронзой золото
слышали стали звон.
- ...в душе горит,
Других забот уж нет.
В печеночной подливке Блум разминал мятый картофель. Любовь и войну
кто-то там. Коронный номер Бена Долларда. Прибежал к нам в тот вечер
просить фрачную пару для концерта. Брюки узки, в обтяжку как барабан.
Боров-музыкант. Молли обхохоталась потом, когда он ушел. Бросилась на
кровать поперек, дрыгает ногами, стонет от смеха. Ты видел, у него весь
прибор на выставку. Ох, дева Мария, я не выдержу! Вот дамам-то в первом
ряду! Ох, никогда так не хохотала! А что, на этом у него и держится весь
бас-бормотон. Не сравнишь с евнухом. Кто же это там играет. Отличное туше.
Должно быть, Каули. Музыкален. Любую ноту назовет сразу. А с дыханием у
бедняги худо. Перестал.
Мисс Дус, чарующая Лидия Дус, мило кивнула входящему Джорджу Лидуэллу,
весьма обходительному джентльмену, стряпчему. Добрый день. Она протянула
свою влажную ручку, ручку леди, его твердому пожатию. Да, вернулась уже.
За старую канитель.
- А ваши друзья уже там, мистер Лидуэлл.
Джордж Лидуэлл ее обходительно пообхаживал, подержал лидоручку.
Блум поедал печ, как уже было сказано. По крайней мере, тут чисто. Не
то, что у Бертона. Тот малый с его месивом из хрящей. А тут никого, я да
Гулдинг. Чистые столики, цветы, салфетки митрами. Пэт туда-сюда снует,
лысый Пэт. Ничего не скажешь. Лучшее, что есть в Дуб.
Снова звуки рояля. Явно Каули. Садится за рояль, как сливается с ним,
полное взаимопонимание. Тоскливые точильщики скребут скрипки, скосив глаза
на конец смычка, пилят несчастную виолончель, пока у тебя зубы не заболят.
Ее тоненькое похрапыванье. В тот вечер, когда мы в ложе. Тромбон под нами
сопел как морж, а в антракте один трубач развинтил и давай выбивать слюни.
У дирижера брюки мешком, ногами на месте возит-возит. Правильно, что их в
яму прячут.
Позвякивая коляска везет-везет.
Вот разве арфа. Красиво. Мягкий золотой свет. Девушка играла на ней.
Словно корма изящной. Хорошо этот соус подходит к. Золотой ладьи. Эрин.
Арфа дивная однажды или дважды. Прохладные руки. Бен Хоут [холм на мысу
Хоут; бен - холм, гора (шотл.)], рододендроны. Все мы арфы [игра слов:
по-английски Harp - арфа; ирландец (арфа - символ Ирландии в гербе
английских королей)]. Я. Он. Старый. Молодой.
- Нет-нет, старина, я не могу, - застенчиво и смиренно отнекивался
мистер Дедал.
Энергично.
- Да валяйте же, гром и молния! - громыхнул Бен Доллард. - Как
получится, так и получится.
- "M'appari", Саймон, - попросил отец Каули.
Он сделал несколько шагов к краю сцены, простер свои длинные руки,
принял скорбно-торжественное выражение. Хрипловато кадык его прохрипел
негромко. И негромко запел он запыленному морскому пейзажу "Последнее
прощанье". Мыс, корабль, парус над волнами. Прощание. Прекрасная девушка
на мысу, ветер треплет ее платочек, ветер овевает ее.
Каули пел:
- M'appari tutt'amor:
Il mio sguardo l'incontr...
[Любовь мне явилась:
Мой взгляд ее встретил... (итал.)]
Она не слышала Каули, махала платочком тому, кто уплыл, своему милому,
ветру, любви, летящему парусу, вернись.
- Да валяйте же, Саймон.
- Эх, минули мои золотые деньки, Бен... Ну, да ладно...
Мистер Дедал положил свою трубку покоиться рядом с камертоном и,
усевшись, тронул послушные клавиши.
- Нет-нет, Саймон, - живо обернулся отец Каули. - Пожалуйста, верную
тональность. Тут до-бемоль.
Послушные клавиши взяли выше, заговорили, засомневались, сознались,
сбились.
Отец Каули шагнул в глубь сцены.
- Давайте-ка, Саймон, я буду аккомпанировать, - сказал он. -
Поднимайтесь.
Мимо ананасных леденцов Грэма Лемона, мимо слона на вывеске Элвери,
дребезжа, бежала коляска. Говядина, почки, печень, пюре - за трапезой,
достойною принцев, сидели принцы Блум и Гулдинг. Принцы за трапезой, они
поднимали бокалы, попивали виски и сидр.
Прекраснейшая в мире ария для тенора, сказал Ричи; из "Сомнамбулы".
Некогда он ее слышал в исполнении Джо Мааса. Ах, этот Макгаккин! Да. В
своей манере. Под мальчика из церковного хора. Этакий мальчик от мессы.
Месс-мальчик Маас. Лирический тенор, если угодно. Никогда этого не забуду.
Никогда.
С чутким сочувствием Блум над беспеченочным беконом увидал, как
напряглись осунувшиеся черты. Поясница у него. И глаза блестят, все как
при воспалении почек. Следующий номер программы. Повеселился, пора
расплачиваться. Пилюли, толченый хлеб, цена за коробочку - гинея. Хоть
чуть отсрочить. Мурлычет "Долой к покойникам". Подходяще. И ест почки,
нежнейшее - нежнейшей. Только не много ему проку от них. Лучшее, что есть
в. Типично для него. Виски. Насчет напитков разборчив. Стакан с изъяном,
новый стакан воды. Спички прикарманит со стойки, экономия. И тут же
соверен промотает на ерунду. А когда надо, у него ни гроша. Однажды
подшофе платить отказался за проезд. Интересный народ.
Никогда Ричи не забудет тот вечер. Сколько жив будет - никогда. В
старом "Ройял", в райке с коротышкой Пиком. А когда первая нота.
Тут сделали паузу уста Ричи.
Сейчас наплетет вранья. О чем угодно насочиняет. И верит сам в свои
бредни. Притом всерьез. Редкостный враль. Но все-таки память хорошая.
- И какая же это ария? - спросил Леопольд Блум.
- "Все уж потеряно".
Ричи вытянул губы трубочкой. Начальная нота нежная фея тихонько
шепнула: все. Дрозд. Пенье дрозда. Его дыханье, с легкостью певчей птицы,
сквозь крепкие зубы, предмет его гордости, как флейта высвистывало горькую
жалобу. Потеряно. Сочный звук. А тут две ноты в одной. Как-то слышал
скворца в кустах боярышника, он у меня подхватывал мотив и переиначивал
так и сяк. Все новый новый зов зовет и уж потерян вновь во всем. Эхо.
Сколь нежен отклик. А как оно получается? Все потеряно. Скорбно
высвистывал он. Рухнуло, отдано, потеряно.
Блум, ближе наклонив Леопольдово ухо, поправлял краешек салфетки под
вазой. Порядок. Да, я помню. Чудная ария. Она к нему пошла во сне.
Невинность при лунном свете. Все равно удержать ее. Смелые, не ведают об
опасности. Окликнуть по имени. Дать коснуться воды. Коляска позвякивает.
Поздно. Сама стремилась пойти. В этом все дело. Женщина. Море удержать
проще. Да: все потеряно.
- Прекрасная ария, - сказал Блум потерявший Леопольд. - Я ее хорошо
знаю.
Ричи Гулдинг никогда в жизни.
Он тоже ее хорошо знает. Или чувствует. Все норовит о дочке. Мудрое
дитя, что узнает отца, как выразился Дедал. Я?
Блум искоса над беспеченочным наблюдал. Печать на лице: все потеряно.
Живчик Ричи былых времен. Одни избитые штучки остались. Шевелить ушами.
Кольцо от салфетки в глаз. Да сынка посылает со слезными прошениями.
Косоглазого Уолтера, да, сэр, исполнено, сэр. Ни за что не обеспокоил бы,
случайность, ожидал значительных сумм. Тысяча извинений.
Опять рояль. Звук лучше, чем когда я последний раз слышал. Настроили,
видно. Опять умолк.
Доллард и Каули все понукали упирающегося певца, ну, давайте же.
- Давайте, Саймон.
- Ну же, Саймон.
- Леди и джентльмены, я бесконечно тронут вашими любезными просьбами.
- Ну же, Саймон.
- Ресурсы мои скромны, но если вы мне ссудите внимания, я попытаюсь вам
спеть о разбитом сердце.
Возле колпака, прикрывающего сандвичи, тенью прикрытая Лидия свою
бронзу и розу с изяществом истинной леди дарила и отбирала - как Майна
двум кружкам свою золотую корону в прохладной зелено-голубой eau de Nil.
Отзвучали зовущие аккорды вступления. Протяжно взывающему аккорду
отозвался звенящий голос:
- _Когда явился дивный облик_...
Ричи обернулся.
- Это Сай Дедал, его голос, - заметил он.
Задетые за живое, закрасневшись, они слушали, впитывали тот поток
дивный поток струящийся по коже членам сердцу душе хребту. Блум кивнул
Пэту, лысый служитель Пэт плохо слышит, чтобы раскрыл двери бара. Двери,
бара. Вот так. Хорошо. Служитель Пэт послушно стал слушать, глухарь
тугоухий, у самых дверей стал, слушал.
- _Мои печали унеслись_.
Сквозь тишину взывал к ним негромкий голос, не дождя шелест, не шепот
листьев, не похожий на голос ни струн ни свирелей ни какужихтам цимбалов,
касающийся их притихшего слуха словами, их притихших сердец воспоминаниями
о жизни - своей у каждого. Полезно, полезно слушать: печали, свои у
каждого, унеслись, едва лишь они услышали. Едва лишь они увидели, все
потерявшие, Ричи, Польди, милосердие красоты, услышали от того, от кого уж
никак не ждешь, ее милосердное мягколюбовное нежнолюбимое слово.
Это любовь поет. Все та же старая сладкая песня любви. Блум медленно
стянул резинку со своего пакетика. Любви старое сладкое sonnez la злато.
Натянул на вилку, торчащую четырьмя пальцами, растянул, снял, натянул на
две собственные чутко-тревожные четверни, окрутил их четырежды, восьмижды,
октавой крепко опутал их.
- _Полон счастья и надежды_...
У теноров всегда масса женщин. Помогает быть в голосе. К его ногам
летит букет, а в нем от дамочки привет. Вы мне вскружили. Катит,
позвякивая, радуется. Его пение не для светской публики. Вскрюжат голову
бедняжке. Надушилась для него. Какими духами твоя жена? Желаю знать.
Коляска звяк. Стоп. Тут-тук. По пути к двери - последний взгляд в зеркало,
непременно. Прихожая. Заходите. Ну, как дела? Все отлично. Куда тут у вас?
Сюда? В сумочке у ней леденцы, орешки для освеженья дыхания. Что-что? Руки
ласкали ее пышные.
Увы! Голос набрал воздуха, поднялся, стал полнозвучным, гордым,
сверкающим.
- _Но то был миг, увы, недолгий_...
Да, тембр по-прежнему изумительный. В Корке и воздух мягче и выговор у
жителей. Этакий глупец! Ведь мог бы купаться в золоте. А слова он
перевирает. Жену уморил и поет себе. Хотя со стороны не понять. Двоим
никто не судья. Только как бы сам не сломался. На людях еще хорохорится.
Все у него поет, и руки и ноги. Выпивает. Нервы истрепаны. Чтобы петь,
нужно воздержание. Суп по диете Дженни Линд: бульон, шалфей, яйца сырые,
полпинты сливок. Не суп, а мечта.
Источал он истому, исподволь нарастающую. Полнозвучно переливался. Вот
это в самую точку. О, дай! Возьми! Биенье, еще биенье, упругие гордые
переливы.
Слова? Музыка? Нет: это то, что за ними.
Блум сплетал, расплетал, связывал, развязывал.
Блум. Прилив жаркой тайной жадновпивай дрожи нахлынул излиться с
музыкой, с желанием, темный вторгающийся впивай прилив. Покрой, оседлай,
случайся, топчи. Возьми. Поры, расширяющиеся, чтоб расширяться. Возьми.
Радость тепло касание. Возьми. Чтоб поток хлынул, отворив створы. Теченье,
струя, поток, струя радости, трепет случки. Сейчас! Язык любви.
- ..._надежды луч_...
Блестит. Лидия для Лидуэлла чуть слышным писком совсем как леди муза
выпискивает надежды луч.
Это из "Марты". Совпадение. Как раз собрался писать. Ария Лионеля. Твое
красивое имя. Не могу писать. Прими от меня небольшой пода. Струны
женского сердца идут через кошелек. Она ведь. Я назвала тебя противным
мальчишкой. Но именно это имя - Марта. Именно сегодня. Как странно!
Голос Лионеля вернулся, слабей, но без признаков утомления. Снова он
пел для Ричи Польди Лидии Лидуэлла, пел для Пэтаслужителя, слушавшего,
развесив уши. О том, как явился дивный облик, как унеслись печали, как
взгляд, образ, слово зачаровали его, Гулда Лидуэлла, покорили сердце Пэта
Блума.
Правда жаль что не видишь его лица. Лучше воспринимается. Парикмахер у
Дрейго всегда почему-то смотрит в лицо когда я к нему обращаюсь в зеркале.
Но слышно тут лучше чем в баре хотя и дальше.
- _И милый взгляд_...
В первый раз я ее увидел на вечеринке у Мэта Диллона в Тереньюре. Она
была в желтом, с черными кружевами. Играли в музыкальные стулья. Мы с ней
вдвоем последние, Судьба. Быть при ней. Судьба. Кружились медленно. Потом
быстро. Мы с ней вдвоем. Все смотрели. Потом стоп. И мигом она уселась.
Все кто вышел смотрели. Смеющиеся губы. Колени желтые.
- _Пленял мой взор_...
Пение. В тот раз пела "Ожидание". Я переворачивал ноты. Голос полный
аромата какими духами твоя сирени. Увидел грудь, обе полные, горло, льющее
трели. Впервые увидел. Она поблагодарила. Почему она меня? Судьба. Глаза
испанки. В этот час одна в своем патио под старой грушей в старом Мадриде
наполовину в тени Долорес онадолорес. Меня. Маня. Заманивая.
- _Марта! О, Марта_!
Оставив всю томность, Лионель возопил, страдая, испустил вопль
нестерпимой страсти, гармоническими созвучиями, что опускались и
поднимались, призывая любовь вернуться. Молящий клик Лионеля, чтобы она
узнала, чтобы Марта почувствовала. Ее одну он ждал. Где? Тут и там поищи
там и сям все ищите где. Где-нибудь.
- _Ве-е-ернись, моя утрата!
Ве-е-ернись, моя любовь!_
Один. Одна любовь. Одна надежда. Одно утешение мне. Марта, грудной
звук, вернись.
- _Вернись_..!
Она парила, птица, продолжала полет, чистый и быстрый звук, парящий
серебряный шар, она взметнулась уверенно, ускорила приближение, нет,
замерла в вышине, не тяни так долго долгое дыхание у него дыхание на
долгую жизнь, воспарив ввысь, в вышине, увенчанная, сверкая и пламенея,
ввысь, в премирном сиянии, ввысь, на лоне эфирном, ввысь, лучи раскидывая
ввысь и повсюду, повсюду паря, заполняя все, без конца и без края - рая -
рая - рая...
- _Ко мне_!
Саймопольд!
Финиш.
Приди. Отлично спел. Все захлопали. Она должна. Приди. Ко мне, к нему,
к ней и к тебе тоже, ко мне, к нам.
- Браво! Хлопхлоп. Молодчина, Саймон. Хлохлохлоп. Бис! Хлоплоплоп.
Голос как колокольчик. Браво, Саймон! Хлопхлипхлюп. Бис, хлобис, все
хлопали, все кричали. Бен Доллард, Лидия Дус, Джордж Лидуэлл, Пэт, Майна
Кеннеди, два джентльмена с двумя кружками, Каули, первый джен с кру и
бронзовая мисс Дус и золотая мисс Майна.
Буяна Бойлана модные рыжие штиблеты ступали, поскрипывая, по полу бара,
как выше сказано. Мимо памятников сэру Джону Грэю, Горацио однорукому
Нельсону, достопочтенному отцу Теобальду Мэтью позвякивала коляска, как
сказано выше только что. По солнцу, по жаре, с нагретым сиденьем. Cloche.
Sonnez la. Cloche. Sonnez la. Кобылка замедлила, взбираясь на холм возле
Ротонды, Ратленд-сквер. Промедленье досадно Бойлану, буяну Бойлану,
горячке Бойлану, эк тащится лошаденка.
Замерли последние отзвуки аккордов Каули, растворились в воздухе, и
стал насыщенней воздух.
И Ричи Гулдинг отхлебнул виски, а Блум Леопольд - сидра, а Лидуэлл -
пива, а второй джентльмен высказал, что они бы повторили по кружечке, если
она не возражает. Мисс Кеннеди, дурную им оказывая услугу, изогнула
коралловые губы в улыбке первому, потом второму. Не возражает.
- В тюрьму на недельку, - сказал Бен Доллард, - на хлеб и на воду. Вот
тогда бы вы, Саймон, запели как дрозд в саду.
Лионель Саймон, певец, засмеялся. Отец Боб Каули опять заиграл. Майна
Кеннеди подавала пиво. Второй джентльмен расплачивался. Том Кернан
шествовал к стойке. Лидия, восхищения предмет, восхищалась. Но Блум пел
безмолвно.
Восхищаясь.
Ричи, восхищаясь, разливался насчет дивного голоса этого человека. Ему
был памятен один вечер, в давние годы. Такое невозможно забыть. Сай пел
"Да, мощь и слава", у Неда Лэмберта это было. Боже правый никогда в жизни
он не слыхал чтобы брали такие ноты в жизни не слыхал "неверная,
расстаться лучше нам" так чисто так Господи в жизни не слыхал "коль нет
любви" таким потрясающим голосом спросите Лэмберта он скажет вам то же
самое.
Гулдинг, с румянцем сквозь бледность, повествовал мистеру Блуму, с
лицом темней ночи, как Сай Дедал в доме у Неда Лэмберта пел "Да, мощь и
слава".
Он, мистер Блум, слушал, как он, Ричи Гулдинг, повествует ему, Блуму, о
вечере, когда он, Ричи, слышал, как он, Сай Дедал, пел "Да, мощь и слава"
в доме у него, Неда Лэмберта.
Свояки, родичи. Встречаясь, друг другу не скажем ни слова. Я думаю, тут
черная кошка пробежала. Поливает его презрением. И смотри-ка. От этого еще
больше им восхищается. О, тот вечер, когда Сай пел. Человеческий голос,
две тоненькие шелковые нити, самое удивительное из всего.
Горькая жалоба была в том голосе. Теперь спокойней. Как смолкнет, тут и
чувствуешь, что услышал. Вибрации. Сейчас воздух смолк.
Блум распутал свои сплетенные кисти и рассеянными пальцами подергал
упругую струну. Он оттягивал и дергал. Она жужжала и гудела. Пока Гулдинг
толковал о постановке голоса у Барраклоу, а Том Кернан, обращаясь в
прошлое с неким ретроспективным упорядочением, что-то говорил отцу Каули,
который, слушая, импровизировал, который кивал, импровизируя. Пока Большой
Бен Доллард говорил с Саймоном Дедалом, закуривающим трубку, который
кивал, закуривая, который курил.
Моя утрата. Все романсы на эту тему. Еще сильней натянул Блум свою
струну. Не жестоко ли это. Люди привяжутся друг к другу, завлекут, заманят
друг друга. А потом разрыв. Смерть. Крах. Обухом по башке. Ковсемчертям -
чтобтвоегодуху. Жизнь человека. Дигнам. Бр-р, как та крыса шевелила
хвостом! Пять шиллингов я пожертвовал. Corpus paradisum [Тело рая (лат.),
смесь слов из заупокойной мессы в эп. 6]. Карканье клирика, его брюхо, как
у дохлого пса. Сгинул. Отпели. Забыт. Так вот и я. И в один прекрасный
день она с. Оставишь ее - сыт по горло. Сперва пострадает. Похныкает.
Большие глаза испанки уставлены в пустоту. Волнистыистыисты -
густыустыустые волосы не прич-причесан-ны.
Хотя сплошное счастье наводит скуку. Он натягивал все сильней, сильней.
Так ты несчастлив в? Трень. Она лопнула.
Коляска позвякивала по Дорсет-стрит.
Мисс Дус атласную ручку отобрала с видом укоризненным и польщенным.
- Вы слишком много себе позволяете, - пожурила она, - мы еще
недостаточно знакомы.
Джордж Лидуэлл заверил ее, что он искренне, он серьезно - однако она не
верила.
Первый джентльмен заверил Майну, так все и было. Она его спросила, так
ли все было. И вторая кружка ее заверила, так. Что так все и было.
Мисс Дус, мисс Лидия, не верила - мисс Кеннеди, Майна, не верила -
Джордж Лидуэлл, нет - мисс Ду не - первый, первый - джент с кру - верила,
нет-нет - нет-нет, мисс Кенн - Лидлидиуэлл - крукруж.
Лучше тут написать. На почте все перья обглоданы и поломаны.
Лысый Пэт приблизился по знаку его. Перо и чернила. Удалился. И бювар.
Удалился. Бювар, промокнуть. Услыхал, глухарь Пэт.
- Да, - сказал мистер Блум, теребя свернувшуюся струну. - Бесспорно.
Несколько строчек, и хватит. Мой подарок. Вся эта итальянская музыка с
фиоритурами. Интересно, кто автор. Когда знаешь кто, как-то яснее. Теперь
вынимай лист бумаги, конверт - с невозмутимым видом. Это совершенно
типично.
- Коронный номер всей этой оперы, - сказал Гулдинг.
- Бесспорно, - отвечал Блум.
Все это - номера. Числа. Вся музыка, если разобраться. Два помножить на
два поделить пополам будет дважды один. Аккорды - это вибрации. Один плюс
два плюс шесть будет семь. Можно числами крутить как угодно. Всегда выйдет
что-то равно чему-то - симметрия. Симмертия. Смерть. Он и не замечает, что
я в трауре. Толстокож, дальше своего брюха не видит. Музматематика.
Кажется, будто слышишь нечто возвышенное. А попробуй-ка ей сказать в таком
духе: Марта семь помножить на девять минус икс дает тридцать пять тысяч.
Как от стенки горох. Так что все дело в звуках.
Например, он сейчас играет. Импровизирует. Пока нет слов, это может
означать что угодно. Надо вслушиваться как следует. Нелегко. Сперва все
отлично - а потом слышишь, будто слегка выпал из темы - потерялся слегка.
А уж там посыпались мешки да бочки, через заборы с проволокой, скачка с
препятствиями. Главное войти в ритм. Зависит от настроения. Но все-таки
слушать всегда приятно. Не считая, конечно, гамм, когда девицы долбят.
Целых две по соседству. Для таких бы надо придумать беззвучное пианино. Я
для нее купил Blumenlied [песнь цветов (нем.)]. За название. Однажды шел
домой ночью, и девушка это играла в медленном темпе, девушка. Где ворота
конюшен рядом с Цецилия-стрит. Милли не любит. Странно, ведь мы-то оба.
Пэт лысый глухарь принес чернила и плоский бювар. Плоский бювар положил
глухарь рядом с чернилами и пером. Тарелку, вилку и нож Пэт взял со стола
и отбыл.
Этому языку нет равных заявил Бену мистер Дедал. Еще мальчишкой он
слышал как они распевали свои баркаролы: Рингабелла, Кроссхейвен,
Рингабелла, в этих местах. Гавань в Куинстауне полна итальянских судов.
Представляете, Бен, они там разгуливали лунными ночами в этаких
невообразимых шляпах. Так стройно сливались голоса. Какая музыка, Бен.
Слышал мальчишкой. В ночи над гаванью звучали лунаролы.
Терпкую трубку отложив, сложенную щитком ладонь поднес он к своим
губам, проворковавшим зов ночной в лунном свете, звучный вблизи, зов
издали, отзываясь.
По краю свернутого трубкой "Фримена" скользил Блума глаз, как бы не
сглазил, отыскивая, где же я это видел. Каллан, Коулмен, Дигнам Патрик.
Эй-гей! Эй-гей! Фоусет. Ага! Вот это я и искал.
Авось он не наблюдает за мной, а то нюх как у крысы. Он развернул свой
"Фримен". Теперь не увидит. Не забывай е писать по-гречески. Блум
обмакнул, Блу пробормо: дорогой сэр. Дорогой Генри нацарапал: дорогая
Мейди. Получил от тебя пись и цве. Тьфу, а куда девал? В каком-то из кар.
Соверш невозм. Подчеркни: невозм. Написать сегодня.
Скучное дело. Заскучавший Блум легонько побарабанил я просто слегка
задумался пальцами по плоскому глухарем доставленному бювару.
Пошли дальше. Ты знаешь, что я имею в виду. Нет, это е замени. Прими
маленький подар что я влож. Отве не проси. А сейчас погоди-ка. Значит,
пять Диг. Тут около двух. Пенни чайкам. Илия гря. Семь у Дэви Берна. Итого
около восьми. Скажем тогда, полкроны. Маленький подар: почт перев два и
шесть. Напиши мне длинное. Ты не презираешь? А у тебя есть какие-нибудь
украшения, чтобы позвякивали? Это волнующе действует. Почему ты меня
назвала против? Наверно, сама противная, а? Эх, у Мэри панталоны на одной
резинке. На сегодня прощай. Да-да, расскажу, конечно. Я бы тоже хотел.
Подогревай. А помнишь тот мой. Тот свет, так у нее в письме. Пока у меня
терпе. Подогревай. Ты должна верить. Верить. Тип с круж. Это. Истинная.
Правда.
Глупо, что я пишу? Это мужья не сами. Их брак заставляет, жены. Потому
что я не с. Ну а если б. Но как? Она должна. Сохранять молодость. Допустим
она узнает. Карточка у меня в шляпе-лю. Нет, все нельзя говорить. Лишнее
огорчение. Если сами не видят. Женщина. Что годится одному, годится
другому.
Кэб номер триста и двадцать четыре, на козлах Бартон Джеймс,
проживающий в доме номер один, Хармони авеню, Доннибрук, а в кэбе седок,
молодой джентльмен в шикарном костюме синего шевиота, сшитом у Джорджа
Роберта Мизайеса, закройщика и портного, проживающего набережная Идеи,
пять, в щегольской шляпе тонкой соломки, купленной у Джона Плестоу,
Грейт-Брансвик-стрит, дом один, шляпника. Ясно? Это и есть та коляска, что
резво позвякивала. Мимо мясной лавки Длугача, мимо яркой рекламы Агендат
рысила кобылка с вызывающим задом.
- Отвечаем на объявление? - спросили острые глазки Ричи.
- Да, - сказал мистер Блум. - Коммивояжер в пределах города. Пустое
дело, я думаю.
Блу бормо: наилучшие рекомендации. Генри меж тем писал: это меня
взволнует. Ты умеешь. Спешу. Генри. Греческое е. Лучше, когда есть
постскриптум. Что он сейчас играет? Импровизация. Интермеццо. P.S. Трам
пам пам. А как ты про? Проучишь меня? Съехавшая юбка крутилась, раз, раз.
Скажи мне, я хочу. Знать. Уж. Ясно, если бы нет, не спрашивал бы.
Ля-ля-ля-ре-е. Конец тащится печально, в миноре. Почему минор печальный?
Подпиши Г. Им нравится, когда под конец печально. P.P.S. Ля-ля-ля-ре-е.
Сегодня я так печален. Ля-ре-е. Так одинок. До.
Он быстро промокнул, письмо к бювару прижав. Конве. Адре. Спиши прямо
из газеты. Пробормотал: мсье Каллан, Коулмен и Ко. Генри же написал:
Дублин
Долфинс-барн-лейн
До востребования
Мисс Марте Клиффорд.
Промокни там же, чтобы нельзя было прочесть. Вот так. Идея для рассказа
на премию. Детектив прочел что-то с промокашки. Гинея за столбец. Мэтчен
постоянно вспоминает смешливую чаровницу. Бедная миссис Пьюрфой. К.к.:
ку-ку.
Слишком уж поэтично вышло насчет печали. Все из-за музыки. Чары музыка
таит, как сказал Шекспир. Цитаты на каждый день. Быть или не быть.
Расхожая мудрость.
В розарии Джерарда на феттер-лейн прогуливается он, седеющий шатен.
Всего одна жизнь нам дана. Одно тело. Действуй. Но только действуй.
Худо-бедно, а сделано. Осталось марку и перевод. Почта рядом. Ступай.
Довольно. Обещал с ним встретиться у Барни Кирнана. Неприятное дело. Дом
скорби. Ступай. Пэт! Не слышит. Сущий глухарь.
Коляска сейчас уже подъезжает. Говорить. Говорить. Пэт! Не слышит.
Салфетки раскладывает. Этак нашагается за день. Нарисовать ему на плеши
лицо, будет един в двух лицах. Как бы хотелось, чтобы они еще спели.
Отвлекло б от.
Лысый Пэт салфетки озабоченно митрил. Пэт служитель тугоухий. Пэт
служитель служит клиент ждет и тужит. Хи-хи-хи-хи. Он служит а клиент
тужит. Хи-хи. Глухарь тугоухий. Хи-хи-хи-хи. Он служит а клиент тужит. Раз
уж тот тужит если он тужит этот обслужит раз уж тот тужит. Хи-хи-хи-хи.
Хо-хо. Потужит да и обслужит.
А теперь - к Дус. Дус Лидия. Бронза и роза.
Она чудесно, ну просто чудесно провела время. А поглядите, какую
красивую ракушку она привезла.
Держа легонько, она принесла ему со стойки витой, рогатый, моря
звучащий горн, дабы он, стряпчий Джордж Лидуэлл, мог послушать.
- Слушайте! - повелела она.
Под Тома Кернана речи, подогретые джином, аккомпаниатор сплетал
медленную мелодию. Подлинный факт. Как Уолтер Бэпти потерял голос. И тут,
сэр, гневный супруг хватает его за горло. _Вы негодяй_, говорит. _Но
больше уж вам не петь любовных песен_. Вот такая история, сэр Том. Боб
Каули сплетал. У теноров всегда масса женщ. Каули откинулся назад.
Да-да, сейчас он услышал, она поднесла ему к самому уху. Слушайте! Он
слушал. Замечательно. Она поднесла ее к своему, и в бледном процеженном
свете золото контрастом скользнуло. Тоже послушать. Тук.
Блум видел через дверь бара, как они подносили к уху раковину. Он
слышал, хоть и слабей, то же, что они слышали, себе, а потом другой
поднося послушать, слушая плеск волны, громко, беззвучный рев.
За бронзой утомленное золото, вблизи, издали, слушали.
Ее ухо - еще одна раковина, мочка оттопырена. Была на побережье. Те
приморские красотки. Кожа обгорела на солнце. Чтобы получился загар,
сначала надо кольдкремом. Гренок с маслом. Кстати, не забыть про лосьон.
Возле губ лихорадка. Голову бедняжке. Поверх волосы начесаны: ракушка
обросла водорослями. Зачем они прячут уши под этими водорослями волос? А
турчанки рот прячут, тоже зачем? Одни глаза поверх сетки. Чадра. Попробуй
туда проникни. Пещера. Входить только по делу.
Думают, что им слышно море. Его пение. Рев. А это кровь. Приливает к
ушам. А что, тоже море. Шарики - острова.
Правда, замечательно, Так отчетливо. Можно еще. Джордж Лидуэлл подержал
ее, шепчущую, послушал, - потом осторожно отложил.
- О чем напевают волны? - спросил он ее с улыбкой.
Чаруя, но не давая ответа, улыбкой моря Лидия Лидуэллу улыбнулась.
Тук.
Мимо Ларри О'Рурка, мимо нашего Ларри, бравого Ларри О', Бойлан
колыхался и свернул Бойлан.
От покинутой раковины мисс Майна скользнула к ожидающим кружкам. Нет,
она была не совсем одинока, лукаво поведала головка мисс Дус мистеру
Лидуэллу. Прогулки у моря при луне. Нет, не в одиночестве. А с кем же? С
одним очень достойным другом - был достойный ответ.
Пальцы Боба Каули снова замелькали в высоких октавах. Право первого
иска за домохозяином. Немного бы времени. Длинный Джон. Большой Бен. С
легких пальцев слетал легкий яркий мотив для увеселения легконогих дам с
лукавой улыбкой и их кавалеров, их достойных друзей. Раз: и - раз - раз -
два - раз: два - раз - три - четыре.
Море, ветер, листва, реки, гром, мычанье коров, скотный рынок, петухи,
куры не кукарекают, змеиный ш-ш-ш-шип. Во всем есть музыка. Дверь
Ратледжа: кр-р, скрип. Нет, это уже шум. А сейчас он менуэт играет из "Дон
Жуана". Придворные во всяческих туалетах танцуют в покоях замка. А снаружи
крестьяне. Нищета. Голодающие с синими лицами, едят лопухи. Красота,
нечего сказать. Глянь: глянь-глянь-глянь-глянь-глянь: погляди на нас.
Радостная мелодия, я хорошо чувствую. Но никогда бы не написал такую. А
почему? Моя радость - другая. Но они обе - радость. Конечно, радость.
Музыка самим фактом уже говорит, что ты. Сколько раз думал, она не в духе,
а она начинает вдруг напевать. Ну, тут ясно.
Маккой с чемоданом. Моя жена и ваша жена. Кошачий визг. Или как будто
шелк раздирают. Когда разговаривает, трещит как трещотка. Они не умеют
говорить с паузами, как мужчины. И брешь какая-то у них в голосе. Заполни
меня. Я теплая, темная, открытая. Молли в quis est homo: Меркаданте.
Прислонил ухо к стене, чтоб слышать. Мне нужна женщина, которая б
отпускала товар.
Звякнув брякнув стала коляска. Щегольской штиблет Бойлана-щеголя
броские носки в стрелки и пояски соскочили легко на землю.
А смотри-ка! Тоже у Моцарта, "Маленькая ночная музыка". Отличный
каламбур. Я эту музыку часто слышу, когда она. Акустика. Журчание. Когда в
пустой горшок особенно громко. Все дело в акустике, изменение громкости
согласно весу воды равняется по закону падающей воды. Как эти рапсодии
Листа, венгерские, на цыганский лад. Жемчужины. Капли. Дождик.
Кап-кап-ляп-ляпплям-плям. Ш-ш-шип. Сейчас. Может, как раз сейчас. Или уже.
В дверь тук-тук, в двери стук, то дружок Поль де Кок большой мастер
стучать то петух потоптать кукареку прокричать. Ко-о-кокок.
Тук.
- "Qui sdegno" ["Тут возмущенье" (итал.)], Бен, - попросил отец Каули.
- Да нет, Бен, - вмешался Том Кернан, - лучше "Стриженого паренька". На
родном наречии.
- Давайте, Бен, - присоединился к нему мистер Дедал. - О, добрые люди.
- Давайте, давайте! - поддержали все в один голос.
Пойду-ка я. Пэт, можно вас. Подойдите. Он подходит, он подходит, он, не
мешкая, идет. Ко мне. Сколько с меня?
- А в какой тональности? Шесть диезов?
- Фа диез мажор, - подтвердил Бен Доллард.
Растопыренные когти Каули упали на черные клавиши нижних октав.
Я должен идти, сказал принц Блум принцу Ричи. О, нет, возразил Ричи.
Увы, должен. Где-то он раздобыл деньжонок. Теперь пойдет во все тяжкие,
пока у него поясницу не схватит. Сколько? Он услывидел губречь. Шиллинг и
девять пенсов. Пенни ему. Вот. Нет, оставь два на чай. Глухой, весь в
заботах. Может, у него дома семья, жена тужит, пока Пэтти служит.
Хи-хи-хи-хи. Глухарь служит, она по нем тужит.
Но погоди. Послушай. Мрачные аккорды. Угугугрюмые. Низкие. Во мрачной
пещере, в недрах земли. Груды руды: глыбы музыки.
Голос мрачного времени, нелюбви, земной истомленности, мерно вступил и,
скорбный, пришедший издалека, с диких гор, воззвал к добрым людям.
Священника он искал, ему хотел молвить слово.
Тук.
Бен Доллард, бас-бормотон. Старается выразить как может. Уханье
необъятного болота - безлунного - безлюдного - бездамного. Еще один,
скатившийся вниз. Был ведь когда-то крупным поставщиком для флота. Отлично
помню: просмоленные канаты, сигнальные фонари. А потом банкротство на
десять тысяч фунтов. Теперь в богадельне Айви. Каморка номер такой-то. Все
выпивка довела.
Священник дома. Слуга мнимого священника приглашает его войти. Входи.
Святой отец. Завитки аккордов.
Разоряют людей. Губят им жизнь. А потом пожалуют по каморке, чтоб имел,
где подохнуть. Бай-бай. Колыбельная. Спи, наш песик, баю-бай. Спи,
собачка, подыхай.
Голос, звучащий предостережением, зловещим предостережением, поведал
им, как входит юноша в зал пустой, как зловеще там раздаются его шаги,
поведал о мрачных покоях, где сидел священник в сутане, готовый выслушать
исповедь.
Чистая душа. Правда, малость уже свихнулся. Рассчитывает выиграть в
"Ответах" конкурс, разгадка ребусов на названия стихотворений. И мы вручим
вам хрустящую банкноту в пять фунтов. Птица сидит на яйцах в гнезде. Он
решает, что это "Песнь последнего менестреля". Ка черточка тэ, какое это
домашнее животное? Эн черточка эн, храбрейший из моряков. Но голос до сих
пор прекрасный. И далеко не евнух, с этакой-то своей снастью.
Слушай. Блум слушал. Слушал Ричи Гулдинг. И у дверей глухой Пэт, лысый
Пэт, очаеванный Пэт слушал.
Аккорды зазвучали медленней.
Голос раскаяния и горя выводил медленно, красиво, вибрируя. Покаянная
борода Бена исповедовалась: In nomine Domine, во имя Господне. Он
преклонил колена. Бия себя в грудь, исповедовался он: mea culpa [моя вина
(лат.)].
Опять латынь. Они к ней липнут, как мухи к липучке. Священник со
святыми дарами для тех женщин. Другой на кладбище, гробер или гробби,
corpusnomine [телоимя (лат.)]. Интересно, где та крыса сейчас. Скреблась.
Тук.
Они слушали, кружки и мисс Кеннеди, Джорджа Лидуэлла выразительные
ресницы, и полногрудый атлас, Кернан, Сай.
Поющий голос вздыхал, скорбел. Грехи его. С Пасхи он выругался три
раза. Чертов убл. Однажды прогулял мессу. Однажды, проходя мимо церкви,
забыл помолиться за упокой души матери. Совсем парнишка еще. Стриженый
паренек.
Бронзоволосая возле пивного насоса, заслушавшись, глаза устремила
вдаль. Самозабвенно. Будто и знать не знает, что я на нее. У Молли на это
нюх, замечать, когда на нее глядят.
Бронзоволосая глаза устремила вдаль, в сторону. Там зеркало. Это у нее,
видно, самый эффектный ракурс. Всегда за этим следят. Стук в дверь.
Последний штрих к туалету.
Кук-карре-ку.
О чем они думают, когда слушают музыку? Так ловят гремучих змей. Вечер,
когда Майкл Ганн устроил нас в ложу. Настройка инструментов. Персидский
шах это обожает больше всего. Напоминает ему любимый дом родной. Еще он
высморкался в занавес. Может, у них так принято. Тоже музыка. А что
собственно плохого. Туруру. Медные, ослы бедные, ревут, задрав раструб.
Беззащитные контрабасы с раной в боку. Деревянные - коровье мычание.
Раскрытый рояль - крокодилова пасть: зубы музыка таит. Бемоли: Б.Молли.
Молли Блум.
Она выглядела великолепно. Шафранное платье с низким вырезом, все
прелести напоказ. Гвоздичный запах дыхания, когда наклонялась что-то
спросить. Я рассказывал, о чем говорит Спиноза в той папиной книжке.
Слушала как завороженная. Глаза вот такие. Наклонялась вперед. Субъект на
балконе все разглядывал ее сверху вниз в бинокль, так и впивался.
Почувствовать красоту музыки - надо послушать дважды. Природы, женщины - с
одного взгляда. Бог создал страну, человек - музыку. Метим псу хвост.
Философия. Ну и дичь!
Все погибли. Все пали в бою. Отец - при осаде Росса, братья - в битве у
Гоури. В Вексфорд, мы вексфордские парни, стремился он. Последний в своем
роду.
Я тоже. Последний в моем роду. Милли со своим студентом. Что ж, видно,
сам виноват. Нет сына. Руди. Сейчас уже поздно. А вдруг нет? Вдруг нет?
Вдруг еще?
В нем не было ненависти.
Любовь. Ненависть. Одни слова. Руди. Скоро буду старик.
Большой Бен развернул голос в полную силу. Могучий голос, сказал Ричи
Гулдинг, у которого румянец боролся с бледностью, Блуму, вскорости старику
но в бытность его молодым.
Теперь об Ирландии. Его родина для него дороже короля. Дева слушает.
Про девятьсот четвертый год не бойтесь говорить. Пора отчаливать.
Насмотрелся.
- _Благослови, отче_, - паренек Доллард воскликнул. - _Благослови меня
ты в путь_.
Тук.
Блум, не получивший благословения в путь, продолжал смотреть. Туалет
сногсшибательный - и это на восемнадцать шиллингов в неделю. Из
поклонников тянет. Надо глядеть в оба. До чего милы красотки. Над
печальными волнами моря. Роман хористки. Были оглашены письма,
доказывающие наличие брачного обещания. Своей тепленькой цыпочке пишет ее
котишка-плутишка. Смех в зале суда. Генри. Подпись-то не моя. Твое
красивое имя.
Музыка зазвучала глуше, и мелодия, и слова. Потом ускорила темп. Шорох
сутаны, и вместо мнимого священника перед ним офицер. Гвардеец, капитан.
Они все это знают наизусть. Обожают пощекотать себя ужасом. Гвардеец-кеп.
Тук. Тук.
Ужасом и сочувствием охваченная, она слушала, подавшись вперед, чтоб
лучше.
Чистое личико. Одно из двух: или девушка, или пока только пальцем
пробовали. Чистая страничка: пиши на ней. А если нет, что с ними делается?
Тоскуют, вянут. Поддерживает в них молодость. Еще как, сами себе дивятся.
Смотри-ка. Впору поиграть на ней. Подуть губами. Белотелая женщина - живая
флейта. Подуть слегка. Громче. Любая женщина три дыры. Так и не поглядел у
богини. Они сами хотят и деликатности особой не требуется. Оттого он всех
и имеет. В кармане золото, на морде нахальство. Глазами в глаза: песни без
слов. Молли и этот мальчуган-шарманщик. Сразу угадала, про что он:
обезьянка больна. А может потому что на испанский похоже. Таким манером
можно даже зверей понимать. Соломон умел. Природный дар.
Чревовещание. Рот у меня закрыт. Думают, у меня в животе. Что?
Желаешь? Ты? Я. Хочу. Чтоб. Ты.
Гвардеец проклятье ему прохрипел. Налился кровью от ярости, чертов
ублюдок. Удачная мысль, юнец, прийти сюда. Жить тебе остается час,
Последний твой.
Тук. Тук.
Пик ужаса. Они чувствуют жалость. Уронить слезу о мучениках. Обо всем,
что умирает, стремится, до смерти жаждет умереть. Обо всем, что рождается.
Бедная миссис Пьюрфой. Надеюсь, разрешилась уже. Потому что их лона.
Влага лона женщины зрачок глядел сквозь ресниц частокол, вслушиваясь,
спокойно. Когда она помалкивает, видишь, какие красивые у нее глаза. По
той реке. И каждый раз, когда медленно вздымалась атласная волна ее груди
(ее вздымающиеся округ), красная роза вздымалась медленно и медленно
опускалась. Ее дыхание - в такт сердцу, дыхание это жизнь. И все крохотные
крохотные завитки, девичьих волос папоротниковый узор, трепетали в такт.
Но взгляни. Уж меркнут звезды. О, роза! Кастилии. Заря. Ха. Лидуэлл.
Так это ему, а не. Влюбился. И я так могу? Брось, погляди-ка вокруг нее.
Пробки, лужи пены пивной, пустые бутылки.
На гладкую рукоять пивного насоса Лидия ручку положила легонько,
мягонько, предоставь-ка это моим рукам. Все потеряно в порыве жалости к
пареньку. Взад-вперед, взад-вперед: блестящую рукоять (знает про его
глаза, мои глаза, ее глаза) большой и указательный пальцы, жалея, гладили:
оглаживали, поглаживали, а потом, нежно касаясь, скользнули, так медленно,
гладко, вниз, и белый, твердый, прохладный эмалированный кол торчал в их
скользящем кольце.
Петух потоптать да покукарекать.
Тук. Тук. Тук.
Я здесь хозяин. Аминь. С яростным скрежетом зубов. Веревка предателям.
Аккорды выразили согласие. Печальная история. Но неизбежно было.
Смыться, пока не кончилось. Спасибо, это было божественно. Где моя
шляпа. Пройти мимо нее. "Фримен" можно оставить. Письмо со мной. А вдруг
она? Нет. Ходить, ходить, ходить. Как Кэшел Бойло Конноро Койло Тисделл
Морис Итакдал Фаррелл, Ходи-ии-и-и-ть.
Ну я, пожалуй. Уходите? Дпжпрдсвд. Блпднлся. Заблумшая душа. Блум
поднялся. Уф. Мыло сзади чувствуется стало липкое. Вспотел, видно: все
музыка. Не забыть про лосьон. Ну что же, до встречи. Шляпа-лю. Карточка
там. Да.
Мимо глухаря в дверях, напрягшего ухо, прошел Блум.
У стенки казармы он был казнен. И в Пассидже тело зарыли его. Dolor!
[Скорбь! (лат.)] О, он долорес! Голос горестного певца призывал к скорбной
молитве.
Мимо розы, мимо груди атласной, мимо ласкающей ручки, мимо помоев,
пробок, пустых бутылок, раскланиваясь на ходу, позади оставляя глазки и
завитки, бронзу и потускневшее золото в тени глубин океанских, проходил
Блум, кроткий Блум, одинокий облумок Блум.
Тук. Тук. Тук.
Молитесь о нем, взмолился бас Долларда. Те, кто мирно внимает.
Прошепчите молитву, оброните слезу, добрые люди, честной народ. То был
стриженый паренек.
Вспугнув стриженого уши развесившего коридорного, уже в коридоре Блум
услыхал рев похвал, браво, смачные шлепки по спине, башмаков топот,
башмаков всех их, не пареньков. Всеобщий хор требовал выпивки обмыть такое
событие. К счастью, я избежал.
- Ну и ну, Бен, - сказал Саймон Дедал. - Клянусь, вы были на высшем
уровне.
- Нет, выше, - возразил Том-Джин Кернан. - Самое проникновенное
исполнение этой баллады, ручаюсь моей душой и честью.
- Лаблаш, - сказал отец Каули.
Бен Доллард, щедрой хвалой осыпанный, радостно раскрасневшийся, грузно
прокачучил к стойке на слоновьих ногах, узловатые пальцы прищелкивающие в
воздухе кастаньеты.
Большой Бенабен Доллард. Боль-шой Бен-Бен, Большой Бен-Бен.
П-р-рр.
Все расчувствовались, Саймон свою растроганность в носа рог протрубил,
все смеялись и привели его, Бена Долларда, в самое отличное настроение.
- Как вы разрумянились, - сказал Джордж Лидуэлл.
Мисс Дус поправила свою розу, приготовившись обслужить.
- Бен machree [мое сердце (ирл.)], - промолвил мистер Дедал, хлопнув
Бена по жирной лопатке. - Молодец хоть куда, вот только все занимается
тайными накоплениями жировых тканей.
Пу-у-пр-р.
- Смертоносный жир, Саймон, - пожаловался Бен Доллард.
Ричи, черная кошка пробежала, сидел в одиночестве: Гулдинг, Коллис,
Уорд. В нерешимости выжидал. Пэт, платы не получивший, тоже.
Тук. Тук. Тук. Тук.
Мисс Майна Кеннеди приблизила губы к уху кружки номер один.
- Мистер Доллард, - тихонько они шепнули.
- Доллард, - шепнула кружка.
Номер один поверил: мисс Кенн когда она: что он дол: она дол: номер
один.
Он прошептал, что он знает эту фамилию. То есть эта фамилия ему
знакома. То есть он уже раньше слышал фамилию. Доллард, правда? Да,
Доллард.
Да, произнесли ее губы уже погромче, мистер Доллард. Он дивно спел эту
песню, прошептала Майна. И "Последняя роза лета" тоже дивная песня. Майне
нравилась эта песня. Кружке нравилась песня которая Майне.
Последнюю розу лета Доллард покинул Блум почуял внутри вьются ветры.
Газы от этого сидра образуются. И крепит. Погоди. Почта возле Рувима
Дж., да еще шиллинг восемь пенсов. Покончить с этим. Можно пройти по
Грик-стрит. Напрасно я обещал прийти. На воздухе лучше. Музыка. Действует
на нервы. Рукоять насоса. Рука, что качает колыбель, правит. Бен Хоут. Что
правит миром.
Даль. Даль. Даль. Даль.
Тук. Тук. Тук. Тук.
По набережной зашагал Лионелеопольд, противный Генри с письмецом к
Мейди, с прелестями греха с безделушками для Рауля с метим псу хвост шагал
Польди.
Тук-тук слепой продвигался по тротуару, тукая тукалкой, тук за туком.
Каули, он себя взвинчивает этим, своего рода опьянение. Лучше на
полпути остановиться: пути мужчины к девице. Или вот меломаны. Весь уйдет
в слух. Не потерять ни полполовинки писка. Глаза закрыты. Кивают головой в
такт. Как свихнулись. Шелохнуться не смей. Думать строго запрещено. И без
конца толкуют про эту кухню. Вечные ляляля про свои ноты.
Хотя это тоже попытка общения. Неприятно, когда обрывается из-за того,
что не знаешь в точ. Орган на Гардинер-стрит. Старому Глинну платили по
пятьдесят фунтов в год. Диковато сидеть там одному наверху со всеми этими
педалями, клавишами, регистрами. Целыми днями за органом. О чем-то
постоянно бубнит, то сам с собой, а то с другим чудаком, который раздувает
мехи. Ворчит сердито, потом чертыханье, крик (там видно была прокладка или
что-то такое в его ах нет крикнула она не надо), потом вдруг мягкой
струйкой уи-и маленькой уи-и маленький тоненький звук как ветерок.
Пи-и! Маленький ветерок тоненько протянул и-и-и. У Блума внутри-и-и.
- Так это он? - спросил мистер Дедал, вернувшись со своей трубкой. -
Сегодня утром мы вместе были на бедняги Дигнама...
- Помилуй Господи его душу.
- Кстати, какой-то камертон там на том...
Тук. Тук. Тук. Тук.
- У его жены раньше был чудный голос. А сейчас как она? - спросил
Лидуэлл.
- Ах, это, верно, настройщик, - объяснила Лидия Саймонлионелю явился
дивный, - его позабыл, когда был тут.
Он совершенно слепой, сообщила она Джорджу Лидуэллу явился второй. И
так изящно играл, просто наслаждение слушать. Изящное сочетание: бронзалид
майназлато.
- А ну, ори, сколько! - орал Бен Доллард, наливая. - Столько?
- Будет! - вопил отец Каули.
Пууррр.
Чувствую, мне явно хочется...
Тук. Тук. Тук. Тук. Тук.
- Вполне, - промолвил мистер Дедал, пристально разглядывая безголовую
сардинку.
Под колпаком, прикрывавшим сандвичи, на катафалке из хлеба она
покоилась, последняя и единственная, одинокая и последняя сардинка лета.
Блум одинок.
- Вполне, - продолжал он разглядывать. - В нижнем регистре. Высшего
качества.
Тук. Тук. Тук. Тук. Тук. Тук. Тук. Тук.
Блум миновал швейное заведение Барри. Хорошо бы я смог. Обождать
малость. Сейчас бы мне это чудотворное средство. Двадцать четыре законника
тут под одной крышей. Кляузы. Любите друг друга. Горы гербовой бумаги.
Господа Чистильщик и Карманов имеют судейские полномочия. Гулдинг, Коллис,
Уорд.
А взять, скажем, того малого, что бухает в большой барабан. Оркестр
Микки Руни - призванье его. Интересно, как он это открыл. Сидел дома у
себя в кресле, уплетал свинину с капустой. Репетирует свою партию. Бум.
Барабум. То-то его жене веселье. Ослиные шкуры. Пока жив, нахлестывают,
когда издохнет, колотят. Бум. Бубубух. Прямо этот, как его там, кишмиш, то
есть, верней, кисмет. Рок.
Тук. Тук. Слепой юноша, постукивающий тросточкой, дошел, постуктукту
кивая, до витрин Дэли, в которых русалка, по плечам распустив струящиеся
русые пряди (но он не мог видеть их), выпускала кольцами дым русалки
(слепой не мог), курите русалку, это легчайшие сигареты.
Инструменты. Стебелек травы, ее ладони раковиной, и подуть. Даже на
гребенке с папиросной бумагой, и то можно исполнить мотивчик. Молли на
Ломбард-стрит, в сорочке, с распущенными волосами. Я думаю, в любом
ремесле какая-нибудь своя, разве нет? У охотников рог. Рогоносцы.
Зачесалось. У тебя? Cloche. Sonnez la. Волынка у пастухов. Свисток
полисмена. Замки-ключи продаю! Трубы чищу! Четыре утра, все спокойно!
Спите! Все потеряно. Барабан? Барабум. Погоди, еще знаю. Главный крикун в
городе, наш главный бам барабум инспектор. Длинный Джон. Мертвого
разбудит. Бум. Дигнам. Бедняга nominedomine [Имягосподне (лат.)]. Бум.
Тоже музыка, хотя, конечно, тут почти одно бум бум бум, то, что называют
da capo [повторить сначала (итал.)]. Но кое-что можно уловить. Мы шагаем
все вперед, все вперед. Бум.
Нет, в самом деле, мне надо. Пу-у-у. Если б я на банкете так. Вопрос
обычаев, вот и все. Шах персидский. Прошепчите молитву, уроните слезу.
Все-таки он был простачок, не разглядеть что это гвардеец кеп. Весь
закутан. Интересно, кто же это был, на кладбище, в коричневом макинто. А,
уличная шлюха!
Потасканная шлюха в черной плоской соломенной шляпке набекрень,
остекленелая в свете дня, скользила безжизненно по набережной навстречу
мистеру Блуму. Когда явился дивный облик. О, да. Я сегодня так одинок. В
дождливую ночь, в переулке. Зачесалось. У него. Как завидел. Он ее. А тут
не ее места. Что она? Надеюсь, она. Эй, сударь! Вам не надо что-нибудь
пости. Видела Молли. Засекла меня. С тобой была полная дама в коричневом
костюме. У меня сразу весь пыл пропал. Назначали свидание зная что никогда
разве что иногда. Так много риска, уж очень близко любимый дом родной.
Заметила меня или нет? При дневном свете жуткое пугало. Лицо как из воска.
Черти бы ее взяли! Ну зачем так, и ей надо жить, как всякому. Отвернись, и
все.
В витрине антикварной лавки Лионеля Маркса надменный Генри Лионель
Леопольд дорогой Генри Флауэр сосредоточенно мистер Леопольд Блум
обозревал облупленные канделябры и фисгармонию с ветхими в червоточинах
мехами. Цена бросовая: шесть шиллингов. Можно бы научиться играть.
Дешевка. Пускай она пройдет. Конечно, все дорого, если тебе не требуется.
Это и называется хороший торговец. То заставит купить, что желает сбыть.
Такой вот мне продал шведскую бритву, которой меня побрил. Хотел еще взять
за то, что он ее наточил. Ну, прошла. Шесть шиллингов.
От сидра, а может, и от бургонского.
Близ бронзы из близи близ злата из дали звонкими бокалами чокнулись они
все, сверкая отважно взорами, перед бронзовой Лидии искусительной розой,
последней розою лета, розой Кастилии. Первый Лид, Де, Кау, Кер, Долл
пятый: Лидуэлл, Сай Дедал, Боб Каули, Кернан и Большой Бен Доллард.
Тук. Входит юноша в зал "Ормонда" пустой.
Блум смотрел на портрет отважного героя в витрине Лионеля Маркса.
Последние слова Роберта Эммета. Семь последних слов. Мейербера.
- Честные граждане, как и ты.
- Вот-вот, Бен.
- Бокал твой поднимут с нами.
Они подняли.
Динь. Дон.
Ток. Незрячий юноша стоял на пороге. Он не видел бронзы: Не видел
злата. Ни Бена ни Боба ни Тома ни Сая ни Джорджа ни кружек ни Ричи ни
Пэта. Хи-хи-хи-хи. Не видел ни зги.
Волноблум, сальноблум смотрел на последние слова. Ну, полегоньку.
_Когда моя страна займет свое место среди_.
Пуррр.
Не иначе как бур.
Пффф! Ох. Перр.
_Наций нашей планеты_. Позади никого. Она прошла. _Вот тогда, но не
прежде, чем тогда_. Трамвай. Гром гром гром. Очень кета. Подъезжает.
Гррамгромгром. Совершенно точно это бургон. Так. Раз-два. _Пусть будет
написана моя_. Дзи-дзи-дзи-и-инь. _Эпитафия. Я закон_.
Пурррпупупуррпффф.
_Чил_.
 |
|
| Правовая
информация | Реклама | Новости | Дизайн | E-mail Copyright © Ikaria Associates |